Пушки острова Наварон. 10 баллов с острова Наварон - Алистер Маклин

– За пунктуальность надо поставить англичанам пятерку. Самолет уже на подходе.

– Отлично. Держите меня в курсе.

Нойфельд сдвинул наушники и обратил взгляд на север. Непроглядная тьма. Ошибки быть не могло – звук самолетных двигателей становился все отчетливей. Внезапно внизу, в районе плато, прозвучали три резких сигнала. В мгновение ока человеческая колонна рассыпалась.

Мужчины и женщины, освобождая взлетную полосу, бросились в глубокий снег с восточной стороны плато. Осталось, видимо, по предварительной договоренности, человек восемьдесят, которые перешли на противоположную сторону полосы.

– Должен сказать, они неплохо организованы, – произнес Нойфельд с видимым удовольствием.

Дрошный по-волчьи оскалился:

– Тем лучше для нас, верно?

– По-моему, все сегодня стараются изо всех сил, чтобы помочь нам, – согласился Нойфельд.

Темная громадная туча медленно проплыла к югу, и белая луна осветила плато. Нойфельд сразу увидел самолет, совсем близко, не более чем в миле. Его очертания резко выделялись в мерцающем свете луны, пока он опускался на дальний конец взлетной полосы. Вновь прозвучал сигнальный свист, и в ту же секунду люди по обеим сторонам взлетной дорожки одновременно включили карманные фонари, что было необязательно при ярком лунном свете, но совершенно необходимо в том случае, если луна опять спрячется за тучу.

– Посадка закончена, – сказал в микрофон Нойфельд. – Это бомбардировщик «Веллингтон».

– Будем надеяться, что посадка прошла удачно, – сказал Циммерман.

– Будем надеяться, герр генерал.

«Веллингтон» совершил успешную посадку. Настолько успешную, насколько возможно было в таких труднейших условиях. Сначала он быстро снижал скорость, но затем, приземлившись, покатился вперед, как будто не тормозя.

Нойфельд произнес в микрофон:

– Посадка закончена, герр генерал.

– Почему он не останавливается? – удивился Дрошный.

– Нельзя сажать самолет на снег так же, как на бетонную полосу, – объяснил Нойфельд.' – Им потребуется каждый ярд полосы при взлете.

Было видно, что пилот «Веллингтона» придерживается того же мнения. Когда ему оставалось ярдов пятьдесят до конца дорожки, две группы людей выделились из рядов, огородивших взлетную полосу. Одна группа бросилась к уже открытой двери самолета, а другая – в хвост. Обе группы подбежали к бомбардировщику, когда он выруливал на стоянку в конце полосы. Дюжина человек схватилась за хвост машины, поворачивая её на 180 .

Дрошный был потрясен.

– Клянусь Богом, они не теряют времени.

– Они не имеют права терять ни секунды. Если самолет остановится даже на самое короткое время, то начнет погружаться в снег, – Нойфельд поднял к глазам бинокль и сказал в микрофон:

– Они садятся в самолет, мой генерал. Один, два, три… семь, восемь, девять. Есть, девять! – Нойфельд вздохнул с облегчением. – Примите мои поздравления, мой генерал. Девять!

Самолет тем временем уже развернулся в ту сторону, откуда прилетел. Пилот, не отпуская тормозов, запустил двигатели на полную мощность, и через двадцать секунд машина уже опять бежала по взлетной полосе. Пилот не допускал случайностей. Он дотянул «Веллингтон» до самого конца полосы, и только после этого самолет взмыл в ночное небо.

– Взлет завершен, герр генерал, – доложил Нойфельд. – Все точно по плану. – Он прикрыл микрофон рукой, посмотрел вслед удаляющемуся бомбардировщику и улыбнулся Дрошному. – Я думаю, мы могли бы пожелать им «счастливого пути».

Меллори в числе сотен людей, окружавших взлетную площадку, опустил бинокль:

– Счастливого пути.

Полковник Вис печально покачал головой:

– И все эти усилия только для того, чтобы отправить пятерых моих людей на каникулы в Италию.

– Видит Бог, они заслужили отдых, – возразил Меллори.

– Бог с ними. Лучше подумаем о себе, – произнес Рейнольдс требовательно. Несмотря на тон, лицо его не выражало злобы. Он был всего лишь расстроен и слегка удивлен: – В этом чертовом самолете должны были сидеть мы!

– Будет вам. Я просто передумал.

– Черт бы вас побрал с вашими вечными фокусами, – в сердцах выпалил Рейнольдс.

На борту «Веллингтона» усатый майор оглядел трех своих товарищей и пятерых партизан, покачал головой и повернулся к сидящему рядом капитану:

– Просто удивительно!

– Очень странно, сэр, – сказал капитан. Он бросил взгляд на бумаги в руке майора, – Что у вас там?

