Сыны Тьмы - Гурав Моханти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Карна задавался вопросом, явился ли Савитр Лайос сюда для того, чтобы снова соблазнить земную женщину. Савитр говорил ему, что дэвы, живя бессмертно десятками тысяч лет, стали апатичны друг к другу, их физические потребности были утрачены. Хотя, возможно, это не совсем подходящее слово. Скорей – угасшими. Точно. Поднявшись на вершину эволюции, дэвы обменяли возможность получать удовольствие на власть, чувствительность на безразличие, разнообразие в обмен на совершенство. Они перестали размножаться и не возобновили это даже после Осады Тиранов, и их численность была крайне скудна. Вот почему дэвы столь вожделели Смертных. Они завидовали Смертным, испытывающим трепет от осознания того, что любой момент может стать для них последним. Смертные знали, что они обречены, и в глазах Детей Света это делало их неотразимыми.
Карна часто задавался вопросом: к чему вели такие запретные отношения. Во время своего неполного обучения в Меру он многое узнал об уродливых и довольно часто пораженных болезнями Нар Дэваках, полукровках. В былые времена эту мерзость ритуально топили в кадке с молоком. И не было ничего известно о том, что эти полукровки существовали сейчас. Но, если они действительно существовали, чувствовали ли они себя в этом мире столь же неуместно, как и он? Хотя никаких письменных свидетельств об Осаде Тиранов не существовало, о ней часто шептались в коридорах Меру – что именно Нар Дэваки заставили дэвов отступить. Эта загадка из легенд и преданий – были ли дэвы побеждены или повернули назад из-за любви, которую питали к своим детям, – так и осталась неразрешенной. Но Нар Дэваков уже не было, люди истребили их, едва был установлен мир. Вероятно, от страха перед дэвами и их кровью. Люди часто уничтожают то, что их спасло.
Савитр снова заговорил:
– В твоем мире прошло десять лет с тех пор, как я видел тебя в последний раз. Ты хорошо выглядишь. Наступили удачные времена?
Карна не мог удержаться от смеха.
– Смотря что понимать под удачей! – сказал он, вспомнив свой последний разговор с царевной Мати и то, как она убедила его скрыть их тайну ради счастья Дурьодханы. Как легко он согласился скрыть свое предательство. Это был непростой компромисс, порожденный попыткой жить удобно и закрыть глаза на угрызения совести. Теперь за то, что Мати сделала Дурьодхане, и за то, что она заставила сделать самого Карну, он ненавидел ее столь яростно, как когда-то желал. Она была шлюхой, убийцей, обманщицей, злобной тварью, которой нельзя было доверять. Будь воля самого Карны, Дурьодхана никогда бы не женился на этой змее.
– Карна, постой. – Савитр Лайос придержал его за плечо. Сквозь бинты был виден только один из его кошачьих глаз, но и он прекрасно справлялся, и это было весьма тревожно. – Ты за весь день не сказал мне ни одного дружеского слова. Похоже, ты нашел какую-то причину ненавидеть меня. Если это так, то зачем спасать меня?
– Чтобы погасить свой долг перед тобой раз и навсегда.
– Какой долг?
Воспоминание о последней встрече с Савитром Лайосом вплыло в мозг Карны – словно только этого и ждало.
II
Для мальчика девяти зим от роду жизнь – сплошная драма. Увлечение ошибочно принимается за страсть, скука ощущается как удушение, советы звучат как пожизненное заключение без надежды на условно-досрочное освобождение, а отказы ощущаются так, будто твое сердце сжато в бронированном кулаке.
Карна уже был отвергнут ачарьей Дроном, Мастером оружия Королевской семьи Хастины, за то, что он решт. В этом не было ничего нового. До этого его отвергали, изгоняли, прогоняли, избивали, атаковали, высмеивали, унижали и оскорбляли на десятках тренировочных площадок для стрельбы из лука. Но ачарья Дрон был его последней надеждой. Сам ачарья был намином, а не кшарьей, и предназначен он был для изучения Священных писаний, а не мечей. Карна надеялся, что он поймет, что кредо, а не каста определяет, что кто-то хочет стать воином.
Тогда он был неопытным мальчишкой. В отчаянии он отвернулся от своего желания. Лук был спрятан под койкой, стрелы разобраны, наконечники стрел забыты в коробке. Его отец Адират был возничим Белого Орла, а после отставки был назначен маршалом конницы. Благодаря его рекомендации Карна получил разрешение войти в Короны и служить конюхом.
С тех пор он все так же рано просыпался каждый день, но уже не для того, чтобы завязать глаза повязкой и прислушаться к звукам, издаваемым ничего не подозревающими белками. Теперь он просыпался, чтобы убрать в конюшне лошадиный навоз. Он больше не бегал к самому дальнему колодцу от дома, чтоб набрать воду. Вместо этого он расчесывал хвосты породистых скакунов и счищал грязь с их шерсти. Он больше не сидел в конце дня, смазывая длинный лук, дабы роговое дерево не высохло. Вместо этого, прежде чем погрузиться в бездумный сон, выбирал камни и траву, налипшие на копыта лошади. Все говорили, что теперь, когда Вороны были переполнены готовыми работать, как последний раб, за половинную плату беженцами из Матхуры, Карне повезло иметь постоянную работу в Коронах.
Однажды зимним утром Карна отвел несколько лошадей к озеру, чтобы искупать их. Он встал очень рано, стараясь не столкнуться с любопытными, вечно хихикающими прачками, бросающими ему непристойные предложения. В тот день было очень холодно, и лошади осторожно утоляли жажду. Если бы Карна попытался их в этот момент искупать, они бы просто взвились на дыбы. Именно тогда он увидел его… на другой стороне озера, окутанного вуалью утреннего тумана. На нем был потрепанный плащ с капюшоном, но Карна сразу узнал его. У него было не так уж много друзей с кошачьими глазами и серебристой кожей.
– У тебя впали щеки, Карна, – сказал Савитр Лайос. – Ты плохо питался.
Единственное, что Карна тогда знал о нем, так это, что Савитр Лайос не был