Кантор идет по следу - Рудольф Самош

Пес не спеша направился к конуре, через невысокий порог которой тщетно пытался перелезть щенок.

Закрыв дверь бокса, Чупати встал за изгородью, чтобы понаблюдать за поведением Кантора.

Схватив щенка за холку, Кантор подтащил его к маленькой миске. Малыш сунул мордочку в суп, но тут же быстро вытащил ее, облизывая рот розовым язычком. Следующий заход малыша был более удачным. Он лизнул раз, другой, третий, удовлетворенно зачмокал и стал есть как ни в чем не бывало.

До тех пор пока щенок не начал есть, Кантор сидел в стороне и не шевелился, наблюдая за неловкими движениями вислоухого существа. Убедившись, что в его помощи больше не нуждаются, Кантор подошел к своей миске и принялся за еду.

В глубине двора Чупати встретился со своим учеником и с одним молодым ефрейтором. Оба полицейских были одеты в синие комбинезоны и походили скорее на рабочих, чем на блюстителей общественного порядка.

— Ну, что там у вас случилось? — спросил Чупати у своего ученика.

— Все в порядке, обычное происшествие, закончившееся несколькими оплеухами; до ножей дело не дошло, мы вовремя прибыли…

— Ты смотри там, осторожно. В боксе Кантора новый Жилец. Не вздумай его выносить оттуда, а то Кантор тебе покажет.

— Новый жилец?

— Да, щенок один… Смотри, чтобы Роби или этот задавака Султан не подходили близко к малышу, когда Кантор на месте. Понятно?

— Так точно.

— Ну то-то! Можешь идти.

Разговаривая со своим учеником, старшина Чупати невольно употреблял слова и выражения, которые ему самому не раз приходилось слышать от майора Бокора.

— Это желание начальника… Ясно? — проговорил старшина, с шумом закрывая за собой калитку.

После отъезда Шатори старшина Чупати не находил себе места. С тревогой и нетерпением он ожидал возвращения капитана, а в голове теснились невеселые мысли: «Что же будет с нами, если капитана переведут в другое место? Без Шатори жизнь здесь будет не сахар. Кто нас с Кантором будет защищать? Майор Бокор не даст нам с Кантором покоя. Начнет бросать с одного задания на другое, а если что случится, то ни за Кантора, ни за меня некому будет заступиться».

С такими мыслями старшина без всякой цели бродил по двору. Не утешало его и то, что он вчера так ловко провел майора, которого увезли в госпиталь с приступом язвенной болезни.

Скорый поезд из Будапешта прибыл ровно в десять. Чупати пришел встретить капитана и толкался на перроне, разглядывая встречающих, а их было так много, что старшина не сразу заметил вышедшего из вагона Шатори.

— Что ты здесь делаешь? — Капитан хлопнул старшину по плечу.

— Как что? Вот… пришел…

— А-а-а, — протянул Шатори. — Понимаю, ждешь кого-то, встречаешь? Ну, тогда не буду тебе мешать.

— А ты мне и не мешаешь, — запротестовал старшина. — И вовсе никого я не встречаю. Так что пойдем…

Капитан радостно улыбнулся. Как-никак, а с этим странным и подчас неуживчивым человеком он прослужил много лет.

— Ну что ж, тогда пошли. Приглашаю тебя в Кабачок короля Матьяша на стаканчик винца.

— Это хорошо, — пробормотал Чупати, добродушно поглядывая на капитана. Старшину так и подмывало задать Шатори несколько вопросов, но он набрался терпения и молчал.

В кабачке капитан заказал два стакана вина с содовой По виду Шатори было заметно, что настроение у него превосходное.

Чупати терялся в догадках, но капитан, как назло, молчал. Старшине даже вино в горло не шло. Разговорились они только тогда, когда вышли на улицу.

— Ну, как дела? — наконец спросил старшина.

— Какие дела?

— Не тяни, ты же знаешь… Что тебе сказали в центральном управлении?

— Пока это тайна, — Шатори громко рассмеялся. — Уезжаем мы, дружище…

— «Уезжаем»? И кто это «мы»?… И куда?…

— Как кто? Я, ты, Кантор… Поедем в столицу, станешь будапештским жителем. Тебя что, это не радует?

— А шеф наш тоже едет?

— Нет, об этом речи не было… — Шатори сделал неопределенный жест рукой.

— Выходит, ты будешь наш начальник? — От радости рот Чупати расплылся до ушей.

— Выходит. Согласен? Если не хочешь, можешь отказаться.

— Я… отказаться?

— Ты ведь даже не спросил, на какую работу я тебя приглашаю.

— С тобой я хоть куда поеду… если, конечно, пообещаешь, что не будешь больше меня посылать патрулировать по городу.

— Эх, Чупати, да ты, я вижу, неисправим!

— Ну, так обещаешь?

— Хорошо, обещаю, только и ты обещай, что не будешь больше заходить в корчму в рабочее время.

— Баста, я больше не пью… ни глотка, — проговорил Чупати и в тот же миг почувствовал, что во рту у него пересохло.

— Ну, хорошо, шутки в сторону. В центральном управлении полиции решили организовать следственную группу, куда будет входить проводник со служебной собакой… Делают это в порядке опыта. Я и сам не знал, что Кантор настолько прославился. Но должен тебе сказать, что особенно много шума в Будапеште наделало последнее происшествие в цирке. Трудное было дельце.

— Не такое уж оно и трудное, — возразил старшина.

— Может, для тебя и не трудное, однако расследование этой истории в цирке оказалось последней каплей, которая переполнила чашу сомнения, после чего начальство решило организовать эту группу. Понял? Наконец-то ты избавишься от Бокора…

— А квартиру нам дадут в городе? — поинтересовался старшина.

— Конечно, дадут.

— А то без квартиры какая жизнь…

Расстались они на центральной площади. Чупати пошел домой по пустынной улице. Он шел и размышлял, что до сих пор Будапешт ничем не прельщал его, Старшина не был похож на тех военных — а таких было немало, — которые всеми правдами и неправдами стремились перевестись в столицу. Подумал старшина и о том, какой станет его служба в столице, чем она будет отличаться от жизни в небольшом провинциальном городке.

«Все-таки столичная жизнь — это столичная… Вот только не знаю, что на это скажет жена. Все случилось как-то неожиданно. Как-никак надо оставлять и дом, и садик».

С появлением маленького щенка Тончи у Кантора впервые в жизни появились серьезные разногласия с первым помощником хозяина.

Когда сержант подходил к боксу, Кантор встречал его недовольным ворчанием, показывая этим, что он вовсе не желает, чтобы кто-нибудь, кроме Чупати, переступал границы его владений и тем более дотрагивался до щенка.

Когда же такое действие не достигало цели, ворчание Кантора превращалось в настоящее рычание, а Топчи начинал жалобно скулить. Кантор одним движением головы заставлял сержанта держаться на значительном расстоянии. Если же сержант был недостаточно внимателен и не соблюдал почтительной дистанции, Кантор зубами хватал руку, которая тянулась к щенку. Сержанту ничего не оставалось, как поспешно ретироваться.