Остроумие мир. Энциклопедия - В. Артемов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ваше величество, — отвечал Канкрин, — ведь это рассматривание закона в совете было подобно охоте на бекасов. Статьи и параграфы летели во все стороны, именно как бекасы. Ну, конечно, что успел, так сказать, подстрелить на лету, то и подстрелил, а остальное так и пронеслось мимо!
* * *
Стремясь осадить гордых панов, граф Дмитрий Гаврилович Бибиков стал запрещать ездить четверней и шестерней. Однажды спесивый князь Ч-ский приехал к Бибикову с визитом умышленно на шестерке цугом с невозможно пышными жокеями, гайдуками и т. п. Бибиков, чтобы его проучить, заставил его прождать в приемной около получаса. Когда Бибиков наконец появился, гордый пан с язвительной улыбкой произнес:
— Мой визит длился так долго, что не смею больше обременять своим присутствием ваше превосходительство.
На это Бибиков спокойно и вежливо отвечал:
— Не смею задерживать пи вас, ни вашу шестерку.
* * *
Бибиков терпеть не мог неразборчивых подписей на официальных бумагах.
«Душа человека сказывается в его подписи», — говаривал он и, подписываясь четко, требовал того же от своих подчиненных, преследовал их нещадно за «крючкотворство». Однажды Бибикову подали какой-то рапорт одного из чиновников края. Вместо подписи исправника виднелся какой-то чрезвычайно художественный крючок. Бибиков нахмурился.
— Послать жандарма привезти немедленно исправника (такого-то) уезда, — приказал он правителю канцелярии.
— Слушаю, ваше превосходительство.
Жандарм летит в отдаленный уезд губернии. Исправник чуть не упал в обморок. Прощается навеки с семьей, плачет. Жандарм сажает его в кибитку и скачет в Киев.
На третий день приехали в Киев и прямо к генерал-губернаторскому дому. Докладывают Бибикову, тог приказывает ввести исправника. Несчастный входит еле жив. Бибиков подзывает его к столу и показывает ему его рапорт:
— Это ваша подпись?
— Так точно, ваше высокопревосходительство, — едва в силах выговорить исправник.
— А как ее прочесть? — громовым голосом спрашивает Бибиков.
— Исправник Сидоренко… — шепчет, стуча зубами, исправник.
— А! Сидоренко? Очень хорошо, теперь понимаю… а то я не мог разобрать… Ну, прекрасно, теперь все в порядке, можете ехать домой.
С тех пор не только этот Сидоренко, но и все прочие сидоренки, шельменки и перепенденки отчетливо выгравировывали свои подписи на официальных бумагах…
* * *
Однажды Бибиков, будучи инспектором кавалерии в городе Кременчуге в тридцатых годах, отдал приказ: «До обеда ходить в парадной форме, а после обеда— в обыкновенной». Офицерам это не совсем понравилось. Многие втихомолку стали уклоняться от этого требования и по утрам не носили парадной формы. Однажды, прогуливаясь в восемь часов утра по городу, Бибиков встречает одного ослушника.
— Приказ мой от такого-то числа читали? — накидывается он на него.
— Читал! — бойко отвечает офицер.
— Поняли его?
— Понял.
— Так отчего же вы не в парадной форме?
— Да я уже пообедал.
На другой день Бибиков в приказе указал не час обеда, а именно— 12 часов пополудни. Офицера же этого никакой ответственности не подвергнул.
* * *
Студент Быковский, изрядный кутила и весельчак, однажды в чудный весенний день, после кутежа отдыхал в обществе бутылки, развалясь на траве, на склоне горы, нависшей над Александровскою улицей, возле места, где стоит памятник святому Владимиру. В это время Бибиков поднимался снизу по Александровской улице, и от его зоркого глаза не укрылся студент, валяющийся на траве, в расстегнутом мундире и с бутылкой в руках.
— Эй, студент, сюда! — крикнул Бибиков.
Полупьяный Быковский, не двигаясь, повторил жест Бибикова и, маня его вверх, прокричал:
— Эй, Бибиков, сюда!
Взбешенный неслыханной дерзостью, Бибиков послал казака привести студента. Но пока казак скакал кругом, чтобы подняться на гору, Быковский перелез через ограду Михайловского монастыря, находящегося тут в двух шагах, и спрятался в келье какого-то монаха. Казак вернулся ни с чем…
Через два дня Бибиков встречает Быковского на Крещатике и узнает его. Тотчас Бибиков подзывает околоточного надзирателя и приказывает отправиться с Быковским в университет и передать там приказ посадить студента в карцер на хлеб и воду на три дня. Сказано— сделано: околоточный с Быковским направляются в университет. Но по дороге Быковский, которого полиция отлично знала как кутилу самого невинного типа, уговорил околоточного зайти с ним в ресторан «заговеться перед моим дневным постом», и вот происходит нечто удивительно нелепое: в отдельной комнате оба пьют столько, что околоточный, менее привыкший к пьянству, становится совершенно пьян. Тогда Быковский уговаривает его поменяться с ним костюмами и, сев на извозчика, отвозит околоточного в университет и предлагает приятелям посадить «студента» в карцер по приказу Бибикова.
