Сомнения любви - Мэри Патни

Адам кипел от ярости, хотя и старался этого не показывать. Велев кучеру дождаться Керкленда, Кармайкла и Берка, Адам быстрым шагом направился к дому. Рэндалл нагнал его и зашагал рядом.

– Ты перегибал палку, когда сказал, что за твоей спиной три человека с безупречной репутацией, – заметил Рэндалл.

Адам улыбнулся и почувствовал, как его немного отпустило.

– Чего не скажешь для красного словца. – Он посмотрел на Рэндалла. – Ты сейчас исполняешь роль моего телохранителя?

Рэндалл усмехнулся:

– Я возьму на себя эту роль только в случае острой необходимости. А сейчас можешь считать, что я просто решил прогуляться с тобой рядом.

Когда же наконец он сможет гулять по городу, не озираясь по сторонам и не думая о том, с какой стороны следует ждать нападения?

Глава 34

Мария распустила волосы и несколько раз провела по ним щеткой, добиваясь блеска. Она знала, что время уходит. Следующим вечером Адам устраивает званый ужин, который имеет целью официально представить друг другу его английских и индийских родственников, собрать воедино всю его теперь многочисленную семью. А утром следующего дня они с Джулией отправятся домой на север. Вечер выдался ненастным: дул сильный ветер, дождь хлестал в окна, вдалеке раздавались раскаты грома. Ночь разгула темных сил, когда добропорядочные обыватели пораньше укладываются спать, и лишь те, кто замыслил недоброе, творят свои черные дела под покровом ночи… Вот и Мария призвала эту ночь себе в союзницы, замыслив совершить грех – соблазнить мужчину, который был обещан другой женщине.

Вот уже несколько дней прошло с тех пор, как она приняла решение, но все время откладывала осуществление задуманного. В объятия Адама ее толкало отчаяние, желание украсть у судьбы кусочек счастья, который помог бы утолить невыносимую боль неизбежного расставания, но при этом Мария не исключала и того, что после этой ночи боль от разлуки станет еще острее. Как бы там ни было, если она не сделает этого сегодня, то упустит последний шанс.

Мария невесело усмехнулась своему отражению в зеркале. Она сделает то, что задумала, рискуя тем, что пожалеет об этом, потому что, отказавшись, будет жалеть об этом до конца дней. Воображаемая Сара теперь и не пыталась ее отговорить.

Было уже довольно поздно, и Мария надеялась, что ей удастся пробраться к Адаму никем не замеченной. Вымочив, губку Джулии в уксусе и засунув ее в нужное место, она надела свою лучшую ночную рубашку и пеньюар – набор из мерцающего полупрозрачного шелка цвета морской волны, который подарила ей одна веселая вдова после вечеринки в каком-то загородном доме. Волосы она перевязала на затылке лентой подходящего оттенка зеленого. Взяв со стола лампу и прикрыв ее абажуром, чтобы не светила слишком ярко, она выскользнула из комнаты.

Если Адам ей откажет, сердце ее не перестанет биться. Она переживет. Мария уже достаточно хорошо знала Адама, чтобы не сомневаться в том, что он сделает это предельно тактично.

Другое дело, что ей от этого легче не станет. Тактичный или грубый, его отказ все равно разобьет ей сердце. Но если она не предпримет этой попытки, то сердца у нее не останется вовсе – ни целого, ни разбитого. От нее вообще останется лишь оболочка – внутри она вся умрет.

Теперь, когда он вернулся домой и память по большей части восстановилась, а с ней и многолетние привычки, Адам вновь стал регулярно медитировать по утрам, а иногда и ночью – очищение сознания помогало ему засыпать. Но никакая медитация не могла заставить его забыть, что через считанные дни Мария покинет его жизнь навсегда.

После посещения своего святилища Адам запер дверь на ключ и затушил все лампы в гостиной, оставив лишь лампу в спальне. Буря разгулялась не на шутку. Адам раздвинул шторы и залюбовался небом, освещаемым сполохами молний. Он любил грозу.

В дверь его едва слышно постучали. Этот стук почти заглушил дальний раскат грома. Движимый любопытством, он открыл дверь… и увидел Марию. Она была тут, рядом, в паре дюймов от него. Она подняла на него глаза, напряженная, маленькая, такая хрупкая на вид.

– Можно мне войти? – тихо спросила она.

– Конечно. – Он отошел, пропуская ее, не спрашивая, зачем она пришла. Конечно же, не для того, чтобы…

Она плавно скользнула в комнату, изящная и чарующе прелестная в мерцающем наряде, специально созданном, чтобы соблазнять. Повернув к нему лицо и глядя на него огромными карими глазами, она дрожавшим голосом произнесла:

– Не знаю, как это сказать по-другому. Ты ляжешь со мной, Адам? Я предприняла меры предосторожности, чтобы избежать нежелательных последствий. – Она отвела от него глаза. – Я знаю, что поступаю дурно, но Дженни будет иметь тебя вечно, а у меня осталась одна ночь страсти и любви. По обоюдному желанию и согласию. Если… ты меня хочешь?

Из всех потрясений, выпавших на его долю, ни одно не сравнится с тем, что он испытал сейчас.

– Ты спрашиваешь, хочу ли я тебя? Я никогда никого и ничего не хотел сильнее. – Он сжал кулаки, борясь с искушением прикоснуться к ней. – Я не должен. И все же… Я не чувствую себя связанным с Дженни. Она мне дорога, но, будучи с тобой, я не считаю себя предателем. Я думаю… что поступаю правильно.

– Тогда давай эту ночь проведем вместе. – Она задумчиво улыбалась. – Мы создадим воспоминания, которые вечно будут жить в наших сердцах.

Амнезия научила его относиться к воспоминаниям с особым трепетом. Ему лучше других было известно, какую роль играют воспоминания в жизни человека, в том, как он осознает мир вокруг себя и себя в этом мире. Трепетно, как зеницу ока, он берег воспоминание о том, как они с Марией любили друг друга в том маленьком, отгороженном от мира саду, который он посвятил ей, над которым трудился, постоянно думая о ней. То воспоминание было искрой света, способной согреть его, когда душа его истомится от холода. Но одной искры мало для того, чтобы отогреть его душу в грядущее холодное безвременье. Он хотел сохранить в сердце больше таких вот светлых воспоминаний.

Ее лампу он поставил на свой письменный стол, затем взял лицо Марии в ладони, наслаждаясь шелковой кожей. Мария храбро смотрела ему в глаза, такая трогательная и беззащитная. Он чувствовал, что она хочет его так же сильно, как и он ее.

Никогда раньше не целовались они с такой болезненной нежностью, как сейчас, когда время утекало с ужасающей быстротой. Рот ее был слаще меда. Они никуда не спешили. Каждый из них хотел прочувствовать другого до конца, не упустить ни малейшего нюанса вкуса, запаха, текстуры… Он развязал ленту у нее на затылке, и роскошные золотые пряди водопадом упали на спину, струями растеклись по его пальцам.