Свет маяка - Лев Толстой

— Да, это я, и ни чуточки не пьян. Я только для праздника…

— Уходите. Здесь вам не место.

— Ухожу, ухожу, но только скажите на милость…

— Уходите. Сейчас здесь опасно, — и Безенцов неожиданно замолк, а потом повернулся: — Салага?

— Есть! — откликнулся Васька. Он дрожал от нетерпения, но голос ему не изменил. Как мог Безенцов его увидеть?

Безенцов его не увидел, а угадал. Помолчав минуту, он заговорил, чуть растягивая слова:

— Хорошо, что ты остался. Сбегай доложи начальнику: все готово.

Васька побежал, обогнул ближайшую теплушку, осторожно вылез с другой ее стороны и замер. Сдаваться не годилось. Теперь он не мог слышать, о чем говорил Безенцов с человечком, но все-таки их видел.

— Что тут делаешь? — над самым ухом спросил Дымов. Он спросил еле слышно, но Ваське его шепот показался выкриком. Чтобы оправиться, он должен был глубоко вздохнуть, и от этого кольнуло в простреленном легком.

— Послан доложить начдиву, — с трудом зашептал Васька. — Не пошел. Выпустить боюсь.

Дымов крепко стиснул ему локоть. Потом выпрямился:

— Идем!

Безенцов стоял один. Увидев Дымова, пошел ему навстречу, но почему-то остановился. В темноте трудно было судить, однако показалось, что он положил руку на кобуру.

— Товарищ командир! — окликнул Васька.

— Да? — дернувшись, отозвался Безенцов. Теперь обе его руки наверняка были за спиной.

— Все как есть налажено, — совсем по-обычному сказал Дымов. — Сейчас сигнал дадут. — И, точно по сговору, от берега докатился долгий свисток.

Безенцов вынул зажигалку. Она не зажигалась, и он чиркал несколько раз подряд. Синие искры били из-под его пальцев и неживым отсветом вспыхивали на лице. Казалось, что оно корчится, хотя на самом деле ни один его мускул не двигался.

Наконец сверкнул круглый огонек. Шнур зашипел, и комиссар кивнул:

— Теперь на истребитель.

Безенцов послушно пошел. Ноги его двигались будто против воли, будто плохо сгибались. Отойдя с полсотни шагов, он вспомнил:

— Субчики тут всякие шатаются. Еще вырнут шнур.

— Обожди, — сказал комиссар. Ровным шагом прошел до места, осмотрел шнур, потрогал пальцем запал — сухой ли, и вернулся. Никаких беспорядков не оказалось. Значит, Безенцов понимал, что его с кем-то видели, и хотел оправдаться.

Долго шли молча. Потом Дымов, точно нечаянно, спросил:

— Встретил кого?

Нечаянно ли? Безенцов взглянул на него в упор, но понять не смог. Потом быстро ответил:

— Был тут один. Банабак какой-то. — И не сразу добавил: — Пьяный.

Больше разговоров не было. До самого берега шли занятые своими мыслями, темные и напряженные до предела. В любой момент это напряжение могло прерваться, и о том, что тогда случилось бы, не хотелось думать.

— Посмотрю, как у кранов, — вдруг сказал Дымов и пропал в темноте. — Шагай, товарищи, на корабль.

Теперь Безенцов пошел еще медленнее. Ему определенно не хотелось уходить. Он высморкался и долго мял платок. Наконец сунул его в карман и остановился:

— Зажигалку выронил, черт бы ее взял. Выпала, когда платок доставал. Иди, догоню. — И повернул назад.

— Стой! — вскрикнул Васька, но сдержался. Действовать следовало осторожно: у Безенцова был револьвер. — Товарищ командир, возьмите мою. Ваша худая, а мне все равно ни к чему.

Он протянул ему ту самую зажигалку, что получил в подарок после боя первого мая. Протянул, хотя считал ее боевой наградой и никогда с ней не расставался. Теперь было не до нежностей. Она могла сослужить службу — помешать врагу уйти.

Позади негромко рванул патрон. Высокое пламя выплеснулось в черное небо, и вагоны коморси засверкали, точно стеклянные.

— Возьмите, — повторил Васька, и Безенцов взял. Может быть, он представил себе, что из темноты на него смотрел невидимый Дымов.

На черной воде у стенки гудели готовые к выходу в море истребители. Безенцов спустился на палубу «Смелого» и прямо прошел в рубку. У него были подняты плечи, и он казался побитым.

Васька оглянулся на широкое зарево над портом, но ни торжества победы над Безенцовым, ни горечи незаслуженного поражения флотилии не ощутил. Ничего, кроме смертельной усталости. Однако истребитель уже был на ходу, а в походе до смены с вахты уставать не разрешается. Обеими руками Васька покрепче насадил фуражку, потом тряхнул головой и выпрямился.

Глава седьмая

Волна шла короткая и крутая. Ударив, она рассыпалась нестерпимо резавшей лицо и руки свежей пылью. За две-три минуты резиновые сапоги плотно примерзали к палубе, и ноги, несмотря на газетную обертку, начинали деревенеть.

Сахарной коркой на корпусе, стеклянным кружевом на поручнях и такелаже нарастал лед. Его тяжесть была опасной: обмерзнув, переворачивались и тонули даже большие корабли. С ним боролись кипятком, но не успевали греть воду на примусе. Тогда его скалывали гаечными ключами, свайкой и чем попало. Коленями и руками в ледяной воде ползали по скользкой, стремительно падавшей в пустоту палубе.

Наискось, перевалив гребень, истребитель трясся во всю силу работавших в воздухе винтов, а потом, еле успев успокоиться, оседал под ударом новой волны. Она била с размаху, прямо в скулу. Весь борт гудел. Все мускулы напрягались, чтобы тело устояло на ногах, и сердце в груди точно срывалось с места.

В кормовом кубрике ревел примус. Он был раскален до ярко-желтого цвета, но выпускать его из рук не годилось: за тонкой переборкой в цистернах плескалось сто с лишним пудов бензина. Чайники тоже держали крепко.

Кипятком заведовал Совчук, именовавший себя «старшиной-примусистом», еле шевеливший сплошь обожженными пальцами, но веселый до конца. Может быть, именно его смеху больше, нежели чему прочему, «Смелый» был обязан благополучным завершением похода в дозор к Кривой косе.

На западной стороне горизонта стояли тусклые силуэты белых: канлодки, сторожевики, тральщики и два миноносца — самая большая сила, когда-либо выходившая из Керченского пролива в Азовское море. На востоке смутным пятном плавал дым. Это была собранная для последнего боя красная флотилия.

От косы до песчаных островов и дальше шло свое минное заграждение, выставленное еще до ухода из Мариуполя. С севера под самым берегом в нем был проход, но противник, может быть, его засыпал. Где-то какие-то мины он ставил, но какие и где — было неизвестно.

Враги стояли по обе стороны барьера. Кто первый решится с тральщиком впереди форсировать его под огнем неприятеля? Кто начнет?

На «Буденном» шло совещание флагманов, командиров и политсостава. Васька на нем присутствовал неофициально. Команду вернувшегося из дозора «Смелого» пустили обогреться, и он устроился перед радиатором парового отопления в коридоре у открытой двери, синей от табачного дыма кают-компании.