Пером и шпагой - Валентин Пикуль

Европейское общество знало, что Людовик распутен. Но мрачная тайна укрывала знаменитый «Олений парк» в Париже, и никто в Европе не догадывался, что творится за этой глухой оградой… Де Еон в печати публично сорвал завесу тайны с этого «парка».

Тайный гарем Людовика! Девочки, почти младенцы!

А дальше, читатель, началась военная кампания по всем правилам батальной науки. Маленькая и прекрасная де Бомон официально объявила войну королю Франции – Людовику XV.

Король Франции вызов принял: армия тайных агентов высадилась в Лондоне, чтобы поймать де Еона; в гавани Гревсенда постоянно дежурил наготове французский клипер, чтобы вывезти де Еона на родину; комендант Бастилии уже получил приказ освободить одну из камер в «Башне молчания», одно название которой говорит само за себя… Франция ополчилась против одного человека!

Де Еон не был трусом: героически шатался по лондонским улицам. Из-за пояса шевалье торчали рукояти пистолей. Однажды его внимание привлекла толпа. Он тоже подошел – глянул из-за плеча зевак. На земле корчился в припадке эпилептик. Его страшно корежило и выгибало в дугу. На губах больного лопались пузыри пены. Когда припадок затих, англичане набросали возле нищего монетки и разошлись…

Эпилептик встал. Деловито собрал деньги. Но, едва успел выпрямиться, как де Еон ударом кулака выбил из его рта кусок мыла, которое так красиво пенилось на губах.

– О негодяй, – сказал шевалье. – Ты думаешь, я забыл тебя? Нет, вспомни же и ты драгунский полк маркиза дОтишана…

Это был дезертир, скрывавшийся от галер в чужой стране. Он упал перед кавалером на колени, но де Еон велел ему подняться. С большим чувством он спросил дезертира:

– Скажи, приятель: неужели тебе не хочется после мыльной закуски прополоскать рот хорошим пивом?

Они зашли в трактир. Де Еон заказал яичницу и крепкой можжевеловой водки. С грохотом встали рядом между солдатом и офицером Франции две кварты янтарного пива.

– Ешь, – велел де Еон, развязывая кошелек. – Я давно уже догадываюсь, что таких, как ты, немало живет в ужасных доках Лондона. В одном вы, конечно, правы: лучше уж доки и кусок мыла во рту, чем каторжные галеры и клеймо бурбонской нежной лилии, что выжигает палач на плече раскаленным железом!

Дезертир одним махом осушил кварту пива; глаза просветлели.

– Сударь, – сказал он, – а ведь я вас вспомнил. Вы однажды вели нас в атаку… И вы – добрый офицер! Вспомнил, да…

– Я добрый, и подтверждаю твои слова деньгами, – ответил де Еон. – Покажи эти деньги своим друзьям. Денег будет еще больше, когда вы честно послужите мне ради Франции…

На призыв де Еона явились восемь дезертиров.

– Мы даже не дезертиры, – заявили они, – а честные эмигранты, каких много…

– Жаль только, что вас, честных эмигрантов, всего восемь человек… Я согласен: зовите сюда и нечестных!

Началась работа. Дом на Золотом сквере, откупленный у маркиза ла Розьера, превращался в неприступный форт. Тускло глядели на улицу щели бойниц. Осажденные имели пистолеты, ружья и сабли. Бочка с порохом была заложена в подвал дома, а фитиль от нее проведен в спальню кавалера де Еона. Свеча всегда горела наготове; приложи ее к фитилю… минута, другая, и…

Когда агенты Людовика появились на Золотом сквере, то над крышей болталось знамя Франции, а громадная надпись на доске извещала прохожих издалека:

Джентльмены!

Обходите дом с осторожностью.

Мы решили взлететь на воздух, но не уступить подлым притязаниям графа Герши и его лакеев.

Людовик, прослышав об этом, сказал:

– Можно ли не знать границ? Я буду писать королю Георгу…

«Лондонская газета» официально поместила заявление английского короля Георга III о запрещении де Еону появляться при Сент-Джемском дворе. Кавалера формально лишали всех дипломатических званий, впредь предлагалось считать его государственным преступником.

– Но что особенно скверно, – размышлял о прочитанном в газете де Еон, – так это то, что они накладывают секвестр на мое жалованье. Однако я разгадал план короля: лишая меня денег, он желает, чтобы я приобрел себе честь и славу… Итак, друзья мои, можете не волноваться за будущее: отныне мы входим в бессмертие!

Через несколько дней Людовик справился у Терсье:

– Какие новости? Снял де Еон осаду или нет?

