Кантор идет по следу - Рудольф Самош

— По-собачьи говорить не умею, — Шатори махнул рукой.

— Ну вот видишь, в этом между нами и разница: ты понимаешь латынь, а я — собачий язык…

— Не дури, Чупати. Мне ты смело можешь рассказать.

— Со временем…

Конец этому разговору положил майор Бокор, который шел со стороны универмага.

— Ты здесь? — удивился майор. В голосе его прозвучала угроза.

— Так точно, здесь, — Чупати принял положение «смирно». — Товарищ майор, в районе моего патрулирования никаких происшествий не произошло.

— Ох и бессовестный! Ну подожди…

Майора перебил Шатори:

— Прошу прощения, но я со старшиной уже минут десять стою и разговариваю, а пришел он сюда со стороны городской полиции.

— Вот как? Тогда объясните мне, пожалуйста, кто из полицейских двадцать минут назад был в корчме? Вон там, на противоположной стороне площади.

Капитан растерянно развел руками:

— Я не знаю, начальник, может, мы ошиблись… Ведь собаку мы не видели, — добавил он менее уверенным тоном.

— Безобразие! Самое настоящее безобразие, когда человек сам себе не верит… — произнес майор, и его лицо исказила гримаса, потому что у него появились колики в желудке.

Шатори заметил эту гримасу и вежливо посоветовал:

— В нескольких шагах отсюда, товарищ майор, есть аптека. Разрешите проводить вас до нее?

Боли в желудке у Бокора стали такими острыми, что он не мог больше терпеть.

— Пошли, — простонал он и двинулся по направлению к аптеке.

Шатори пошел за майором, тихо ворча на Чупати:

— Ну, подожди, разбойник! Эта была твоя последняя выходка!

Смущенный Чупати смотрел вслед своему начальнику и думал: «Как бы там ни было, все равно не ты самый большой умник на свете». В этот миг он почувствовал угрызения совести. Лицо старшины залила краска стыда.

— Пошли, — недовольно буркнул он Кантору и пошел к аптеке.

В дверях он столкнулся с майором и капитаном Шатори, которые уже выходили из аптеки.

— Товарищ майор… — начал старшина. — Я, право, не хотел… Словом, не сердитесь на меня…

Майор Бокор недовольно махнул рукой и сказал:

— Бросьте! Вы есть «чудо» моей педагогической практики.

Чупати шел рядом с Кантором с видом цыгана, только что уличенного в воровстве.

— Все дело в вине, это точно, — объяснял старшина на следующий день следователю, который разбирал дело о поведении старшины во время исполнения служебных обязанностей.

— Если ты понимаешь это, тогда почему пьешь? — строго спросил следователь старшину.

— Почему, почему… В душе каждого человека сидят как бы два человека: один хороший, а другой плохой. Хороший говорит: «Дурак, не пей!» Плохой тут же шепчет: «А почему бы тебе и не выпить?» Ну и получается спор: пить или не пить. Так и до беды недалеко. Вот и все.

После разбирательства старшина решил: будь что будет, а оставшееся вино, выигранное Кантором, он все равно допьет.

На восьмой день старшина трижды побывал в корчме, а когда собрался зайти в четвертый раз, то увидел сквозь окно витрины, как маленький парикмахер и большеносый жестянщик жестами подзывают его к себе.

— Как ты думаешь, все законы мы соблюли? — обратился старшина к Кантору.

Пес обрадованно поднял голову и, посмотрев на хозяина, радостно завилял хвостом.

— Все равно дежурство наше подошло к концу, и стаканчик вина не принесет никакого вреда. Раз уж выиграли, выигрыш нужно получить сполна. — И Чупати поправил портупею.

Кантор охотно пошел за хозяином.

Однако войти в корчму им так и не удалось: из-за угла выскочил молодой сержант — ученик Чупати, которого старшина посвящал в сложное искусство сыскного дела.

— Начальник, — тяжело дыша от быстрого бега, произнес сержант, — тебя срочно вызывают в управление.

— Вот это да! — воскликнул старшина, бросив взгляд на Кантора.

— Случилось какое-то ЧП, — начал объяснять сержант. — Все управление на ноги поднято.

— ЧП? — Глаза у Чупати оживленно загорелись.

— Только быстрей пошли, а то ведь мне приказали тебя срочно разыскать…

Чупати свернул в первую же боковую улочку, чтобы, чего доброго, кто-нибудь из знакомых не увидел его на этой злополучной площади.

Волнение, охватившее старшину, передалось и Кантору, который подумал, что, быть может, их снова пошлют на расследование какого-нибудь трудного и загадочного происшествия. По желанию хозяина пес мог целый день лежать лодырничая, однако по-настоящему счастливым он чувствовал себя только тогда, когда занимался расследованием какого-нибудь дела. Природные качества овчарки требовали выхода энергии, да и хозяин был по-настоящему хозяином только тогда, когда они шли по следу. В таких случаях пес и хозяин представляли собой единое целое.

Капитан Шатори сидел за старым письменным столом и сосредоточенно читал какое-то дело. Временами он краешком глаза поглядывал на правый угол стола, где между бумагами лежал маленький коричнево-черный щенок, чья смешная, с крупными глазами голова то и дело свешивалась со стола.

«Упадет ведь, бедолага», — подумал капитан и протянул руку, чтобы отодвинуть щенка от края стола.

Маленькие кривые лапы щенка мяли лежавшие на столе бумаги.

— Тончи, назад! — строго приказал Шатори.

Услышав голос хозяина, щенок настороженно повел ушами, но смысла приказа не понял. Добравшись до края стола, песик инстинктивно почувствовал грозившую ему опасность: перед глазами лежала пропасть, отделявшая его от пола. От страха он сначала чуть слышно заскулил, а затем сел на задние лапы и замер, чувствуя, как под ними растекается теплая лужица.

— А ведь ты нагадил, проказник, — спокойно проговорил капитан. Он взял щенка за шиворот и положил на прежнее место. Оторвав кусок газеты, капитан осторожно вытер лужицу. — Ну ладно, глупышка, не скули, — успокоил он щенка.

Этого щенка капитану принесли час назад. Точнее, привезли из провинции. Прислал его капитану Шатори знакомый сельский ветеринар.

Осенью прошлого года капитан случайно встретился с ветеринаром и увидел у него красивую, породистую суку, которая ему очень понравилась. Ветеринар пообещал прислать капитану щенка из первого же помета.

Шатори уже давно забыл об этом, однако ветеринар сдержал свое слово — прислал щенка.

«Видно, и я увлекся собаками, как Чупати, а может, просто стариться начал? — подумал капитан и вздохнул: — Видно, правы те, кто советовал мне жениться. Тридцать три года, а я все в холостяках хожу. Этак и старым холостяком сделаться не долго».