Власть и наука - Валерий Сойфер

"Все факты, установленные Лысенко, были известны и раньше (см. Слезкин, "Зерновые злаки", 1-е изд., 1904; Gassner, Ztschr. f. Bot. 1918, 16 и литературу у Гасснера)... Ошибочным оказалось математическое выражение зависимости быстроты протекания отдельных фаз от фактора температуры" (74).

Васильев и некоторые другие авторы высказали мнение, что Лысенко переоценил свои результаты, отнесся к ним, как говорят специалисты, некритически. Но позже за Лысенко все-таки утвердилась репутация первооткрывателя важного процесса. Так ли это было на самом деле?

Я не раз возвращался к этому вопросу, пытаясь в нем разобраться. Априорно казалось ясным, что человек без достаточного образования, пусть даже умелец или народный самородок, как его аттестовали в советской прессе, не мог на пустом месте, то есть без навыков солидного экспериментирования, сразу прийти к важнейшим выводам в новой отрасли науки - физиологии растений.

Однако о своих предшественниках Лысенко написал в книге 1928 года скудно и невразумительно.

Мне удалось, наконец, найти ответ на загадку, кто мог надоумить его заняться этими вопросами, листая подшивки газет тех лет. Интерес к газетам был не случаен, ведь вся информация о "новом учении" была опубликована не в научных статьях, а рассказана журналистами на страницах газет.

Как оказалось, уже на самом раннем этапе своей работы Лысенко узнал, какими должны быть основные выводы, а также как следует проводить опыты и как их интерпретировать, услыхав о работах Гавриила Семеновича Зайцева - известного не только в России, но и на Западе физиолога растений и селекционера 8 , организовавшего широкие научные исследования физиологии растений в условиях Средней Азии, где он изучал поведение растений после воздействия на них низких температур и других факторов среды. Работая главным образом с хлопчатником, Зайцев вывел важные закономерности, приложимые и к другим растениям. Еще в 1926 году он издал книгу (76), в которой не только поставил задачу о суммах температур, но и дал решение этой задачи. В книжке 1928 года Лысенко трижды цитирует работы этого ученого (77), как бы сверяя свои заключения с его выводами. Однако Лысенко делает эти сопоставления в очень туманной форме. Из его фраз трудно понять, где кончаются границы исследования Зайцева и где начинается исследовательское поле, "распаханное" самим Лысенко.

О том, что Лысенко узнал о методах работы и выводах Зайцева, говорила заметка, опубликованная в "Сельскохозяйственной газете" авторитетнейшим агрономом и земледелом России Николаем Максимовичем Тулайковым, который 13 января 1929 года писал:

"В начале 1927 г. [то есть в самом начале работы Т.Т.Лысенко по яровизации - В.С. ] на опытной станции в Гандже мне пришлось много говорить с Лысенко, ...который разрабатывал в приложении к различным растениям того района установленные проф. Г.С.Зайцевым закономерности о суммах температур, необходимых для прохождения различных фаз развития хлопка" (78).

Из заметки следует, что Лысенко выяснил детали работы Зайцева с хлопчатником и обсудил их, что, разумеется, не могло не способствовать тому, чтобы направить его энергию по верному руслу. В то же время, давая объяснение истокам лысенковской работы, Тулайков не отвергал ее, а лишь призывал к осторожности при ее интерпретации.

Тулайков вспоминал о своем продолжительном разговоре по свежим следам: прошло всего два года с момента их встречи, и говорил он вполне определенно о приложении к различным растениям уже открытой закономерности (и притом доброжелательно указывал на то, что ко времени разговора " Лысенко уже намечал... некоторую зависимость " ). Теперь становилось понятным, почему Лысенко трижды упоминал Зайцева в книге 1928 года, примеряя свои выводы к зайцевским и повторяя каждый раз, что они схожи. Не ссылаться тогда вовсе на здравствующего Зайцева он не мог (Зайцеву оставалось до внезапной кончины жить около года). Позже Лысенко уже никогда Зайцева не цитировал (см. например, /33/), настаивал на своем приоритете, видел в установлении факта перехода одной фазы в другую отличие своей работы от всех предшествовавших. Не случайно также, на мой взгляд, что Лысенко ввел в число объектов своей работы хлопчатник, хорошо изученный Зайцевым, и тем подстраховал себя на случай возможных неудач с другими культурами. Вряд ли случайно и то, что часть работы, которая проводилась на хлопчатнике, он поручил верному человеку - своей жене, Александре Басковой.

