Том 1. Красная комната. Супружеские идиллии. Новеллы - Август Стриндберг

— Что же можно сказать о мужчине, который не имеет склонности к другому полу? Разве не говорят про него самые ужасные вещи?

— Ах, я вообще больше не хочу ничего слышать!

И Адель ушла в свою комнату, заперлась и — заболела. Доктор, этот всемогущий советник, объявил, что деревенский воздух и одиночество для нее невыносимы. Переезд в город был необходим, так как она должна была начать систематический курс лечения.

Город скоро оказал прекрасное влияние на состояние здоровья Адель, а воздух манежа и верховая езда вернули румянец и свежесть ее лицу.

Кандидат права опять занялся своей практикой, и дурного настроения у обоих как не бывало. Однажды газеты принесли известие, что сочиненная Аделью пьеса будет поставлена на сцене.

— Посмотри, — сказала она, торжествуя, мужу, — женщина тоже может жить для более высоких целей, чем готовить обед и качать детей!

И пьеса была поставлена. Кандидат права сидел в литерной ложе, как под холодным душем, и после окончания представления он должен был играть роль хозяина за маленьким ужином.

Его жена сидела среди своих поклонников, которым он должен был предлагать сигары и вина. Говорились речи. Кандидат права стоял около кельнера и наблюдал за откупориванием бутылок шампанского, которое должно было совпасть с тостом молодого поэта, верившего в женщину, подающую блестящие надежды на будущее.

Один актер подошел к кандидату права, хлопнул его по плечу и попросил заказать лучшую марку шампанского, чем этот скучный Редерер. Кельнеры сновали всюду и спрашивали обо всем мужа уважаемой барыни. Адель ежеминутно обращалась к нему с указаниями, спрашивала, довольно ли вина у рецензентов.

Теперь она опять получила превосходство над ним, и это ему было мучительно неприятно. Когда они наконец вернулись домой, Адель сияла от счастья, как будто с души ее сняли камень; она дышала легко и свободно. Она говорила, и ее слушали; она так долго молчала и опять получила возможность говорить. Она мечтала о будущем, строила планы, говорила о завоеваниях.

Муж сидел молча. Чем выше поднималась она, тем ниже опускался он.

— Надеюсь, ты не завидуешь? — сказала она и замолчала.

— Если бы я не был твоим мужем, то, конечно, я не завидовал бы, — возразил он, — я радуюсь твоему успеху, но меня он уничтожает, гасит. У тебя есть права, но и у меня тоже они есть. Брак — это людоедство: если я тебя не съем, то ты съешь меня. Ты меня проглотила, и я не могу тебя больше любить.

— А разве ты меня любил когда-нибудь?

— Нет, это правда; наш брак не был построен на любви и поэтому он несчастлив. Брак — как монархия, в которой монарх слагает самодержавие, оба должны пасть — как брак, так и монархия.

— И что же должно создаться на этом месте?

— Республика, конечно, — ответил он и ушел в свою комнату.

Естественные препятствия

Отец заставил ее изучать двойную бухгалтерию, чтобы избавить от печальной участи сидеть и ждать жениха.

Она получила место бухгалтера при багажном отделении железнодорожной станции и считалась хорошей работницей. Она просто обращалась со своими товарищами по службе и не надеялась на будущее.

Явился зеленый охотник из лесного института — и они составили пару. Но детей они не хотели иметь, они хотели жить в духовном браке, и свет должен был убедиться, что женщина тоже может жить жизнью человека, а не только самки.

Супруги встречались как днем, так и ночью, и если тут было духовное единение, то было также и телесное, но об этом не говорилось.

Однажды молодая женщина, вернувшись домой, сообщила, что часы ее службы изменены, теперь она должна бывать там с шести до девяти вечера; это нарушало все расчеты, так как он никак не мог приходить домой раньше шести часов. Обедали они порознь и только ночью бывали вместе. Ах, эти долгие вечера!

В девять часов он заходил за ней в бюро, но ему не было приятно сидеть в багажном отделении на стуле и получать от всех толчки. Он всем приходился поперек дороги, и когда ему хотелось поболтать с женою, которая сидела за конторкой с пером за ухом, то он обыкновенно слышал: «Будь так добр, не мешай мне сейчас».

А эти носильщики, которые вертелись тут! Он по их спинам видел, что они зубоскалили на его счет.

Часто его встречали такими словами: «Пришел муж госпожи Хольм!»

Муж госпожи Хольм! Как презрительно это звучит! Но что его досадовало больше всего, так это ее коллеги. Тот, с которым она сидела за одной конторкой, был молодой повеса, который так многозначительно смотрел ей в глаза и склонялся к ее плечу, чтобы бросить взгляд в книгу, так близко, что его подбородок касался ее груди. И они разговаривали о фактурах, свидетельствах, и других вещах, о которых он не имел понятия. Они много разговаривали и, казалось, имели друг к другу много доверия, он знал ее мысли лучше, чем муж. И это было очень естественно, так как она с этим молодым человеком была гораздо больше вместе, чем с мужем. Когда муж заговаривал о лесном хозяйстве, она отвечала мыслями о багажной экспедиции, и это было вполне понятно: чем полна голова, то и приходит на язык. Он начал замечать, что их брак был вовсе не духовный, так как муж был не при экспедиции багажа, а в лесной академии.

В один прекрасный день или, вернее, ночь жена объявила ему, что в следующее воскресенье она со своими коллегами отправляется за город на пикник, который должен закончиться маленьким ужином.

Мужу не понравилось это известие.

— Ты правда хочешь ехать с ними? — спросил он наивно.

— Что ты спрашиваешь? Конечно да.

— Но ты единственная женщина среди всех мужчин, а когда мужчины напиваются пьяными, они такие назойливые.

— Но разве ты не ходишь на свои собрания учителей без меня?

— Да, но не как единственный мужчина среди множества женщин.

— Я думаю, что мужчины или женщины — это все равно, и меня, право, удивляет, что ты, который всегда стоял за освобождение женщин, можешь иметь что-нибудь против того, чтобы я присутствовала на этом маленьком празднике.

Он должен был согласиться, что в нем говорили старые предрассудки и что он не прав, — но он просил ее остаться дома — так ему неприятна была эта мысль! Он не мог от нее отделаться.

— Это непоследовательно с его стороны, — сказала она.

— Да, это непоследовательно, но она сама должна понимать, что требуется десять поколений, чтобы избавиться от предрассудков.

— Хорошо, но в таком случае, он не должен больше посещать собраний учителей.

— Но ведь это совсем другое, там он находится лишь среди мужчин, это не то, как если она выходит без него или идет одна в обществе мужчин.

— Но ведь она будет там не одна, жена кассира должна принять участие в качестве…

— В качестве кого?

— Ну, жены кассира.

— Не может ли он также быть там, ну, в качестве «мужа госпожи Хольм»?

— Ах! не будет же он себя так унижать, чтобы навязываться!

— Да, он хочет даже унизиться, если это необходимо.

— Уж не ревнует ли он?

— Да, почему же нет? Он боится, что с ней что-нибудь случится.

— Фу! Итак, правда он ревнует? Нет, это недоверие — оскорбление для нее! Что же, собственно, он о ней думает?

— Самое лучшее — это он ей может доказать, отпуская ее одну, без себя.

— Так, так — он ей позволяет! Нет, но как это милостиво!

И она отправилась; вернулась домой уже под утро. Она разбудила мужа, чтоб ему рассказать, как все было прекрасно. Ей говорили речи, пели квартетом и танцевали.

— Как ты вернулась домой?

— Господин Глоп проводил меня до дверей дома.

— Да? Мне будет очень приятно, если кто-нибудь из моих знакомых встретит мою жену в три часа ночи с чужим мужчиною на улице.

— Что же из этого? Разве у меня дурная репутация?

— Нет, но ты ее можешь получить!

— Фу, ты ревнив и, что еще хуже, ты завистлив. Ты не хочешь, чтобы у меня была даже маленькая радость. Да, да, да — так всегда бывает, когда выходишь замуж! Если уйдешь из дома и повеселишься, то по возвращении получаешь нагоняй. Фу, какая это гадость — быть замужней, и особенно как я. Мы вместе только по ночам, совсем так же, как все другие; а тут мужчины все одинаковы! До свадьбы очень благовоспитанные и внимательные, но потом — потом! Ты совсем такой же, как другие, ты думаешь, что я принадлежу тебе и ты можешь со мной делать, что тебе угодно!

— Я думаю, было время, когда каждый из нас рад был принадлежать друг другу, — но, может быть, я заблуждаюсь. Сейчас, во всяком случае, я тот, которым ты владеешь, как владеют собакой, в которой всегда уверены. Разве я кто иной, чем твой слуга, когда по вечерам прихожу за тобой? Разве я для всех не только «муж госпожи Хольм»? Разве это равенство?

— Я пришла не за тем, чтобы браниться с тобой! Я хочу всегда быть твоей маленькой женушкой, а ты — мой славный муженек.