Смерть травы. Долгая зима. У края бездны - Джон Кристофер

— Она вернулась потому, что чувствовала себя виноватой передо мной. Как всегда… Тут уж с женщинами ничего не сделаешь. Мадлен буквально создана для самопожертвования; она не могла жить с тобой там, когда знала, что мне в Англии приходится несладко. Но на самом деле ей хотелось быть с тобой.

— Нет. — Борьба с соблазном привела к нешуточной головной боли. — Это неправда!

Дэвид по–прежнему смотрел на него. Это был все тот же заговорщический, ободряющий взгляд, но одновременно в нем было и нечто иное — возможно, тоска.

— Как бы то ни было, ты не захочешь уйти, не взглянув на нее. Или я не прав?

Войдя в кабинет, она не стала снимать бесформенную меховую шубу. Эндрю как будто не видел Мадлен; он почти не смотрел на нее, пока Дэвид не оставил их одних. Потом их глаза встретились, но он остался стоять на месте.

— Я так рада, Энди! — пролепетала она. — Что тут скажешь? Сперва я не поверила. Ведь так не бывает, правда?

— Ты хорошо выглядишь, — выдавил он. — Никаких признаков голодания.

Она зарделась.

— У нас пайки. Но еды хватает.

Эндрю смотрел на Мадлен, не смея поверить, что она жива, что он отыскал ее. Ему очень о многом хотелось сказать, но оказалось, что в голове ничего нет, кроме самых банальных фраз. Мадлен нарушила молчание:

— Мне очень не хотелось уезжать от тебя, Энди. Поверь, очень!

— Дэвид мне все разъяснил: я был в безопасности и ни в чем не испытывал недостатка, тогда как он находился в беде. Ты никак не можешь справиться с навязчивым материнским инстинктом, да?

Она отвела глаза.

— Энди… — только и вымолвила она.

— Но теперь мы сравнялись, — продолжал он. — Дэвид хочет, чтобы я предал экспедицию и остался здесь. Тогда мы с ним будем как бы в одной лодке. Ты сможешь сделать выбор, забыв про жалость. Разве не так?

Она молча кивнула.

— Некоторым женщинам понадобилось бы в такой ситуации какое–то время, чтобы принять решение, — несколько дней, недель, а то и месяцев, однако к тебе это не относится. Сострадание состраданием, но ты сумеешь разобраться в своих чувствах. Верно?

— Энди, — прошептала она, — милый Энди…

— Я помню, как Абониту впервые заговорил со мной об экспедиции. Мы сидели с ним мертвецки пьяные в одном поганом кабаре. Он важно посмотрел на меня через свои очки и сказал: «Ты обретешь в стране вечной зимы утраченную любовь». Будто в сказке; он иногда ведет себя совсем как дитя. Наутро я понял, что это — ерунда, но мне было все равно, ехать или оставаться. — Эндрю улыбнулся. — После твоего бегства мне было на все наплевать.

Ее глаза блестели — возможно, от слез.

— И вдруг сказка обернулась былью, — заключил он. — В конце путешествия я нашел тебя. Ты права: так не бывает. Но мы — исключение. Нас разделяло расстояние, преграды, опасности, а в итоге поджидал обыкновенный хеппи–энд. Мы любим друг друга. — Он запнулся. — Ведь так? Ты любишь меня, а не Дэвида?

— Да.

— Ты не колеблешься ни единой минуты? Тебе не нужны дни, тем более недели на размышление? Значит, я не ошибся?

— Не ошибся.

— Я часто воображал, как это будет, — признался он, — но человеку не дано быть настоящим провидцем. Скажи еще раз…

— Я люблю тебя, Энди.

— Значит, все в полном порядке! Дэвид не станет возражать?

— Не думаю.

— Мне тоже так кажется. Он никогда не нуждался в тебе так, как я. Правда? Ему никогда не нужен был рядом другой человек.

— Да, — тихо согласилась Мадлен, — это правда.

— Я еще не поцеловал тебя.

Она кинулась к нему. Эндрю чувствовал, что сходит с ума, сжимая ее тело, закутанное в мех, и ощущая на своей шее ее дыхание. Теперь он понимал, что по сравнению с реальностью бледнеют любые мечты. Мечты не могли так жестоко насмеяться над ним.

— Скажи еще раз…

— Я люблю, люблю тебя, Энди!

Он легонько оттолкнул Мадлен и увидел, что у нее дрожат губы.

— Что случилось? — прошептала она. — Что–то не так?

— Все так. Ты была на высоте. Дэвид может гордиться тобой.

— Не понимаю…

Он с трудом поборол желание оскорбить ее. Раньше он не мог себе представить, что способен на грубость по отношению к Мадлен. Выходит, собственная натура еще может преподносить сюрпризы. Совладав с собой, Эндрю осторожно произнес, старательно подбирая слова:

— Дэвид поступил весьма разумно, предприняв такую попытку. Он использует людей в своих целях, и люди не держат на него зла. Я отказал ему, но стоит попросить тебе…

До нее дошел смысл его слов.

