Лопухи и лебеда - Андрей Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тропинка выводит Варвару на лесную дорогу.
Из-за темных елей виднеется покосившаяся замшелая банька.
Свет едва сочится в маленькое оконце. Не найдя иконы, Варвара перекрестилась на угол.
– Чего кстишься? Тута не церква… – сказал кто-то рядом.
Тряпье на полке зашевелилось, показалась косматая голова Чуманихи.
– На лавку положь, чего принясла…
Варвара послушно выложила яйца, хлеб, курицу, бутылку. Чуманиха слезла с полка, добыла уголек из печи, зажгла глиняную трубку.
– Ты ишо со двора не ступила, я уж чуяла. Давно тебе дожидаюся…
Порывшись в торбе, Чуманиха достает пучок сухой травы.
– Заваришь в горшок, да двенадцать дён мужика поить. В похлебку али в квас, он не почуеть…
Кряхтя, Чуманиха вытянула из-под лавки склянку, налила в нее воды.
– Одёжу прихватила мужикову?
Она взяла протянутую рубаху, осыпала золой, щепоть белого порошка бросила в склянку. Приложилась к бутылке, покурила, напустила дыму, стала раскачиваться и негромко бормотать.
Над склянкой закурился пар.
– Стану не благословяся, пойду не перекрестяся, с избы не дверями, со двора не воротами, во чистом поле стоить бес Сава, бес Колдун, бес Асаул, послужите мине, беси, как вы Ироду-царю служили, летите на окиян-море, на пуповине морской лежить Латырь-камень, на тем Латыре-камени стоить дуб булатной, и ветвие, и корень булатной…
Она раскачивалась все сильней, корчилась, как от судороги, взмахивала руками.
– Плюй, плюй! – вскрикнула Чуманиха.
Варвара послушно плевала.
– …И как тот дуб булатной, столь бы крепко и яро ставали у раба божия Ивана семьдесят семь жил и семьдесят семь суставов, и одна жила становая и любовная кость, и стоял бы на женску похоть, на полую место, на молоду молодицу, на красну дявицу, и стоял бы не погнулси, не ворохнулси, не пошаталси…
Цепенея от страха, Варвара увидела, что вода в склянке закипает…
Сад опустел, утонул в тумане.
У костра работники ели кулеш, да нажаривала гармошка. Мужик у телеги окликнул Варвару:
– Ты, што ль, Варькя? – Он засмеялся, и Варвара узнала Гришку. – Ай к Чуманихе собралася?
Варвара смутилась.
– Прогнал табе Егор?
– Да провались он… такой скучный, тридцать копеек зажилил. Все ему не по нутре, в кажную кормушку сунется…
От костра поднялся и подошел рыжий парень с ямочками на румяных щеках.
– Бабочка какая из себе славная! Зови, Гриша, до нашего салашу. Меня Митряем кличуть…
– Мне домой надоть…
– Ей на Сухалёв хутор, – пояснил Гришка. – С нашей деревни…
– А мы вас довезем, – ласково улыбался рыжий. – На конной тяге-то способней, чем ножки труждать. Захар, а Захар, доставим бабочку?
– Баловство одна, – отозвались от костра. – Небось, не твоя лошадь.
– Доставим, не сумлевайтеся, энто он заробемши, для грубости только. Увидал бабенку пригожую…
Варвара засмеялась.
– Поехали с нами, – поддержал Гришка. – Закусим маненько да тронем…
У костра мужик с гармошкой самозабвенно заливался:
…Уж вы слуги мои, слуги,
Слуги верныя мои,
Вы найдитя, привядитя
Ванькю-ключника ко мне…
Грубо накрашенная девка рядом с ним проснулась и потягивалась. Митряй разлил водку, протянул Варваре. Она отказалась.
– Беспременно выпить полагается, – прерывая музыку, сказал гармонист. – А то путя не будя. Захарка имянинник, андела его.
Именинник с ленивой ухмылкой разглядывал Варвару.
– Мине в отделку гулять положено, а я тута с вами, мошенниками, колупаюся…
– Сёдни пророка Захарии и праведной Елисаветы… – подхватил Митряй. – Уважить надоть, чарочку во здравие, не то он дюже обидится, Захар…
– Так и быть… – Она засмеялась и взяла стакан. – Проздравляем.
– Оказала! – обрадовался рыжий Митряй. – А вона закусить рыбки али жамочки мятной…
Все выпили, выпила и девка. Гришка закурил, глаза у него сразу стали пьяными.
– Эх, мы с Варькей… Варюха у нас баба, не то што… она себе в аккурат соблюдаеть. Другая в рванье по двору гуляеть, помои под крыльцо сольеть, а Варюха ни-ни…
– Оно и видать по полету, – согласился Митряй, вздыхая. – Я на здешний народ прямо удивляюся. Оченно публика ломовая. У нас в Ельце, к примеру, ежли баба надлежащая, ей завсегда обхождение будеть…
– Надлежащая… Ой, не могу! – Девка покатилась со смеху.
– У, сычужники! – крикнул гармонист и, кривляясь, передразнил: – У нас в Яльце, на Сосне-реце курица утенка высидела!
