Отрок. Внук сотника (Часть 1-2) - Евгений Красницкий

В самую точку, товарищ классик! Но и дед-то как в жилу попал! Илларион поперся язычников громить, и Корней Агеич, „поддерживая генеральную линию партии“, запросто может пару деревенек на щит взять, да еще и красиво отчитаться перед центром. Поди разбирайся потом: язычники или не язычники там были? Опять же и мужики почувствуют, что с возвращением сотника Корнея и добыча пошла, и победы одерживаются. Выигрыш по всем параметрам: и моральный, и материальный, и идеологический, и… Блин! Можно же не встревать в княжьи разборки, поскольку занят важным государственным делом! А когда все устаканится, дед опять — весь белый и пушистый: не в свои дела не лез, под руководством Святой Матери нашей Православной Церкви, язычество искоренял!

Но вот княгиня Ольга… Чего ей от Нинеи надо? Откуда они вообще друг друга знают? Может быть, Ольга рассчитывает в крайних обстоятельствах на помощь язычников? М-да, сэр, тут Вам с ходу не разобраться, но мать права: около князей — около смерти».

Утром ни о каком продолжении цирковых выступлений, разумеется не могло быть и речи — руководство, в полном составе, дрыхло «после вчерашнего». Деда и хозяина никифоровские работники растащили по постелям далеко заполночь и совершенно никакими, а Немого пришлось оставить там, где он и уснул в обнимку с опрокинутой лавкой. Что уж там ему представлялось в пьяных сновидениях, неизвестно, но отнять у него лавку не удалось, а тащить в постель вместе с мебелью, после недолгих размышлений, не стали.

Рассчитывать на ясность сознания и здравость суждений вчерашних сотрапезников, по вполне понятным причинам, в ближайшее время не приходилось, и заявившийся с утра Своята, уяснив обстановку, лишь печально вздохнул и поплелся куда-то по своим делам. Кузька, оклемавшийся после падения с лошади, настаивал на повторной экскурсии в торговые ряды, поскольку первую пропустил, и Мишка уже было согласился, но тут его тормознули во дворе сыновья Никифора.

— Слушай, Минька! Ну, с оружием ты здорово управляешься, а на кулачках со мной не побоишься?

Петька был почти больше, чем на год старше, на голову выше ростом и, чувствовалось, что в уличных драках с городскими пацанами он поднаторел изрядно. Позорище, которое Мишка устроил двоюродным братьям в первый день, видимо, не давало ему покоя, да и прочие мишкины «подвиги», служившие поводом как для постоянных обсуждений в семье, так и, само собой разумеется, родительских попреков, просто требовали каким-то образом удовлетворить уязвленное самолюбие подростка.

— А может, как-нибудь, обойдемся? — Попытался решить дело миром Мишка.

— Испугался?

— Я у тебя в гостях, неприлично с хозяевами драться.

— А мы — шутейно, вон там, за сарайчиком, никто и не увидит.

— Если шутейно, то зачем же прятаться?

— Боишься? Так и говори!

Петька воинственно выпятил грудь и начал медленно надвигаться на Мишку.

«Не отвяжется, придурок, самоутвердиться ему надо, понимаешь. Ну, ладно, сам напросился».

— Хорошо, бей!

— Чего? — Удивленно переспросил Петька.

Начало драки, как водится, требовало определенного ритуала: каких-нибудь вызывающих слов, толчков, сложного набора из жестов и мимики. Некий обязательный комплекс, предшествующий поединку, который человечество, с некоторыми изменениями, передавало из поколения в поколение еще с тех времен, когда «венец творения» был стадным животным и членораздельно разговаривать не умел. Был, разумеется, такой ритуал и у городских мальчишек, просто так перейти в «боевое» состояние Петька не мог. Мишка намерено сбивал его с привычной поведенческой колеи, обрекая на поражение еще до нанесения первого удара.

— Бей, говорю, чего, как баба, языком треплешь?

— Это я — баба? Да сам ты деревенщина лапотная!

Петька, сам того, конечно, не подозревая, держался за ритуал мертвой хваткой.

— Бей, или я ударю! — Упорствовал Мишка.

— Кто? Ты? Мозгляк, да я тебя…

Бум. На ногах Петька устоял, но ориентировку в пространстве на некоторое время утратил.

— Все, или еще хочешь? — Вежливо поинтересовался Мишка.

— Нечестно! — Вдруг заорал Пашка. — Нечестно, ты исподтишка…

— Тебе тоже дать? — Мишка даже не стал разворачиваться в сторону второго двоюродного брата, лишь скосил на него глаза.

Пашка, на всякий случай, отскочил немного назад, но не угомонился:

— Все равно — нечестно!

«Нет, без крепкой трепки не отстанут, дети, блин, что тут поделаешь? Петька, вроде бы, прочухался, ну-с: „Аве Цезарь! Моритури те салютант!“.»

Мишка повернулся к братьям спиной, и сделал вид, что направляется к воротам. «Апостолы» с криком (а как же без крика?) кинулись на него оба одновременно. Мишка сделал короткий шаг в сторону и Петька сам напоролся солнечным сплетением на выставленный мишкин локоть. Мишка развернулся к младшему «апостолу»… Пашки — не было. Вернее, он был, но лежал на земле, а верхом на нем сидел непонятно откуда взявшийся Роська и уже нацеливался настучать Пашке по физиономии.

— Роська, назад!

«Да что ж я ему, как Чифу, команду даю?»

— Роська, перестань, мы — шутейно. Я ребятам приемы показывал. Слезай.

— Холоп!!! — Вдруг визгливо заорал Пашка. — На хозяина руку поднял!!! Головой ответишь!!! Семен, Панкрат, кто-нибудь! Вяжите его!!!

«Ох, блин! Роську же в бою взяли, он пожизненный холоп Никифора. За нападение на хозяина или кого-то из его семьи, холопу — смерть! Что ж ты натворил, парень?»

— А ну, заткнись! — Мишка пнул орущего двоюродного брата ногой в бок. — Заткнись, я сказал!

Пашка прекратил блажить, но было уже поздно — во двор выскочило двое мужиков и один из них был старшим никифоровским приказчиком Семеном.

— Стоять! — Мишка постарался придать своему голосу как можно больше властности. — Стоять, никого не трогать!

Не тут-то было! Для Семена он был, всего лишь, мальчишкой. Мало ли, что родственник хозяина: приехал и уехал, а с Пашкой Семену дальше жить.

— Панкрат! — Скомандовал старший приказчик второму мужику. — Вяжи Роську! В погреб его, пока хозяин не решит.

«Ну нет, я вам Роську, так просто, не отдам!»

Мишка свистнул, вызывая из дома Кузьму с Демьяном, и выхватив из ножен кинжал, встал между Роськой и Панкратом.

— Только сунься, козел, кишки выпущу!

Панкрат нерешительно затоптался на месте, вопросительно оглянулся на Семена.

— Михайла, ты того… — Семен явно находился в затруднении. — Ты не у себя дома! Там распоряжайся, а здесь…