– Ваше величество, по наблюдениям агентов, из трубы дома валит дым. Но из дома никто не выходит. Армия дезертиров обнаглела и поет оскорбительные для нас песни, которые де Еон тут же для них сочиняет.

– Он не сумасшедший, – призадумался король. – Он просто слишком честолюбив и странен.

– Что соизволите приказать, ваше величество?

– Пошлите ему двести дукатов от меня. Может, ласка приведет его в чувство и наша доброта его облагоразумит?..

Терсье приложил к дукатам и письмо от себя – дружеское. Просил не глупить, не делать свое положение опасным, рыцарски хранить тайны короля, и заключал словами: «Ваши акции стоят очень низко на версальской бирже». Де Еон дукаты взял, письмо прочел, но выводов никаких не сделал. Ему было некогда.

Толпа англичан в ожидании штурма не убиралась из-под окон минированного дома. Время от времени де Еон в злости сочинял стихи и, вскочив на подоконник, распевал их толпе – на улицу:

За сотни от Парижа долгих лье,С пером в руке и на боку со шпагой,Живет великодушный шевалье,Прославленный безумною отвагой,

Тебе же, рогоносец граф Герши,Как крысе, не выглядывать из сыра;Ревнуй жену, доносами греши,Но скоро под тобою будет сыро…

Граф Герши просто усыхал от зависти, но не мог сочинить в ответ даже строчки. Только уныло тикали часы… Богатейшая коллекция!

В свободное время де Еон с ожесточением работал над новой книгой. Что бы сказал Людовик, увидев те материалы, которыми кавалер пользовался в творческие минуты? Вдохновение де Еон черпал прямо из переписки Нивернуа, Пралена и Герши!

Король узнал об этом и велел посольству в Лондоне очернить автора еще до выхода книги. Тогда перед графом Герши предстали два матерых борзописца – Гудар и тот же Трейссак де Вержи.

– Любители нежных муз, – обратился к ним посол, – время не ждет, рвение де Еона надо опередить.

– Можете не сомневаться, граф, – заверил посла Гудар. – Де Еон не успеет поставить точку, как все будет готово. Мы обладаем секретом одной закваски, от которой любое блюдо на второй день не жрут даже свиньи…

А вот де Еон торопиться не стал.

– Профаны! – фыркнул он. – Может быть, они что-то и знают обо мне. Может быть. Но, рассчитывая на похвалы графа Герши, очень трудно создать шедевры.

Вскоре брошюры наемных писак вышли из печати. Де Еон с достоинством выстоял под ушатами грязи. Он украл деньги из посольства? Пусть. Он гермафродит? Пусть…

В один из дней Манэн ворвался в кабинет графа Герши:

– Первый том у де Еона готов!

– О боже, как он плодовит, – застонал Герши, холодея…

В марте 1764 года Лондон выбросил на прилавки громадный том под заглавием «Письма, мемуары и переговоры кавалера де Еона». Герши первым из французов раскрыл книгу и прочел о себе, что он дурак, каких свет не видывал, а жена его – шлюха. Данные эти, весьма прискорбные для графа, были подкреплены цитатами из писем Пралена, Нивернуа и самого Людовика.

– Нового тут ничего нет, – сказал Герши. – Перешлите книгу Пралену, тут о нем тоже немало написано…

Прален прочел оскорбительную для себя переписку короля с де Еоном, а заодно министр имел удовольствие узнать несколько тайн дипломатии, о которых он и должен бы знать, как министр.

– Но я этого не знаю! Однако похоже на правду… Передайте книгу его величеству. О короле здесь, слава богу, не упоминается. Но перед нами пока что первый том сочинений…

Людовик узнал из книги, что все его министры слова путного не стоят, а во Франции есть только один человек, достойный высокого звания дипломата, – это… де Еон!

– Ужасно, – волновался король. – И дальше – хуже. Смотрите: это лишь первый том… Неужели у него хватит материалов?

– К сожалению, – мудро отвечал королю Терсье, – автор придвинул свой творческий алтарь к самому первоисточнику!

Как раз в это время умерла мадам Помпадур. Закрытое простынями тело женщины, возлюбленной короля, ночью с руганью утащили куда-то лакеи, которым хотелось выпить, но не было денег. И шел дождь…

Король, стоя у окна, показал на струи воды, со звоном бегущие по стеклам. И сказал, обращаясь к покойнице:

– Ах, мадам! Какой неудачный день выбрали вы для вашей дальней прогулки…

Но смерть фаворитки вернула из деревни графа Брольи – теперь человек «огня и железа» мог активнее руководить секретной политикой короля. Брольи не успел еще осмотреться в Париже, как де Еон вдруг стал в Англии популярнее короля. Продажность министерства Бьюта была на устах каждого англичанина. Книга де Еона читалась нарасхват.