Гришка подмигнул Варваре:
– Бедовыя – страсть!
Она засмеялась, но смолкла под тяжелым взглядом Захара.
– Ишь, смеется-то как, зубья блескучие, – сказал он. – Не хуже щуки…
Она поднялась, подхватила корзинку:
– Пойду я.
– А я тебе не пустю. – Захар ухмыльнулся.
Митряй схватил ее за руку:
– Куды загорелася? Сейчас поедем.
– Ну и не балуй, коли пьянай… – Она вырвалась и пошла.
Захар бегом догнал Варвару, схватил за плечи. Она ударила его и бросилась бежать, но, споткнувшись о подставленную ногу Митряя, упала. Оба навалились на нее.
– Тихо, ягодка, не щекотайся…
Они ловко задрали ей юбку на голову, скрутили руки. Загудела брошенная гармошка. Девка кричала:
– Ты-то куда, чорт лохматый? Ах, обормоты, страмники, пропасти на вас нету!
Варвара брыкалась, кричала, укусила чью-то руку, потом перестала биться, выла, пока ей не затолкали в рот юбку.
Она слышала пьяный крик Гришки:
– А я, што ли, не человек в таком разе?..
Ее бросили. Она слышала, как они торопливо покидали что-то на телегу, нахлестывали лошадь.
Стоя на четвереньках, перебирая пальцами, Варвара сумела стащить юбку через голову.
Вокруг никого не было. Туман стал еще гуще, дымился наспех разбросанный костер.
Зубами она ослабила узел на ремешке, которым были стянуты ее запястья. Вытащила руку, отшвырнула ремень. Ее вырвало. Она вытерлась листьями, пугливо оглядываясь, натянула юбку, нашарила свой узелок.
Высыпала на землю траву, которую дала Чуманиха.
В бане Варвара хлещется веником.
Взяла ковш, поддала. Раскаленные камни шипят, пар белыми клубами поднимается к черному от сажи потолку. Она берет веник, без устали охаживает себя по бокам, по ногам.
Дверь распахивается, на пороге стоит Иван, взмыленный, в потеках грязи.
Они смотрят друг на друга, оба тяжело дышат.
Он зажмуривается, мотает головой. И, вскрикнув, бьет ее в лицо. Варвара падает. Он бьет ее ногами. Она прячет лицо.
Он стоит над ней. Вдруг опускается, лихорадочно рвет с себя портки. Набрасывается на нее, целует, сжимает.
Варвара лежит как колода, тупо глядя в стену.
1914
На краю поля Варвара горбушей окашивает холмик в тени. Девочка играет с тряпичной куклой. Издалека доносится нестройное пение.
Девочка поднимает голову, прислушивается, ищет взглядом Варвару. Та прячется в траву.
– Мамка! Иде ты?
Девочка идет, встревоженно оглядываясь, собираясь заплакать. Варвара хватает ее, подбрасывает, делает вид, что хочет ее съесть.
– Спужалась, Палашка? Кровиночка, красавица мамкина! Золотце мое ненаглядное!..
Девочка тычет пальцем:
– Тама… поють…
– Молются, – объясняет Варвара. – Вишь, сухмень какая. Боженьку просють, чтоб дождичка послал…
Пятеро мужиков, обливаясь потом, несут огромную икону Казанской. За ними тащится толпа баб и старух с хоругвями, с иконами, с малыми детьми на руках.
Варвара опускается на колени, припадает лбом к земле. Делает знак Палашке, та послушно крестится.
Дьякон Левонтий выводит:
– Прозябай траву скотам и злак на службу человеком, спаси человека со скоты, тебе молящаяся…
Бабы впереди оглядываются на Варвару. Она берет на руки дочку, дергает платок на лоб. Крячиха с иконой отходит в сторону. Дождавшись, когда Варвара поравнялась с ней, она пошла рядом.
– Слышь, касатка, – негромко говорит она, – шла бы ты от греха, бабы серчають. Я-то ничаво, а они гутарють, чтоб уходила…
Оборачивается идущая впереди Трынка:
– Ступай добром, не то как бы хужей не повернулося!
Поднимается гвалт, бабы окружают Варвару, кричат:
– У ей глаз сглазной, весь молебен, може, псу под хвост…
– Иди, анчутка, и выблядку свою забери!
– Дите не трожь! – вскрикивает Варвара.
– Варвары, язычники, Иродово семя! – плачущим голосом кричит священник. – Грех на грехе! Да рази можно с вами Господу молиться!
Все крестятся, успокаивают отца Еремея.
– Бабы, известное дело… Давай дале, отец.
– Не серчай, батюшка. Уж ты давай с Богом, а с нечистым-то мы сами… В чужой огород не лезь.
– Ну, будя, ишо иттить и иттить… – недовольно говорит дьякон Левонтий. И, откашлявшись, запускает басом: – Ныне же и нас, яко в пещи огненной горящих сушею, дождем прохлади, владычице…
Шествие движется дальше.
Варвара приводит в порядок растрепанные волосы, перевязывает платок. Девочка плачет.