Конечно, на следующий день околоточный, опомнившись, рассказал, что случилось, и дело кончилось бы для Быковского плохо, но, протрезвившись, он на следующий день явился в университет и сдался в карцер. Это его спасло.
* * *
Однажды Бибиков явился в университетскую канцелярию и, недовольный каким-то найденным им непорядком, вспылил и страшно «разнес» чиновников.
После «разноса» Бибиков направился уже к дверям, когда вдруг услышал странный шорох за одним из шкафов. Бибиков остановился, взглянул в шкаф и увидел там чиновника, который, чувствуя грозу, предпочел спрятаться.
— Ты что за птица? — грозно окликнул его Бибиков.
— Сорока, ваше превосходительство, — отвечал тот.
У Бибикова весь гнев пропал: «Как так сорока?»
Оказалось, что действительно фамилия спрятавшегося чиновника-хохла была Сорока.
* * *
В бытность Бибикова казначеем министерства финансов приемную его всегда наполняла масса просителей. Он был очень доступен. На одном из таких приемов из толпы просителей выдвинулась вперед пожилая женщина мещанского типа и начала целовать его в щеку.
— Батюшка ты наш родной… сокол ясный… солнышко красное… родимый.
— Да что вы, что вы, что вам угодно? — спросил смущенный казначей.
— Милый мой… ангел… благотворитель… помоги ты мне в нужде и заставь за себя молить Бога…
— Да в чем дело? Объясните скорее.
— Желанный наш… Говорят, ты поставлен давать казенные деньги взаймы. Помоги мне, из сил выбилась с иголкой и решилась швейную машинку купить. Одолжи мне 25 рублей казенных взаймы, и видит Бог, родной мой, я тебя не обману, выплачу по чести… с процентом.
— Взаймы, голубушка, не даю, а вот так подарить тебе могу — сказал Бибиков, подавая женщине ассигнацию.
— Ох, ты мой ангел-хранитель, да пошлет тебе Господь… и твоей супруге, красавице ненаглядной.
* * *
Бибиков не был женат и жил одиноко, а потому невольно улыбался болтовне, когда обрадованная просительница не унималась, продолжая:
— …твоей супруге, красавице ненаглядной, дозволь мне, батюшка, пойти к ней и в ножки поклониться.
— Нельзя, матушка, нельзя, она еще почивает, вот тебе десять рубликов еще за мою красавицу-супругу.
* * *
Христофор Иванович Бенкендорф (отец известного шефа жандармов, графа А. X. Бенкендорфа) был очень рассеян. Проезжая через какой-то город, зашел он на почту проведать, нет ли писем на его имя.
— Позвольте узнать фамилию вашего превосходительства? — спрашивает его почтмейстер.
— Моя фамилия? Моя фамилия? — повторяет он несколько раз и никак не может ее вспомнить. Наконец говорит, что придет после, и уходит. На улице встречается он со знакомым.
— Здравствуй, Бенкендорф!
— Как ты сказал? Да, да, Бенкендорф! — и тут же побежал на почту.
* * *
Однажды X. И. Бенкендорф был у кого-то на бале. Бал окончился довольно поздно, гости разъехались. Остались только хозяин и Бенкендорф. Разговор шел вяло: тому и другому хотелось спать. Хозяин, видя, что гость его не уезжает, предлагает пойти к нему в кабинет. Бенкендорф, поморщившись, отвечает: «Пожалуй, пойдем». В кабинете им было не легче. Бенкендорф по своему положению в обществе пользовался большим уважением. Хозяину нельзя же было объяснить ему напрямик, что пора бы ему ехать домой. Прошло еще несколько времени. Наконец хозяин решился сказать:
— Может быть, экипаж ваш еще не приехал; прикажете ли, я велю заложить свою карету?
— Как вашу? Да я хотел предложить вам свою, — отвечал Бенкендорф.
Выяснилось, что Бенкендорф вообразил, что он у себя дома, и сердился на хозяина, который у него так долго засиделся.
* * *
В последние годы своей жизни, проживая в городе Риге, ежегодно в день тезоименитства и день рождения императрицы Марии Федоровны Христофор Иванович писал ей поздравительные письма. Но он чрезвычайно ленился писать и, несмотря на верноподданнические чувства, очень тяготился этой обязанностью, а когда подходили сроки, мысль написать письмо беспокоила и смущала его. Он часто говаривал: