«Если», 2003 № 04 - Журнал «Если»

Владимир БОРИСОВ:

Во-первых, для меня важен уже сам факт выхода этого произведения. Автор не раз признавался, что работа идет трудно, и то, что он смог с нею справиться, в очередной раз преодолеть судьбу-злодейку (это не фигура речи, если вспомнить, что за время написания романа Борис Натанович перенес несколько серьезных операций), сделать новый подарок группе «Людены» и многочисленной армии читателей фантастики, уже само по себе замечательно.

Другим важным обстоятельством мне представляется то, что роман «Бессильные мира сего» сделан в лучших традициях творчества братьев Стругацких — он не похож ни на что, написанное ранее Аркадием и Борисом, а также С.Ярославцевым и С.Витицким. И в то же время он актуален и правдив, хоть и повествует о вещах фантастических. Одновременно он о том, что волновало Стругацких еще в начале 60-х годов, и о том, о чем Борис Натанович неоднократно писал и говорил в своих публикациях и интервью за последние десять лет.

Самое главное для меня заключается в следующих словах: «…Что-то загадочное и даже сакральное, может быть, должно произойти с этим миром, чтобы Человек Воспитанный стал этому миру нужен. Человечеству. Самому себе стал нужен. И пока эта тайна не реализуется, все будет идти как встарь. Цепь убогих пороков и нравственной убогости. Ненавистный труд в поте лица своего и поганенькая жизнь в обход ненавистных законов… Пока не потребуется вдруг и почему-то этот порядок переменить…»

Только при чтении романа (и параллельно в это же время и чуть раньше — книг Владимира Савченко и Станислава Лема) я сформулировал для себя, что именно должно начать подталкивать этот мир к необходимости появления массового Человека Воспитанного, то есть к созданию Теории Высокого Воспитания и ее реализации. Если коротко, то суть в следующем: отставание этической составляющей человечества от стремительного роста технологий в последние пару веков приводит к тому, что энерговооруженность отдельных людей становится очень большой, а вот поручиться за то, что эти отдельные люди смогут распорядиться своими возможностями высоконравственно, никто не может. Новый роман С.Витицкого это, кстати, прекрасно демонстрирует. Человечеству пора побеспокоиться о своей собственной безопасности, поднимая среднюю планку этики, иначе в один прекрасный день оно может исчезнуть с лица Земли лишь потому, что у какого-то отморозка появится возможность погубить его. И кому, кстати, как не фантастам, следует всячески помогать обществу осознавать это? Формировать общественное мнение? То есть писать не только «развлекаловку», книги не только о мечемашестве и жутких «месиловках», но и о тех изменениях, которые произойдут в ближайшем будущем или уже происходят в настоящем. Ибо «времени совершенно нет». Совершенно нет времени.

Эдуард ГЕВОРКЯН:

Мне кажется, что роман «Бессильные мира сего» блистательно завершает смутное время отечественной фантастики, а именно — период поисков, метаний и сомнений, столь характерных для 90-х годов. По крайней мере в той его части, где речь шла о праве выбора. Теперь есть такое право, а вот насчет выбора вопрос остается открытым. Характерная черта персонажей — покорное следование Року, Судьбе, Предначертанию… Собственно говоря, когда в финале выясняется, что основные действующие и бездействующие лица и есть воплощения судьбы, удивляться уже нет сил — такая безнадега проглядывает сквозь мудрость вымысла, что жить просто не хочется…

Самым интересным для меня в этом роскошном произведении была хитроумная, многослойная интрига, закрученная вокруг демиурга Сэнсея, психократа Тенгиза, несчастного реализатора альтернатив Вадима, зловещего Петелина и других фигурантов. Самым неожиданным — увидеть тонкие, видимые разве что искушенному глазу нити, связывающие текст с традиционными сюжетами фантастики. Впрочем, для любителя экзегетики здесь открывается большой оперативный простор: игра архетипов с хтоническими силами на фоне питерского неопрятного антуража — это прямо какой-то Gotterdammerung!.. Но будет ли трагедийный пафос романа понятен новой генерации читателей, вот что меня смущает. В конце концов, за гибелью богов следует рождение новых, и не всякий поймет, что это попросту игра одних демонов с другими. Разумеется, это сугубо личная оценка.

Как бы ни суетился homo sapiens, чему быть — того не миновать, и лучше не будет — вот горькая мысль, просвечивающая сквозь рваный ритм повествования. По крайней мере, пропиталось именно в этом ключе… Возможно, «Бессильные мира сего» есть эталон так называемой реалистической фантастики, когда чудеса удручают, тайны убивают, а достоверность воплощается даже не в протоколе, а в приговоре. Приговоре своему времени.

Но времена меняются, меняются литературные вкусы и пристрастия. Возможно, миссия писателя, задающего вопросы, на сегодняшний день у нас исчерпана. Вероятно, пора давать ответы, пусть даже неверные. Для меня очень важно, что в этом плане «Бессильные мира сего» тоже своего рода ответ. Или больше, чем ответ. Возможно, мы имеем дело с попыткой дегероизировать современную российскую фантастику.

Попыткой весьма героической…

Сергей ЛУКЬЯНЕНКО:

Честно признаюсь, будь этот роман подписан другим именем, нежели С.Витицкий, я не дочитал бы его до конца.

Не потому, конечно же, что это плохо.

И даже не потому, что это больно.

Мне кажется, что право писать такие произведения принадлежит только тем писателям, кто уже писал иначе.

Только тому, кто верил, что главное всегда остается на Земле. Что можно навсегда прогнать ленивую, хитрую обезьяну, сидящую в каждом человеке. Что жить — хочется, что время — еще есть.

Этот роман можно просто прочитать — следя за почти детективным сюжетом. Счастливы те, кто сможет прочесть «Бессильных мира сего» только так и никак иначе.

Роман можно долго и с удовольствием разбирать на аллюзии, самоотсылки, скрытые цитаты, искать прототипы или параллели с реальной жизнью. Литературоведам надолго хватит работы.

А можно провести линию — от «Отягощенных злом» Аркадия и Бориса Стругацких, через «Поиск предназначения» С.Витицкого к «Бессильным мира сего».

Все вовсе не так плохо, как нам казалось.

Все гораздо хуже.

Безнадежность. Беспросветность. Беспомощность.

И даже демиург способен лишь найти для ученика дверь в стене — а не сломать эту стену.

Я не дочитал бы этот роман, даже зная, кто его автор.

Но роман сам дочитал меня.

Спасибо, Борис Натанович.

Критика