Итак, истоки первой работы Лысенко со временем были забыты. Критик работы - Максимов вскоре также отошел от осторожно негативного отношения к работе новаторов и стал их захваливать (79). Уступками подобного рода, пусть даже невинными или вынужденными, Максимов и все последующие оправдатели и восхвалители "полезных идей" Лысенко только помешали ему стать настоящим ученым, оказали ему дурную услугу. И когда Максимов серьезно разбирал ошибки Лысенко (80), он поступал более правильно.

Газета объявляет Лысенко победителем в научном споре

А тем временем события развивались стремительно. 13 ноября того же 1929 года "Сельскохозяйственная газета" - центральный орган печати, официальное издание Наркомата земледелия страны - отвела почти целую полосу теме "Яровизация озимых" (81) 9 .

Редакция пригласила принять участие в дискуссии нескольких известных ученых: генетика растений и селекционера академика А.А.Сапегина, профессора П.И.Лисицына - известного селекционера и семеновода, проект которого лег в основу подписанного Лениным декрета "О семеноводстве" (Лисицын в том же 1929 году занял кафедру селекции и семеноводства полевых культур Тимирязевской сельскохозяйственной академии в Москве), уже занкомого нам Тулайкова и профессора-агронома М.Прика.

Все четверо никак в это время от Лысенко не зависели и могли говорить то, что они по этому поводу на самом деле думали. Так же несомненно, что каждый из них не мог не осознавать, что они привлечены к серьезной дискуссии на важную тему. К их мнению должны были прислушаться руководители сельского хозяйства.

Однако вышло так, что никакой дискуссии на деле не получилось, точки зрения всех ученых оказались сходными: о работе Лысенко говорилось без излишнего восторга, хотя и уважительно, но применять немедленно его предложение о холодовой обработке зерна на практике в широких масштабах все считали делом преждевременным! Столь же единодушны все были в том, что претензия автора на открытие безосновательна. Открытия, говорили они, никакого нет. Все , о чем Лысенко заявляет, науке известно. А новизна его подхода заключается в желании перевести дело на рельсы практики. Лисицын указывал, что вопрос о созревании озимых при яровом посеве

"... является частным случаем более общего биологического вопроса о факторах, способствовавших переходу вегетативной фазы в генеративную. Он не нов даже в такой широкой постановке и поэтому с точки зрения физиологии растений агроном Лысенко не сделал открытия.... предложенный Лысенко способ можно с некоторой натяжкой признать пригодным только для индивидуального безмашинного хозяйства" (84).

Далее Лисицын убедительно говорил о том, как может перегреваться прорастающее зерно, облитое водой, из-за чего потребуется его перелопачивать, как будут при этом ломаться ростки. Упоминал он и о трудностях, связанных с посевом такого влажного прорастающего зерна:

"В маленьком хозяйстве при известной аккуратности, пожалуй, можно еще посеять его руками, вразброс... но в крупных хозяйствах это не подойдет... Любая сеялка, рядовая или разбросная - безразлично, поломает ростки и поплющит набухшее зерно. Высевающий аппарат слишком груб. Нужна машина специальной конструкции" (85).

Конечно, в те годы всеобщего оптимизма ученые часто предавались мечтам о том, чего может достичь раскрепощенный разум, и в своей статье Лисицын искал путь к применению на практике идей Лысенко. Поэтому он подробно рассказывал, какие совершенные машины есть в промышленности, способные даже набивать табаком тончайшие гильзы из папиросной бумаги и не рвать ее при этом, и сетовал, что техника, используемая в сельском хозяйстве, пока груба и несовершенна. Он объяснял это тем, что

"условия капиталистического строя не дали возможности проявиться в этом направлении человеческому гению" (86).

Уповал Лисицын на то, что

"чудеса сельскохозяйственной техники может дать только социалистический строй. Вот, где больше, чем в других местах, нам нужно не только догнать, но и перегнать. Я думаю, что нужно скорее усилить и развернуть институт сельскохозяйственной механики, нужно дать задание нашим наиболее талантливым конструкторам... нужно искать, пробовать, вообще проявить наибольшую активность для осуществления идеи Лысенко..." (87).

"Я - за практическое осуществление идеи Лысенко" - завершал он свою заметку, но указывал, какая еще большая работа ждет впереди тех, кто захочет применить идею на практике. Пока же пожелания о создании совершенных механических устройств для земледельцев оставались в области фантазии, и Лисицын констатировал: