Настоящий полицейский - Иван Прохоров

Игорь тем временем присел на корточки, взял скомканный лист развернул его и увидел формулы, написанные, несомненно, рукой брата. Затем посмотрел дальше, прищурился, что-то привлекло его внимание за листом картона, он протянул руку и достал смятую маленькую упаковку из-под сока.

– Ты убил его?! – Орал за спиной Вилли, и окончательно потеряв самообладание, вцепился в шею и начал душить сторожа. Тот захрипел в ужасе, глаза полезли из орбит.

– Что?! – Выдал он осипшим голосом. – Нет… Нет-нет!

Игорь тем временем коснулся пальцем засохшей лужи, понюхал, почувствовал слабый вишневый запах. Затем медленно поднял луч фонаря наверх и замер.

– Вилли… – Позвал он.

Вилли не слышал. Он тряс насмерть перепуганного сторожа, вцепившись ему в шею.

– Ты убил его! Отвечай!!!

– Я всего лишь собираю тут, что плохо лежит, а потом сбываю… он как-то узнал, проник сюда и я просто… слегка побил его… совсем чуть-чуть, оттаскал за ухо. Просто припугнул…

– Вилли! – Заорал Игорь.

Вилли, наконец, услышал его. Повернул голову и тоже замер, глядя на потолок.

Глава 22

Когда тебе тринадцать лет, время кажется почти бесконечным. Особенно, если ты сидишь у окна на последней парте, урок долог и скучен, а затяжной осенний дождь монотонно барабанит по подоконнику. Когда тебе сорок время уходит стремительно, как вода из перевернутой бутылки, но ты не замечаешь этого, потому что растратил его слишком много, чтобы позволить себе еще и думать об этом. Оно давно перестало принадлежать тебе – конфисковано за неумением распоряжаться, при твоем не слишком активном сопротивлении.

А если тебе тринадцать и сорок одновременно, тебе кажется, что ты сошел с ума, но вместе с тем, ты будто начинаешь понимать истинную природу времени, потому что перестаешь быть частью его основного процесса. Это странное чувство, похожее на рассматривание фотографий своего дома и своих родителей за пару лет до собственного рождения. Вот знакомые лица в знакомом интерьере: углы, рассохшиеся дверные косяки, шифоньер со сломанной дверцей, кресло отца с желтой подушкой, на стуле рыжий кот, которого ты будешь хватать за хвост, а тебя еще не существует. Эти люди и этот мир вполне способны жить, обходясь без тебя. И вот ты входишь в этот мир совсем ненадолго, вливаешься в эту временную струю, которая несет тебя до твоей конечной станции, не задумываясь, движется дальше, а тебе и в голову не пришло усомниться, что это река, а не, скажем, речная сеть или возможно даже океан.

Игорь протянул руку над зеркальной лужей, в которой плавали желто-красные дубовые листья. Иглы дождя обожгли загорелое запястье под оттянутым рукавом толстовки, затушили сигарету, зажатую в гибких пальцах. Проходивший мимо невысокий мужик в драповом пальто бросил на него укоризненный взгляд из-под зонта со сломанной спицей.

– Это реально, – сказал Игорь, – реально…

И мир, отражавшийся в больших глазах, соглашался с ним. И ветер, и холод, и настойчивые просьбы девочки лет пяти у забрызганного грязью ларька с кубическим логотипом «Пепси» купить ей что-то для диснеевской коллекции. И гневный ответ ее матери, требовавшей рационально объяснить, зачем ей это нужно.

Желания иррациональны, вспомнил Игорь установку Фрейда и медленно откинулся на спинку скамейки – из той старой советской серии, в которых можно было сидеть полулежа. Под могучими дубовыми ветвями моросящий дождь переставал быть таким назойливым.

Перед ларьком под импровизированный навес жалась очередь из трех человек, которую замыкал учитель математики Макса. Он настороженно посмотрел на Игоря, напомнив вчерашний взгляд Вилли, когда тот, наконец, увидел, что нарисованные глаза не только светятся в темноте, но и умеют выбирать именно тебя. Игоря впечатлила его реакция – он был по-настоящему напуган. На какую-то долю секунды он увидел этот животный ужас в его лице, хотя Вилли быстро взял себя в руки – еще до того, как Игорь, словно заправский коп вытащил из заднего кармана джинсов блокнот, позаимствованный из запасов брата, и принялся старательно записывать цифры и буквы, расположенные дугообразно над левым рожком серны, нарисованной на потолке.

Слишком рассеянным был этот учитель, подумал Игорь, глядя на его помятый затасканный плащ – он пошел в ларек за сосисками, оставив на скамейке распахнутый портфель, из которого забрал только тощий бумажник. Кто вообще носит в портфеле бумажник? Капли дождя добирались до стопки тонких тетрадей и газеты, сунутой в портфель наспех, и потому смятой в гармошку. Игорь протянул руку, чтобы накинуть крышку портфеля, но взгляд его остановился на заголовке:

«Приближение кометы Гохшорнера-Уильямса грозит изменениями невиданного масштаба»

Игорь склонил голову набок и прочитал первый абзац статьи, в котором говорилось, что в Солнечную систему со дня на день вклинится глыба размером с Данию. Комета Гохшорнера-Уильямса была обнаружена в августе 1994 года и поначалу была принята за небольшую планету. По данным полученных с помощью радиотелескопов, расположенных в пустыне Атакама, комета приблизится к орбите Земли в начале ноября 1995 года.

Дальше прочесть было невозможно, не вытащив газету из портфеля. Никакого ажиотажа по поводу комет в своем настоящем детстве Игорь не помнил. Возможно, это было не такое уж важное событие.

Андрей Иванович подошел с двумя картонками, вырезанными из пакета молока, на каждой из которых лежала сосиска с пятнышком краснодарского кетчупа и отрезанными кусками обычной черной буханки. Одну картонку учитель протянул Игорю. Глядя на бесхитростный фастфуд девяностых, а также на истертый рукав плаща учителя и его голодный взгляд, Игорь вспомнил, что учителя в девяностых по большой части пребывали в бедственном положении, и ему стало жаль его. Несмотря на аппетитный запах, Игорь отказался от предложенной порции, сославшись на сытость, и достал сигарету.

– Ты много куришь, – сказал Андрей Иванович, присаживаясь рядом.

Игорь хотел было дать остроумный ответ, но проходившая мимо тетка в сиреневом пуховике опередила его:

– Хорош папаша! – Громогласно заявила она, взмахнув полиэтиленовым пакетом «Marianna». – Ребенок сидит перед ним и курит! Курит!