Дублер Казановы - Диля Дэрдовна Еникеева

— Нет, здесь оставлять её нельзя, — не согласилась с ней Лариса. Земля ещё сырая, холодная. Подхватит по нашей вине воспаление легких.

— Тогда давай отвезем её в ближайшую психушку, — предложила подруга. Мне здесь тоже разонравилось. Хата засрана, пора сваливать.

— Нет, Алка, не надо её в первую же попавшуюся психушку.

— Да ведь эта кретинка социально опасна! — возмутилась та. — Она же вела себя как буйно помешанная! Если прочухается, то опять может впасть в буйство. А наш психиатр говорила, что если пациент представляет опасность для других людей, то его согласия не спрашивают, кладут в психушку, и все.

— Жалко мне её, Алка. Она сейчас такая беззащитная. Просто что-то на неё нашло.

— Опять ты со своей слюнявой жалостью! — рассердилась Алла. — Посмотри на свои ноги-то! Все в синяках от Наткиных пинков. Руки она тебе все исцарапала, на подбородке точно будет синяк — она же била тебя своей макушкой. А кровь на подбородке откуда?

— Я губу прокусила, когда Натка неожиданно ударила меня головой.

— Ну вот, а ты её жалеешь. Что ты такого плохого ей сделала, чтоб так тебя мордовать?! Всего лишь хотела остановить, чтобы она ещё кого-то не замочила. Да и меня эта мерзавка здорово укусила. Чуть кусок мяса не выдрала, зубы острые, как у пираньи. И хищница такая же. Просто одержимая, тварюга поганая! Как я теперь появлюсь на переговорах вся покусанная? Хоть одевай перчатки до локтей. А партнеры подумают, что у меня мокнущая экзема или какая-нибудь заразная дрянь. Страдай теперь из-за этой гадины. Ни фига мне её не жалко, да и ты слюни свои подбери. Не стоит Натка твоих переживаний.

— Давай отнесем её в дом, пусть проспится. Она то ли отрубилась после твоего удара, то ли уснула. Может, на неё нашло временное затмение, я забыла как оно называется, мне Лидия Петровна про него рассказывала. А утром решим, что делать.

— Снять штаны и бегать! — как всегда, отпарировала сердитая Алла. — Не собираюсь я эту паскуду на себе тащить. Не хватало ещё грыжу заработать! Да и перспектива караулить её всю ночь меня не воодушевляет. Этой взбесившейся твари в психушке самое место. Может, там ей ума прибавят. У психиатров есть препараты, которые положительно влияют на мозги.

— Нет, Алка, — твердо заявила Лариса. — Я не позволю Натку здесь оставить. Ведь это мы настояли, чтоб Лидия Петровна ей внушила повторить свои действия.

— А шарахнуть Марика по башке и спихнуть в дерьмо тоже мы посоветовали? — ехидно поинтересовалась Алла.

— С убийством мы потом разберемся. Завтра посоветуемся с Лидией Петровной, она подскажет, как быть дальше.

— Мать! Неужели мы будем тратить свой законный выходной день, проявляя заботу об этой подлой убивице?! Пусть спасибо скажет, что я ей вполсилы врезала, а могла вообще мокрое место от неё оставить. «Justitia in suo cuique tribuendo cernitur», — справедливость — в воздаянии каждому по его заслугам. Эта поганка получила то, что заслужила.

— Алка, не будь такой жестокосердной! Может быть, Натка больна психическим заболеванием, которое периодически обостряется. Лидия Петровна говорила, что психиатры не считают душевнобольных преступниками, даже если те совершили убийство. Для них это пациенты, которые преступили закон из-за своей болезни.

— Так они ж врачи, клятву Гиппократа давали! А мы с тобой простые смертные и ничто человеческое нам не чуждо. Пусть Натка хоть трижды психбольная, но для меня она — мерзкая тварь. То, что сотворила эта поганая гадина, — у меня в башке не укладывается. Ладно бы, порубила милого топориком на мелкие кусочки или пристрелила, руководствуясь общечеловеческими эмоциями — ревность, обида, унижение, что он её бросил. Но сделать то, что отчубучила Натка… Нет, это вне человеческой морали. Ты можешь сопереживать этой поганке, такой уж у тебя характер, а для меня эта мерзятина ничем не лучше тех ублюдков, которые тебя похитили и намеревались, получив бабки, сбросить твое прекрасное молодое тело в сортир. Натка из того же теста сделана. Даже выкопать могилку для бывшего любимого не потрудилась, сука рваная. Тем уродам, что тебя увезли, тоже лопатой работать непривычно, они умеют только грабить и мучить своих жертв, а потом в сортир их. Это не по-человечески, понимаешь?! И убивать — не по-людски, а уж бросать в яму с дерьмом — это вообще ни в какие ворота не лезет! «Homo homini monstrum», — человек человеку чудовище, — вот как они себя ведут. По отношению к таким нелюдям неприемлемы общечеловеческие нормы морали, понимаешь? В древности самым позорным было, когда тело бросали на съедение диким зверям, но даже варвары не позволяли себе бросать труп в дерьмо. Это же надругательство над телом! А выродки, и Натка в том числе, додумались до подобной мерзости! Даже выкопать яму для убиенного им неохота. Чушке позорной надо было не в бизнес, а в рэкетирши податься. Уж она бы тебя не пожалела, манда горбатая, на ленточки бы порезала, попадись ты ей в руки. Ради бабок эта безголовая кретинка на все пойдет.

— Алка, это все твои предположения. Натка не бандитка и пока ничего плохого мне не сделала.

— Да-а? А вся прошедшая неделя, когда мы по её милости жили, как на вулкане, и сегодняшняя ночь, — не в счет?

— Мы сами в эту историю влезли, — возразила Лариса.

— Да не мы влезли, а она вполне сознательно нас втянула! Неужели ты до сих пор не доперла?! — Алла рассердилась и повысила голос, но быстро остыла и сказала уже спокойным тоном. — Теперь ты видишь, что твоя верная боевая подруга, как всегда, оказалась права? Я же ещё в понедельник сказала, что эта история за версту воняет дерьмом. Правда, тогда имелся ввиду фигуральный смысл, а не буквальный…

— Лидия Петровна тоже оказалась права. Она мне сказала, что Натка по злобе убила Марика.

— А ты что, без меня у неё была?

— Да, заезжала, — нехотя призналась Лара.

«Вот черт, проболталась!..» — запоздало спохватилась она. Хотела же сохранить это втайне от Алки. Как теперь объяснить подруге, зачем ездила одна? Вряд ли ей понравятся секреты за её спиной. Если она поймет, что Лара сговаривалась с Лидией Петровной, чтобы та повлияла на Алку, — то непременно даст дугу. Дело не только в том, что она будет возмущаться. Сама Лара терпеть не могла, когда вмешиваются в её жизнь, а уж своенравная, независимая подруга, — и подавно. Теперь Лариса испытывала чувство неловкости — Алка же не ребенок и не