— Ты вообразил, что я обманываю тебя? Что Дэвид велел мне притвориться любящей, чтобы ты поступил так, как он хочет? И что я согласилась?

Эндрю глядел на нее во все глаза и молчал, ибо не доверял собственному языку.

— Разве я хоть раз обманывала тебя, Энди? — еле слышно спросила она.

— А разве он раньше просил тебя об этом? Мадлен поймала его взгляд.

— Почему ты не доверяешь мне, Энди? Потому что я бросила тебя и вернулась сюда? Выходит, я потеряла тебя? Как я потом сожалела о своем поступке!..

— У поступков бывают последствия, — ответил он через силу. — Дело не столько в твоем бегстве, сколько в том, что было потом. Ты слишком поторопилась, Мадлен, ты оказалась слишком легкой на подъем. Ты не из тех женщин, которые могут запросто перепархивать из одной постели в другую. Тебе надо было попросить отсрочки — глядишь, я бы поверил тебе.

— Да, — сказала она, я не из таких. Только твоя догадка неверна: я не делила с Дэвидом ложе.

— Ага, значит, стоило тебе бросить меня, как ты осознала свою ошибку! — воскликнул он с горькой иронией. — Поэтому ты дала Дэвиду от ворот поворот и сидела, как Пенелопа, дожидаясь, пока явится твоя подлинная любовь? В этом ты пытаешься меня уверить?

— Нет. Я не надеялась снова тебя увидеть.

— Тогда в чем же? Ты терпела мою любовь от одиночества, хотя продолжала любить Дэвида. Что же изменилось теперь?

Ответ последовал не сразу. Жестом, в котором невероятным образом слились гордость и стыдливость, она распахнула полы шубы и тут же запахнулась снова. Он успел заметить, как раздалось ее тело, обтянутое синим шерстяным платьем.

— Вот что, — сказала она.

Эндрю остолбенел и вымолвил только:

— Он…

— Наш? Твой? Да, несомненно. Я поняла, что беременна, еще в самолете, когда летела сюда. Сперва я решила, что меня просто тошнит от воздушных ям… Очень скоро я разобралась в своих подлинных чувствах, но было уже поздно что–либо предпринимать: аэропорт закрылся, а Пейл доживал последние дни. Единственное, что мне оставалось, — попытаться выжить. Я не знала, хватит ли у меня сил, но меня поддерживал Дэвид. Он все время разглагольствует о ребенке. Он уверен, что родится мальчик. Мне кажется, он тоже лучше разобрался в себе. Ему бы хотелось иметь сына.

— Все будет совсем непросто, — произнес Эндрю. — Ни больниц, ни оборудования…

— Не бойся, все пройдет как полагается.

Ее спокойная уверенность рассеяла его страхи, но смятение не проходило. Он представил себе Дэвида, диктатора зарождающейся империи, которому нужен сын, преемник…

— Бедный Дэвид! — невольно вырвалось у него.

— Да, бедный Дэвид, — согласилась она.

Этот невинный заговор, скрепленный любовью, рассеял его сомнения. Он раскрыл объятия, и Мадлен бросилась к нему, тяжело повиснув у него на шее.

— Ты все спрашивал и спрашивал, — услыхал Эндрю ее щекочущий шепот у самого уха. — А сам ничего не хочешь сказать?

— Я люблю тебя. — Он сжал ее еще крепче. — Люблю вас обоих.

5

Абониту разбил палатку в центре кольца, образованного «ховеркрафтами». Поприветствовав Эндрю, он дождался, пока они останутся с глазу на глаз за шатким столиком, и только после этого спросил, как обстоят дела.

— Плохо.

— Они не хотят договариваться? — спросил Абониту и налил бренди в две алюминиевые кружки.

— Только на одном условии — чтобы вы оставили Лондон. Они предпочли бы, чтобы вы вообще оставили страну, но понимают, что не могут принудить вас сделать это.

— Они полагают, что смогут настоять на первом своем условии?

— Да. Во всяком случае, они попытаются.

— Почему?

— Разве это не очевидно?

— Им не приходит в голову, что наше отступление не будет препятствием для прихода других?

— Видимо, они намерены бороться со злом в порядке очередности. Они полагают, что с наступлением лета смогут начать возвращать страну под свой контроль.

— Звучит оптимистически.

— Верно.

Абониту указал на кружку с бренди:

— Почему ты не пьешь, Эндрю? Я полагал, тебе не мешает расслабиться.

— Спасибо.

Бренди согрел его, и он понял, до чего продрог. И напуган.

— Что у них там творится? — спросил Абониту.

— Холод, — отозвался он. — Безнадежность. Но они надеются — вопреки всему.