Те, кто выжил - Андрей Круз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Два других кота встретили ее в сенях – темноватом тамбуре, где все разувались. Тоже поурчав, они вперегонки побежали на кухню, где миски уже опустели, и звери твердо и однозначно намекали на то, что их следует наполнить.
Вообще, как Маша заметила, поведение котов, после того как все началось, здорово изменилось. Они стали меньше шляться по окрестностям, стараясь держаться поближе к дому, а по ночам реагировали даже на самый слабый шум, сразу же просыпаясь и настораживаясь. Так они засекли стоящего на крыльце мертвеца – сосед умер от инфаркта ночью и, как и положено, обратился.
Тогда они здорово растерялись, не зная, как поступить. Выглянувший в окно и осветивший соседа фонариком Володя сказал, что тот совершенно целый и чистый, и если его застрелить, то могут подумать невесть что. В конце концов Володя и еще один мужик из соседнего дома сумели свалить и связать зомби и уже в таком виде предъявить его подъехавшей ГНР[18], вызвав у тех тяжкое изумление. Потом разобрались, правда, а на будущее сказали, чтобы так не рисковали: нескольких свидетелей того, что убили зомби, вполне достаточно. Да и медицина подтвердит.
Почти сразу за ней приехал Юрка, красный и вспотевший – наверняка гнал на своем велике как бешеный. Когда он вошел, Маша обернулась к нему и сказала:
– Папа жив. Он уже в Европе и едет к нам.
Сын как-то замер, потом совершенно неожиданно подбежал к ней и обнял так крепко, что дыхание перехватило. А затем она почувствовала, что он плачет. В первый раз за долгое-долгое время.
19 июня, вторник, день. Мюйден, окрестности Амстердама
С самого утра я съездил на могилы Дрики и Сэма, попрощаться. Слез с мотоцикла, застрелив двух блуждающих поблизости зомби, и просто постоял рядом с могилами. В последний раз я их навещаю. Скорее всего, никогда уже не доберусь до этих мест, так что больше так не постою, склонив голову. Все. Достал из подсумка два маленьких стаканчика, прихваченных с лодки, поставил в изголовьях. Налил в каждый водки, накрыл ломтем серого хлеба. Черным бы надо, да нет здесь черного. Постоял молча, а потом пошел в машину, чувствуя, что теперь расстался с ними навсегда. И от этого стало больно и плохо.
В таком настроении и вернулся в Мюйден. Делать в этот день больше ничего не хотелось, какая-то апатия тяжко навалилась, подмяла. Хотелось где-то сидеть, никуда не торопясь, смотреть в окно и пить пиво. По пути встретил Вима, который легко согласился присоединиться ко мне: похоже, что делать ему было особо нечего – он как раз с наряда сменился, выходной был.
В надежде пообщаться с Корне-«радистом» предложил идти в бар на набережной: все равно дело к обеду, а он этим не манкирует. Вим не возражал, и вскоре мы сидели в еще почти пустом заведении, устроившись у окна, молча пили пиво и разглядывали лодки на воде. Словно бы выходной ощущался – суеты на улице было почему-то меньше, чем в любой другой будний день. Было ясно, тепло, по воде метались солнечные зайчики, перескакивая по мелкой ряби, дома, выстроившиеся вдоль набережных, отражались в воде. На торчащей из воды низкой деревянной свае сидела, сложив крылья, жирная серая утка. Мелодично пробили полдень куранты на старом здании ратуши. На противоположной стороне канала работал цветочный рынок, и покупателей хватало.
– Надо купить луковиц тюльпанов, побольше, – сказал я, глядя на торговую суету. – Жена любит цветы, так что найдем, как посадить. И куда.
– У меня жена тоже любила, – как-то странно сказал Вим. – Мы жили во Влаардингене, это возле Роттердама.
– Что с ними? – спросил я, успев подумать, что лучше было не спрашивать, потому что уже знал ответ, но все же спросил.
– Они в первый день погибли, – как-то сухо и внешне спокойно сказал Вим. – Еще даже сама Катастрофа не началась по-настоящему. Очаг заражения был где-то у соседей. Кто-то из них укусил жену, она вернулась домой и заперлась с детьми. Собиралась идти к врачу, мы даже поговорили по телефону. Тогда еще никто ничего не знал. Я теперь поэтому не люблю выходных: мне некуда податься и нечего делать.
Я не спрашивал, что было дальше, а он и не продолжал, просто пил пиво и смотрел в окно. Наступила неловкая тишина. Я вообще не знаю, о чем принято говорить в подобных случаях.
– Твои ведь целы? – спросил он.
– Должны быть целы, – кивнул я. – Я успел их предупредить, что дело плохо, и они заперлись в доме.
– А сейчас?
– Не знаю. Знаешь Корне, который «радист»?
– Конечно, – кивнул он. – Он что-то выяснил?
– Похоже на то: сегодня должна быть ясность.
– Ты поэтому сюда и шел?
– Точно, – подтвердил я.
Ушел он не потому что дела, он бы раньше о них сказал, а потому что не хотел встречаться с Корне – очень для него тема нашего разговора мучительна. Поэтому он просто пожал мне руку и пошел куда-то по набережной, пока не скрылся за углом. Я проводил его взглядом, а затем, обернувшись к женщине за баром, попросил еще кружку пива.
Корне появился без предупреждения и даже раньше, чем обычно. С красными глазами, явно не спавший, он подсел к нам за столик и, перехватив мой взгляд, сказал:
– На кролика похож? – И, усмехнувшись, пояснил: – Не спал сегодня, много позывных собрал.
– В смысле? – не понял я.
– Составляю карту существующих человеческих анклавов. Каждый такой позывной – почти наверняка анклав. Связываюсь, выясняю численность населения, координаты – и на карту. Ночью помех меньше, а людей в эфире больше. Думаю, что пригодится, я это на добровольных началах делаю.
– Понятно, – хмыкнул я. – А по моим делам что?
– А по твоим делам, похоже, все хорошо, – с довольным видом вытащил он свой блокнот. – Сеанс связи у тебя на завтра, на одиннадцать утра. Телефона не обещаю, но в телеграфном режиме пообщаешься. Можешь меня поцеловать.
Я чуть пивом не поперхнулся, затем сказал осторожно:
– Боюсь, не поймут.
– Фигня, поймут, – отмахнулся он. – Весь город знает, что я гей и что мой партнер пытался меня съесть, после чего мы вынуждены были расстаться навсегда, так что решат, что я всего лишь обрел новое счастье.
– Я лучше доплачу, – сказал я. – Экстра, так сказать. А целоваться не будем, а то получится, что мы всех обманываем. Они за тебя порадуются, а все не так радужно.
С этими словами мой взгляд перескочил на плетеный браслет радужной расцветки, намотанный на тощее запястье Корне.
– Много теряешь, – захохотал он. – Ну ладно, купи мне тогда пива. Платить за работу будешь после сеанса связи.
20 июня, среда, утро. Мюйден, окрестности Амстердама
Вчера я на радостях здорово напился. Начал с Вимом, потом выпил с Корне, потом пошел гулять по барам, опять встретил Вима, еще выпил с ним, а когда он пошел домой спать, то заглянул в «Де Лопер», где завис до часу ночи, зацепившись языками с компанией из нескольких мужчин и женщин, пьяной в дым. Хорошо, что вышел с лодки пешком, а то на велосипеде обратно и не доехал бы: или башку свернул бы, или с набережной в воду плюхнулся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});