Однажды в Америке - Хэрри Грей

Через некоторое время Эдди вернулся с мотком изоленты и полотенцем. Я оторвал кусок от полотенца, заткнул рану и закрепил изолентой. Эдди шепотом спросил:

— Можете вы его убрать прямо сейчас?

— Нет, не в такое время, — ответил я.

— Жена этого парня, — Эдди махнул рукой в сторону спальни, — должна вернуться из-за города сегодня утром.

— Узнай, в какое время она прибывает. Мы постараемся убрать труп до ее появления.

Эдди скрылся в спальне. Вернувшись, он сказал:

— Парень говорит, что вы должны убрать его прямо сейчас. Его жена возвращается ранним утром.

— Да пошел он к черту! — сказал я. — Как это будет выглядеть, если чистильщики ковров начнут выносить ковер из дому в четыре часа утра?

— Да, — согласился Эдди, — это будет выглядеть подозрительно. Но все равно надо избавиться от него как можно скорее.

— Перестань дергаться, Эд, — сказал Макс. — Мы уберем его. Ну ладно, — продолжил он, — поскольку раньше восьми утра ничего сделать нельзя, то мы, пожалуй, на время исчезнем.

Эдди остался в квартире вместе с адвокатом, мы с Максом ушли.

Глава 40

Мы отправились прямо на Томпсон-стрит. Пит был в своей мастерской и занимался новым делом. Ему пришло в голову попробовать печатать почтовые марки. Большое количество стандартных блоков лежало на столе.

— Прямо из-под пресса! — довольно хихикнул Пит. — Ну, как они выглядят?

Я взял один блок.

— А вот настоящие, — сказал Пит, протягивая мне другой блок, который достал из стола. — Видишь какую-нибудь разницу?

Я сравнил марки между собой. На мой взгляд, они ничем не отличались.

— Я нанял несколько отличных граверов, — довольно сообщил Пит. — Раньше они работали на итальянском монетном дворе.

Он провел нас в небольшую кладовую. Все стены ее были увешаны полками с небольшими ящичками. Он с гордостью продемонстрировал нам свою коллекцию. Ящички вдоль одной стены содержали изготовленные им этикетки на любые спиртные напитки местного или иностранного производства. В других ящичках были гербовые марки США и поддельные мексиканские и американские купюры.

— Когда-нибудь, — мечтательно проговорил Пит, — я сделаю такую купюру, которую даже эксперты не смогут отличить от настоящей.

— А такое когда-нибудь случалось? — спросил я.

— Нет, но когда-нибудь произойдет. Об этом мечтает каждый, кто занимается нашим бизнесом: напечатать идеальную купюру.

Из одного ящичка Пит достал сертификаты о смерти и похоронах и вернулся к столу.

— Мужчина или женщина? — спросил он.

— Мужчина, — ответил Макс.

Пит заполнил и проштамповал справки. Мы сказали «Привет!» и ушли. От Пита мы поехали в «Райский сад». В заведении были только Простак и Косой в компании с танцующей командой из двойняшек. Похоже, мы прервали что-то важное. Мы закрыли заведение, а двойняшкам пришлось взять такси. Заехав в бани Лутки, мы несколько часов поспали, затем ненадолго заскочили к массажисту и взбодрились, по-быстрому окунувшись в холодный бассейн. В семь тридцать мы прибыли в похоронное бюро. Косой и Простак отправились за грузовиком к чистильщику ковров Клеми, а мы с Максом, взяв большой кусок мешковины, толстую иглу и моток прочных суровых ниток, поехали прямо на место.

Эдди встретил нас в дверях квартиры. Он выглядел очень усталым.

— Этот урод действует мне на нервы больше, чем покойник, — сообщил он нам.

Мы взглянули на адвоката. Он был растрепан и имел совершенно затравленный вид. Когда мы стали заворачивать покойника в ковер, он тоскливо, точно пьяный, пробормотал:

— Этот китайский ковер стоит пять тысяч долларов.

Не обращая на него никакого внимания, мы обмотали ковер мешковиной, и я надежно зашил ее по краям. Потом минут двадцать мы сидели, курили и ждали Косого и Простака.

Они вошли, уже одетые в форму чистильщиков ковров. Грузовой лифт оказался недостаточно высоким, и лифтеру пришлось поднимать проволочную крышу кабины, чтобы ковер поместился.

На улице мы с Максом отошли в сторонку и наблюдали, как Косой и Простак борются с громоздким свертком, пытаясь запихнуть его в грузовик. В конце концов им это удалось, и они уже собрались отъезжать, когда к ним подошел полицейский. Мы с Максом торопливо приблизились, чтобы узнать, чего он хочет. Полицейский спорил с Косым и говорил ему, что груз выступает за задний борт автомобиля и по правилам к концу груза необходимо прикрепить красный флажок. Я отправил Косого обратно в квартиру, чтобы он нашел там кусок красной материи, даже если его придется оторвать от пальто или платья. Он вернулся с большим куском красного шелка, судя по всему, оторванного от платья, и привязал его к выступающему концу. Больше никаких проблем не возникло.

В похоронном бюро был только Розенберг. Он готовился к похоронам, которые должны были состояться где-то в середине дня. Макс сказал Розенбергу, что он может пока свалить. Мне не понравилась интонация, с которой Розенберг ответил: «Хорошо, раз уж вы так хотите», и решил, что потом надо будет обсудить с Максом, многое ли этот Розенберг успел разнюхать. Косой привел из гаража катафалк, а мы с Простаком, подогнавшим грузовик к задней двери, вытащили сверток, распаковали его и положили покойника в сосновый гроб. Полчаса спустя Простак уже увозил на катафалке тело в последний путь. Вслед за катафалком Косой на «кадиллаке» вез нескольких стариков — наемных плакальщиков, одолженных нами в соседней синагоге.

Мы с Максом остались дожидаться возвращения Розенберга.

— Так, значит, покойник был судьей Верховного суда, — проговорил Макс. — Во всяком случае, так считает Эдди. Не знаю. На мой взгляд, он не похож на судью из федерального Верховного суда.

— Ну, может быть, он и не федеральный. Он, пожалуй, действительно слишком молод. Скорее всего, он из Верховного суда штата.

— Кто это сделал, как ты думаешь? Этот адвокат?

— Похоже на то, — ответил я. — Возможно, они оба участвовали в каком-нибудь крупном грязном деле.

— Судья какого-то Верховного суда, — ехидно произнес Макс.

— Но мы-то знаем, что любой юрист, имеющий двадцать пять тысяч, чтобы заплатить демократам, может попасть на это место.

— Да, и, попав туда, они стараются как можно быстрее вернуть свои деньги.

— Как, кстати, его звали? — спросил Макс.

Я пожал плечами. Некоторое время мы молча курили. Я задумался. Это что, дело рук адвоката? Но зачем он сделал это? Может быть, из-за своей жены или какой-нибудь девки, из-за которой они поссорились? Да, оба они были известны на Бродвее как отъявленные бабники. А может быть, судья просто продал кому-нибудь адвоката? Интересно, каким образом в этом деле оказался замешан офис? Навряд ли случившееся станет когда-нибудь состоянием гласности. Говорят, что все убийства раскрываются. Какая чушь! Большинство из них так и остаются нераскрытыми. Полицейские слишком тупы, по крайней мере честные полицейские. А те, что куплены, знают об очень многих нераскрытых убийствах хотя бы потому, что в той или иной степени причастны к большинству из них. Вернулся Розенберг. Я сразу решил проверить, что ему известно.

— Простак уехал на катафалке, — сказал я.

— Да? Ну ладно, — ответил он. — Когда он вернется назад? У меня на два часа назначены похороны.

— Он будет вовремя, — ответил я и, стараясь, чтобы это прозвучало беззаботно, спросил: — Как ты думаешь, что перевозит Простак в Катафалке?

— Это совершенно не мое дело. Это ваш катафалк, — ответил он.

— Да, но что об этом думаешь ты?

— Алкоголь. Я думаю, вы перевозите алкоголь, — ответил Розенберг.

— Да, но не вздумай болтать.

— Да, конечно, — ответил он.

Глава 41

В один из дней Макс притащил полный карман механических зажигалок. Это была интересная новинка, выпускаемая Ронсоном. Они только-только появились на рынке. Я уже видел их, но еще не успел обзавестись своей. Макс отдал мне одну. Она возбуждала мое любопытство. Я стоял в углу бара, курил и играл с зажигалкой. Мне нравилось наблюдать за тем, как искры сыплются на фитиль и зажигают его. Подняв голову, я уловил взгляд больших искрящихся глаз, устремленный на меня поверх бокала с коктейлем. Женщина оглядела меня с ног до головы. Это вызвало у меня такое чувство, как будто бы меня обдало вихрем горячих искр. Я вновь щелкнул зажигалкой. Ее огонь снова привлек ко мне взгляд этих прекрасных глаз. Опять взгляд заскользил по мне, пока его обладательница потягивала коктейль. Это было уже слишком. Я почувствовал, что меня бросило в жар. Я послал ей улыбку, и она улыбнулась в ответ. Она была худощавая, симпатичная и сильно загорелая. Я подошел к ней и сказал:

— Простите, мисс, но ваши глаза действуют на меня так же, как и эти искры. — В подкрепление своих слов я щелкнул зажигалкой.

— Обжигают? — улыбнулась она, показывая ослепительно белые ровные зубы.