Образ смерти - Нора Робертс

– Адрес указан, но он не годится. Если только в здании Королевской оперы и в Карнеги-холле не сдают квартиры постояльцам.

– Правда? – протянула Джессика. Теперь в ее глазах вспыхнул жадный огонек любопытства. – Ну и дела! Мне бы следовало знать.

– Как и что именно вам следовало бы знать?

– Мистер Пьерпонт – весьма эксцентричный человек. Он несколько раз посещал гала-представления и другие мероприятия за последние годы. Не слишком общителен и без малейшей склонности к филантропии. Мне ни разу не удалось выманить у него пожертвование, а я – уж вы мне поверьте! – самый большой в мире спец по выманиванию пожертвований. Побить мой рекорд еще никому не удавалось.

– Посещение гала-представлений и других мероприятий осуществляется по письменному приглашению, не так ли? – спросила Ева.

– Разумеется. Это крайне важно… Ах да, я поняла. Как он получает приглашения, если не на свой адрес? Дайте мне минутку.

Джессика поднялась, прошла по толстому турецкому ковру и натертому до блеска паркету к двери и вышла из комнаты.

– Она мне нравится. – Пибоди взяла печенье. – Немножко напоминает мою бабушку. Не внешне, конечно, и не по стилю жизни, – Пибоди взмахнула рукой с печеньем, обводя огромную комнату. – Но есть в ней вот эта живость. Она не просто знает, что к чему, она всегда, с самого начала все знает. Слушай, печенье просто супер. И такое тоненькое, прямо-таки прозрачное. – Она взяла еще одно печеньице. – В таком печенье не может быть много калорий. Ну, съешь хоть одно, а то я буду чувствовать себя скотиной.

Ева взяла печенье.

– Он не жертвует на «Метрополитен». Посещает мероприятия время от времени, но реальных денег не выкладывает. Билеты стоят дорого, мероприятия стоят дорого, но тут он кое-что получает в обмен на свои деньги. То есть он контролирует свои расходы. Он же помешан на контроле. А когда жертвуешь, это сразу обезличивается, и ты не можешь контролировать, куда уходят твои деньги.

Она вскинула голову, потому что в этот момент вернулась Джессика.

– Загадка разрешилась, но от этого не стала менее загадочной. Лайл утверждает, что по просьбе мистера Пьерпонта всю корреспонденцию, билеты, приглашения, извещения и так далее ему оставляют в кассе театра.

– Это обычная практика? – спросила Ева.

– Отнюдь нет. – Джессика села и взяла свою чашку. – По правде говоря, это весьма необычно. Но мы стараемся идти навстречу нашим постоянным посетителям, даже тем, из которых приходится выжимать пожертвования.

– Когда вы видели его в последний раз или говорили с ним?

– Дайте подумать. Ах да, он посетил наше зимнее гала-представление. Вторая суббота декабря. Помню, как я – уже в который раз! – пыталась убедить его присоединиться к гильдии. Вступительный взнос весьма солидный, но и преимущества очень велики. Он настоящий знаток и ценитель оперного искусства, но он совершенно не заинтересован в финансировании. Скуповат. Кроме того, я несколько раз видела его на спектаклях в театре. Всегда приходит пешком. Даже на машину скупится. И всегда в одиночестве.

– Он когда-нибудь рассказывал вам о своей личной жизни?

– Дайте подумать… – Перебросив ногу на ногу, Джессика принялась покачивать туфелькой. – Когда выманиваешь деньги, разговора о личной жизни просто невозможно избежать. Это существенный элемент стратегии, если можно так выразиться. Давно вдовствует, много путешествует. Утверждает, что посещал оперные спектакли во всех крупнейших театрах мира. Предпочитает итальянскую оперу. О! – Она подняла палец и на мгновение закрыла глаза, стараясь сосредоточиться. – Помню, как несколько лет назад я пыталась его расспросить. Он выпил пару бокалов вина, и я подумала, может, удастся раскрутить его на этот вступительный взнос. Завела с ним разговор о том, является ли восприятие и понимание искусства, и музыки в частности, врожденным или благоприобретенным даром. Он выбрал второй вариант: сказал, что еще в детстве его научила понимать музыку мать. Я возразила, что в таком случае его понимание, безусловно, было унаследованным. Нет-нет, сказал он, своей родной матери он не знал, эта женщина была второй женой его отца. Она была сопрано.

– То есть она пела, – уточнила Ева. – Профессионально?

– Я задала ему именно этот вопрос. А вот что он ответил… Это было немного странно. Да, она пела, но случай ускользнул от нее, ее время истекло. Я совершенно точно помню, что именно так он и сказал. Я спросила, что случилось, но он извинился и поспешно ушел.

– Лайл может сказать, когда именно мистер Пьерпонт в последний раз забирал свою почту в кассе театра?

– Да, конечно, и тут я вас опередила: я уже задала ему этот вопрос. Не далее как на прошлой неделе.

– Как он платит?

– Лайл говорит, что наличными. Всегда. И сразу отвечаю на ваш следующий вопрос: да, это необычно. Но мы не придираемся к странностям. Он всегда появляется на спектаклях в черном смокинге с бабочкой, и это тоже весьма эксцентрично, как мне кажется. И все его гости одеваются точно так же.

– Гости? – насторожилась Ева. – Вы же говорите, он всегда один.

– Совершенно верно. Я имела в виду те случаи, когда он передает свой билет гостю. – Как любезная и внимательная хозяйка, Джессика подняла чайник и подлила чаю в чашку Пибоди. – Время от времени я вижу других мужчин в его ложе. По правде говоря, гость сидел на его месте в ложе на премьере «Риголетто». Это было на прошлой неделе.

– Вы можете его описать?

– Ммм… Черно-белый. Вот как я описала бы его. Таково было мое впечатление. Черный смокинг – очень чопорный. Белоснежные волосы, бледная кожа. Помню, как я спросила себя, уж не родственник ли он мистеру Пьерпонту. Между ними было сходство, во всяком случае, мне так показалось. Я его не видела ни до, ни после представления, ни в антракте. Может быть, просто не заметила.

– Вы можете установить имена тех, кто обычно сидел в одной ложе с мистером Пьерпонтом?

– Когда в ложе находится мистер Пьерпонт или кто-то из его гостей, там больше никого нет. Он выкупает все места. – Джессика с улыбкой протянула своим гостьям блюдо с печеньем. – И это тоже очень странно, не правда ли?

– Выкупает все места в ложе, – сказала Ева, когда они вновь оказались в машине. – Никого к себе близко не подпускает. Не хочет, чтобы его беспокоили, отвлекали. Или рассматривали с близкого расстояния.

– Поставим наблюдение в опере. – Пибоди вытащила мини-компьютер и напечатала кое-какие заметки. – Может, ему потребуется новая доза.

– Да, поставим обязательно. Его мачеха. Вот кого символизируют все эти женщины. Вот чей портрет он носит в бумажнике. Идеализирует и демонизирует ее в одно и то же время.