– Карты и документы, которые я должен отдать какому-то бородатому моряку, когда мы приземлимся в Италии. Странный малый этот Меллори.

– Так точно, сэр, очень странный, – согласился капитан.

Вис, Вланович и Меллори со своей группой отделились от толпы и стояли у входа в палатку Виса.

Меллори обратился к Вису:

– Вы приготовили веревки? Мы должны немедленно отправляться.

– К чему вся эта спешка, сэр? – поинтересовался Гроувс. Так же, как у Рейнольдса, его обида сменилась замешательством. – Все как-то неожиданно.

– Петар и Мария, – угрюмо произнес Меллори. – Это из-за них надо спешить.

– А что с Петаром и Марией? – подозрительно осведомился Рейнольдс.

– Их держат взаперти в блокгаузе. А когда Нойфельд и Дрошный вернутся туда…

– Вернутся? – изумился Гроувс. – Что вы имеете в виду? Мы же их заперли. И каким образом, господи помилуй, вам стало известно, что Петара и Марию держат в блокгаузе? Как это может быть? Ведь их же не было там, когда мы уходили… а это было совсем недавно.

– Когда Андреа сказал, что его лошадь поранила копыто о камень по пути сюда из блокгауза, дело было совсем не в этом. Андреа установил наблюдение.

– Видите ли, – объяснил Миллер, – Андреа никому не доверяет.

– Он видел, как сержант Баер вел туда Петара и Марию, – продолжал Меллори. – Они были связаны. Баер освободил Нойфельда и Дрошного, и, бьюсь об заклад, наша драгоценная парочка следила, действительно ли мы улетели.

– Вы не все нам рассказываете, правда, сэр? – с горечью отметил Рейнольдс.

– Вот что я вам скажу, – уверенно отчеканил Меллори. – Если мы не попадем туда как можно скорее, Марии и Петару придется туго. Нойфельд и Дрошный ещё не знают, но уже, должно быть, предполагают, что именно Мария сообщила мне, где скрывают этих четырех связных. Они всегда знали, кто мы, – Мария сказала им. Теперь они знают, кто такая Мария. Как раз перед тем, как Дрошный убил Саундерса…

– Дрошный? – лицо Рейнольдса выражало полную растерянность. – Мария?

– Я ошибся, – в голосе Меллори слышалась усталость. – Мы все понаделали ошибок, но эта была самая серьезная. – Он улыбнулся, но глаза оставались серьезными. – Вспомните те резкие слова, которые вы бросили в адрес Андреа, когда он затеял драку с Дрошным у столовой в лагере Нойфельда.

– Конечно, я помню. Это была глупейшая история…

– Вы сможете извиниться перед Андреа, когда представится возможность, – перебил Меллори. – Андреа провоцировал Дрошного, потому что я его об этом просил. Я знал, что Нойфельд и Дрошный о чемто договаривались в столовой, когда мы вышли, и искал момент, чтобы спросить Марию, что именно они обсуждали. Она сказала, что они намеревались послать пару четников за нами в лагерь Брозника, тайно, конечно, чтобы сообщить о нас. Это были те двое наших «проводников» в грузовике. Андреа и Миллер убили их.

– Теперь понятно, – протянул Гроувс. – Андреа и Миллер убили их.

– Чего я не знал, так это того, что Дрошный тоже шел за нами по пятам. Он видел нас с Марией вместе, – Меллори посмотрел на Рейнольдса. – Так же, как и вы. Я не знал в то время, что он нас видел, но теперь мне это известно. С самого утра Мария все время находится под угрозой смерти. Но я ничего не мог сделать. Вплоть до последнего момента. Если бы я только высунулся, с нами было бы все кончено.

Рейнольдс покачал головой.

– Но вы сами только что сказали, что Мария предала нас…

– Мария, – сказал Меллори, – высококвалифицированный агент английской разведки. Отец – англичанин, мать – югославка. Она жила в этой стране ещё до прихода немцев. Была студенткой в Белграде. Примкнула к партизанам, которые обучили её как радистку, а затем организовали для неё побег к четникам. У четников в это время находилась в плену радистка одной из британских миссий. Немцы главным образом обучили Марию абсолютно достоверно копировать почерк этой радистки: ведь каждый радист имеет свой собственный почерк. И, конечно, тут сыграл роль её безупречный английский. Таким образом, она оказалась в непосредственном контакте с нашими разведцентрами как в Северной Африке, так и в Италии. Немцы считали, что полностью околпачили нас. На самом деле все было наоборот. Миллер сказал с упреком:

– Ты мне тоже всего этого не говорил.

– Мне надо было все обдумать. Ее ведь все-таки уличили в том, что она принимала участие в заброске последних четырех связных. Она, конечно, сообщила об этом немцам. А эти связные приносили информацию, укрепляющую веру немцев в то, что второй фронт, – а на самом деле настоящее вторжение в Югославию – дело первостепенной важности.