Зеркало моей души.Том 1.Хорошо в стране советской жить... - Николай Левашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дотащив всё это до дома, мы по-братски всё делили, и почти каждый вечер у нас было по ведру рыбы и по полмешка раков, которых тут же варили в большой кастрюле-выварке и потом все вместе садились за большим столом, за которым помещались все и начинали поедать только что сваренных раков! И так было почти каждый день в то замечательное лето. И это лето запомнилось всем именно из-за раков, которых мы уничтожали в огромных количествах, и никто не боялся, что может «объесть» другого, так как полакомиться раками получалось очень уж часто.
Вообще-то летний месяц в Кундрючке (так мы коротко называли хутор Кундрюченский) был всегда для всех нас особенным. Мы отдыхали от своей раскалённой летом квартиры-хрущёвки на почти девственной природе русской деревни и проводили время вместе с нашими двоюродными и троюродными сёстрами и братьями. Хутор Кундрюченский был единственной точкой нашего пересечения, и только там мы могли общаться с друг другом. В то время у нас дома не было телефона, контакты поддерживала мама через письма и периодические разговоры по телефону, когда нужно было идти на почту и ожидать соединения в переговорном зале и, прождав иногда соединения час-полтора, быстро заскакивать в указанную телефонисткой кабину и чаще всего при весьма плохой слышимости, кричать что-нибудь в трубку, и не выяснив толком ничего, услышать в трубке голос телефонистки, предупреждающий о том, что осталась минута разговора…
Так что, единственной возможностью пообщаться со своими ближайшими родственниками по материнской линии были поездки во время летних каникул в деревню к бабушке. При доме был довольно большой сад, размером почти с гектар, что было большой редкостью в советское время. Сад был разбит моим прадедом, который до самой своей смерти в 1974 году держал сад в идеальном состоянии; земля в саду была всегда очищена от травы, стволы деревьев всегда были покрашены известью. Дедушка Серёжа (так мы звали своего прадеда) был селекционером, прививал на одно дерево несколько сортов яблок и груш. Помню, как можно было увидеть на плодовых деревьях целлофановые пакеты, завязанные вокруг каждой завязи плодов. Он же разбил и великолепный парк, который начинался через дорогу от сада и занимал огромную площадь. Этот парк был его гордостью и украшением не только хутора Кундрюченского, но и района, да и не только. Мне мало пришлось видеть парков такой красоты.
Вообще-то этот парк был самым настоящим чудом. Среди сальских степей, где кроме насаженных лесополос, не было никогда никаких лесных посадок, неожиданно оказываешься среди самой настоящей лесной чащи, где только на полянках солнечный свет прорывается до поверхности земли, но стоит только выйти на аккуратные, посыпанные песком аллеи… и ты вновь попадаешь в цивилизацию. Этот парк был для нас сказочным лесом, местом наших детских игр. Любую причудливую тень мы принимали за лешего или кикимору, чудовище или приведение. Особенно таинственным и сказочным парк становился в сумерках, когда он наполнялся незнакомыми нам голосами птиц и животных. Сумерки очень быстро прогонялись ночью, парк полностью погружался во тьму, и мы, тогда ещё малыши, старались побыстрее унести из него ноги. Только позже по основным аллеям были поставлены осветительные фонари, но до тех пор с заходом Солнца на парк опускалось покрывало южной ночи. Вообще-то ночи в тех местах были особые. С наступлением ночи, на небе зажигались просто огромные звёзды, до которых, казалось, можно дотянуться рукой…
Вообще-то лето не всегда было временем ничего неделания. Во-первых, в деревне мы имели свои обязанности, хотя они и не были обременительными. Нам самим было интересно многое, мы предлагали свою помощь, где только могли. Я нередко затевал какие-нибудь свои собственные начинания. Например, брался за сооружение собственными руками табуреток и других поделок из дерева. Самое сложное было найти подходящее дерево, многие доски, которые можно было найти во дворе, были горбылями, которые остались от прошлых работ. Или были разных размеров обрезки, которые дедушка Серёжа складывал в сарае. И вот, найдя более-менее подходящие доски, я начинал свою работу. До сих пор сохранилось необычное ощущение, когда под твоими руками, после каждого движения рубанка, шершавая, неказистая на вид доска становится гладкой, приятной на ощупь, когда чётко проступает красивый рисунок распила. И когда, после некоторого времени, вместо груды досок под твоими руками рождается самая простая табуретка, невольно чувствуешь ни с чем не сравнимую радость оттого, что ты это сделал своими собственными руками…
Приходилось на летних каникулах делать и более серьёзные вещи. Батя во время своего отпуска или в свои выходные, брался за шабашки. Будучи специалистом высочайшего класса в своём деле, он часто получал предложения на ремонт квартир или на выполнение каких-либо авральных работ, когда нужно было быстро и качественно завершить отделочные работы перед сдачей объектов приёмной комиссии. Однажды отцу поступило предложение за хорошие деньги завершить отделочные работы в больнице орловского райцентра, к которому и относился хутор Кундрюченский. Отец согласился и взял с собой нас, мальчишек. На этот раз предстояло настелить линолеумные полы в здании больницы. В первую очередь нам всем пришлось выметать весь строительный мусор, которого оказалось очень много и выметать не абы как, а основательно, чтобы не оставалось ни одной пылинки или соринки. Чтобы сбить пыль, мы постоянно обрызгивали водой полы и только после этого начинали орудовать сначала грубыми вениками, а потом уже доводили чистоту до идеальной, самыми лучшими вениками.
После такой капитальной чистки, отец доводил бетонный пол до нужной кондиции, очень часто доводя стяжку до идеальной гладкости. А потом начиналась собственно работа. Раскатывались рулоны линолеума, и начиналась нарезка его специальным ножом в соответствии с размерами конкретной комнаты. Отец показал, как правильно нужно резать линолеум мне и после этого я это делал уже сам, значительно облегчив ему работу. После нарезки линолеума по размерам комнаты, мы с братом скатывали его вновь в рулоны, а отец, подготовив специальный клей, тонким слоем наносил клей на бетон, а мы с братом начинали раскатывать на клей порезанные ранее куски линолеума. Но раскатывали не просто так, а ползая по бетону на коленях, что само по себе было мало приятным занятием, и специально выделенными для этой цели тряпками выдавливали воздух из под линолеума, да так, чтобы не осталось ни одного воздушного пузыря. Для меня лично, ползанье на коленях по бетонному полу было не только малоприятным, но и очень болезненным.
