Вам — задание - Николай Чергинец

Не теряя времени, Купрейчик начал ближе знакомиться с прибывшими. Первым к себе в блиндаж пригласил «штрафника».

Худощавый, выше среднего роста, со впалыми щеками, он выглядел хрупким и слабым.

Купрейчик заглянул в документы и вслух прочитал:

— «Семин Григорий Иванович. Тысяча девятьсот семнадцатого года рождения». В штрафной роте взыскания имел?

— Никак нет. Да вы не волнуйтесь, товарищ старший лейтенант, я не подведу. Свою вину я кровью смыл. Не хочу больше позорить своих родителей. Воевать буду как следует.

— Правильно мыслишь, Григорий Иванович. Где родители живут?

— Под Москвой, в деревне. Там сейчас мать и две сестренки младшие остались, отец — воюет.

— Знаешь его адрес?

— А как же! — улыбнулся Семин. — Два дня назад письмо получил, но отвечу сегодня, сообщу свой.

Купрейчику нравилось, что Семин откровенен. Чувствовалось, что фронтовая жизнь многое изменила в его сознании.

Алексей спросил у Семина:

— В разведке ни разу не был?

— Нет, но в тылу у немцев пришлось неделю проболтаться, когда наш батальон оказался в окружении и нам пришлось выходить из него небольшими группами.

Купрейчику все больше нравился боец. Он подумал: «Да, на войне как нигде быстро познаются люди. Кажется, этот теперь знает, что такое в жизни хорошо и что такое плохо».

А на следующее утро начал с новыми бойцами тренировки. Алексей понимал, что чем больше он уделит внимания обучению новобранцев, тем быстрее они станут разведчиками и, самое главное, тем больше у них будет шансов остаться в живых.

После занятий он устал, но остался доволен тем, что новички, все как один, оказались смышлеными и старательными.

Купрейчик готовился к ночному походу. В который раз проверил оружие. И вдруг в голову пришла мысль: «А не написать ли еще письмо Надюше? — Он представил, как она будет рада, что он сразу ответил ей несколькими письмами. — А потом Петру напишу, — решил он, — обрадую, что Надя нашлась».

Алексей ловил себя на мысли, что впервые перед заданием он думал только о жене. Эти мысли были сильнее тревоги предстоящей опасности. Правда, теперь, когда он узнал, что Надя жива и здорова, где-то в глубине души снова зашевелилась ревность: «Вокруг нее много мужчин, некоторые наверняка поглядывают на нее и пытаются познакомиться». От этой мысли Алексею стало не по себе, и ложились на бумагу не те слова, которые он только что хотел написать. Но когда он начал рассказывать, как он воюет, то увлекся, писал долго и закончил только тогда, когда появился Мухин. Капитан, верный своей привычке помогать другу готовиться к походу, и на этот раз пришел к Купрейчику. Алексей не выдержал и похвастался:

— Вчера письмо от Нади получил. Жива-здорова, сама меня отыскала.

— Что ты говоришь! Ну, поздравляю, друже, поздравляю! Так это ты ей отписываешься?

— Ага. — И Купрейчик тут же спросил: — Так что нам приказано?

— Вчера ночью немцы обнюхивали минное поле, что вдоль высотки находится, это как раз напротив стыка второго и третьего батальонов. Командир полка беспокоится, что гитлеровцы пустят танки, и они там смогут пройти. А у нас сил пока маловато. Пополнение маленькими партиями прибывает.

— Ясно, — перебил друга Купрейчик, — значит, в тыл надо идти.

— Догадливый, — усмехнулся Мухин. — Надо посмотреть, что там у них в ближнем тылу за передовой имеется, а заодно мы тебе саперов дадим, пусть проверят, не сняли ли немцы мины.

— Так что, через минное поле идти?

— Не впервой же, Алексей, — Мухин улыбнулся и добавил: — Более безопасного прохода и не найти.

Вскоре они оказались в окопах передней линии. Впереди была нейтральная полоса. Все здесь было знакомо Купрейчику до кочки и ямки. Но каждый раз, когда он собирался в разведку, как бы снова знакомился с местностью, продумывая каждый шаг, каждое движение. Не зря же говорят, что разведчику, как и саперу, права на ошибку не дано, просто некому будет ее исправлять.

До вечера находились Купрейчик и Мухин в окопах и когда уже возвращались к себе, то план похода был готов.

Долго шли молча. Каждый думал о своем. Алексей, став спокойнее за жену, продолжал с большой тревогой думать о родителях. Они находились сейчас в глубоком вражеском тылу. «Живы ли? Если живы, то нетрудно догадаться, как они ждут часа освобождения!»

Купрейчик задумался, не заметил, что зашагал быстрее. Мухин спросил:

— Чего это ты вдруг заторопился? Думаешь, Надя второе письмо прислала?

— Да нет, — смутился Алексей, — просто хочу людей подготовить к походу.

Мухин, словно продолжая свои мысли вслух, сказал:

— Вот уже и третья военная зима приближается. Как думаешь, сколько еще зим нам придется в окопах провести?

— Мне кажется, что не больше, чем пережили уже. Смотри, Кузьма Андреевич, какими мы уже стали: и автоматы имеем, и самолеты, и танки, и пушки. И все не хуже, а лучше, чем у немцев. Значит, вскоре попрем их обратно и гнать будем до самого Берлина. Но пока, — Алексей грустно улыбнулся, — мне бы до Белоруссии дошагать.

Они вошли в блиндаж, где размещался взвод разведки, навстречу от стола поднялся старшина Гончар, он протянул Купрейчику письмо:

— Командир, получай второе письмо от жены, до пары, как говорится.

Мухин почесал смущенно затылок и, не скрывая удивления, сказал:

— Ну и чутье у тебя, Алексей! Не зря тебя в уголовный розыск направили, не зря. После войны обязательно иди в милицию снова, вспомнишь мои слова — носить тебе погоны с большими звездами. — И, повернувшись к Гончару, с улыбкой пояснил: — Понимаешь, идем сюда, а он все на рысь переходит. Я сразу догадался, что письмо ждет. Ну ладно, читай письмо да собирайся. В половине двенадцатого встретимся в окопах.

Мухин повернулся и направился к выходу. Алексей смотрел ему в спину и хотел что-то сказать, словно чувствуя, что сейчас надо задержать друга, не дать ему выйти из блиндажа. Но он, так и не найдя, что сказать, промолчал.

Позже, вспоминая Кузьму Андреевича Мухина, Купрейчик будет часто корить себя за то, что не остановил его, не задержал хотя бы на минуту.

Мухин тоже не знал, что на пустынном осеннем поле, через которое ему надо идти из блиндажа его ждет смерть...

30

БОЕЦ ПАРТИЗАНСКОГО ОТРЯДА

ВЛАДИМИР СЛАВИН

Осень 1943 года подходила к концу. Несмотря на длительную блокаду, тяжелые изнурительные бои партизаны действовали активно, постоянно наращивая силу ударов по оккупантам.

Отряд, в котором находился Славин, пополнялся за счет жителей близлежащих деревень и снова превратился в грозную силу. Теперь в отряде уже появились роты, которыми командовали офицеры Красной Армии и опытные бойцы, прошедшие суровую школу партизанской войны.