Странная барышня (СИ) - Эрра Алла

— Да. Почти шестьдесят лет от роду женишку. Только он ещё и буйный. Слухи о кончине его четвёртой жены очень нехорошие ходили.

— Ерунда! А то, что поколачивает иногда… Стерпится — слюбится. Тебе главное от него дитя понести, а дальше ешь спокойно с блюд серебряных.

— Что же вы за такое “счастье” замуж не вышли? Женщина-то теперь свободная.

— Я… — замялась Мария Артамоновна, резко перейдя на доверительный тон. — Ты тут наговариваешь на меня, а ведь я хотела судьбу твою обеспечить. Как родной, лучшее отдавала. Пойми, Лизонька! Короток женский век. Встретить подобного человека мечтают многие. Он же на тебя глаз положил. А ты? И его оскорбила истериками своими, и нашу семью унизила.

Я ведь ночами не сплю, думая, как тебя, далеко не первую красавицу уезда, в хорошие руки пристроить. Ты же кровинушка моя по мужу Василию Юрьевичу. До сих пор забыть его не могу, в душе траур ношу.

Ты же расстраиваешь батюшку, на нас с небес смотрящего. Что скажешь ему в церкви, когда за упокой молиться будешь? Что дочкой неблагодарной растёшь? Тут не только он, но и сам бог осерчает… Хочешь в ад?

— Ой! Не хочу! — вплеснув руками, приняла я её правило игры. — За что, матушка?!

— За то, что старших не чтишь! — победно продолжила она, видя, что взяла строптивую падчерицу снова под свой контроль. — За то, что грешишь в мыслях и делах. Оглянись вокруг себя. Вспомни, сколько всего неприличного в голову приходит. Это дьявол тебя соблазняет! А ты поддаёшься!

— И плюшками тоже он?

— Конечно! И нарядами дорогими! И жизнью свободной! Он! Только он!

— То есть это я ваш грех на себя взяла, плюшки почти все слопав?

— При чём здесь они?!

— Ну как же… Сами сказали. Получается, что грех на вас больше, если Глафире велели их испечь. Не! Не дам вам гореть в Геенне Огненной! Сама доем!

— С тобой стало невозможно разговаривать! — вскочила мачеха. — Видимо, после болезни последние мозги отсохли!

— Так я же и не спорю, Мария Артамонов…

— Мэри! Я просила называть меня Мэри! Неужели так сложно запомнить?!

— Не по-православному звучит… Может, в монастырь сообщить, что вас бесы мучают, имя, при крещении данное, поганить заставляя?

— Всё! Хватит! У меня начались мигрени от тебя!

С этими словами мачеха гордо продефилировала к двери, картинно держась за голову. Но так, чтобы не помять причёску. Я же сидела и в душе хихикала злорадно. Может, подобное действо и вызывало бы у несчастной глупышки Лизы чувство вины, только я и похлеще артисток видала.

Что ж. Типаж этой мадам просматривается очень даже хорошо. В моём времени таких называли “энергетическая вампирша”. Любит давить на совесть, на родственные узы, стараясь всеми силами подчинить себе, вызвав чувство мнимой вины. Когда не получается, начинает действовать агрессивно.

Если и этот номер не проходит, то становится просто милой душкой. Но обольщаться не надо — это наносное. Как только придёт удобный момент, то обязательно ударит в спину. Будет бить наверняка, чтобы достать до самого сердца.

А Лиза всё-таки молодец! От жениха отстрелялась! Сватовство этого Ряпухина действительно имело место. Ох, как и обхаживали тогда Мэри с Вольдемаром её! Как уговаривали, что это последний шанс для такой уродины выбиться в люди. И Лиза почти согласилась.

Но, увидев жениха, который ей в дедушки годится, растерялась. По её воспоминаниям, больше всего ужаснул мерзкий рот старика с синюшными бескровными губами и с гнилыми зубами. С вонью и таким оскалом, будто бы сейчас сожрать собирается. Была от страха настоящая истерика на грани безумия! Тогда первые мысли покончить с собой и возникли. Она их записала… СТОП! В дневник!

Он хранится в столике с зеркалом. Достала его и бегло просмотрела. Одни стенания. Одна мольба покончить со всем быстрее. Иногда встречаются романтические мечты, но после них опять раскаянье в грязных мыслях. Ох, бедняжка… И выпороть, и утешить тебя одновременно хочется.

Ты сама не ведала, что этими вот страницами лишь помогала мачехе. Я полностью уверена, что она тайно просматривала дневник. И часто действовала по угнетению твоего сознания, зная наперёд, что ты думаешь и о чём тревожишься.

Ну… Раз это работает так, то стоит продолжить “мемуары”! Взяв в руки перо и обмакнув его в чернила, я написала следующее:

”Сегодня имела очередной разговор с Марией Артамоновной. Умная женщина. Теперь с высоты своих прожитых лет, готова признать это.

Но мне жаль её. Она не ведает, что творит, приближая себя к катастрофе. Столько соблазнов вокруг неё, которым не может противиться. Сама призналась! Пожалуй, буду подсыпать в скоромную еду ей стрихнину. Но только чуть-чуть, чтобы, не дай бог, не померла. Помучается животом немного и от бесовской пищи откажется.

Только надо обязательно написать для себя, во что класть, а во что не класть. Ещё перепутаю и сама съем. Потом напишу. Сейчас и так хорошо помню любимые матушкины блюда. А пока почитаю. Как же я соскучилась по своим книгам!”.

Дальше ещё полстраницы бессвязного бреда в Лизином стиле, чтобы слегка замаскировать главную мысль. С трудом, но всё-таки получилось дописать почти без клякс.

После этого пошла на прогулку, чтобы немного укрепить тело на свежем воздухе. Кажется, первый день в роли настоящей барышни оказался не таким уж и страшным, как я себе представляла до этого. Ну… Во всяком случае, нестрашным для меня. Интересно, какие сюрпризы завтрашний день преподнесёт?

7

“Завтрашний день” начался на редкость банально… для людей этого времени, но не для меня. Встала, сделала зарядку. Да, прошлая обладательница тела пренебрегала нагрузками и поспать любила, судя по давно взошедшему солнцу. Дыхательная гимнастика, “планка”, приседания хоть и изрядно утомили изнеженное тело, но знатно разогнали кровь по венам. Прислушалась к пульсу. Немного частит, но не критично. После болезни намного хуже бывает.

Итак, с чего начать? С элементарной гигиены. Насколько помню, должна быть вода. Горячая вода в тазике, которую приносят служанки. Но ни воды, ни служанок что-то не видно. Накинув тяжёлый, сильно потрёпанный халат, вышла из своей комнаты в поисках тех, кто поможет мне с умыванием.

— Стоять! — приказала полной девушке, что резвым колобком попыталась проскочить мимо меня с ворохом постельных принадлежностей.

— Ась, барыня? — замерла она.

— Мыться желаю.

— Токмо холодная водица есть. Мэри Артамоновна всю тёплую извели.

— Не поняла… А вы что, только на неё готовили?

— Про вас не говорено.

— А вот сейчас говорено!

— Никак нельзя. Тама в печи еда томится.

— Значит, вынимаешь её и греешь воду.

— А как же это так? Барыня скоро кушать изволит.

— А вот так. Мария Артамоновна вчера одухотворилась от моего чудесного выздоровления и начала поститься раньше срока, на хлеб да воду себя посадив. Зачем нам еда тогда? Я тоже многого не прошу. Соленья какие имеются?

— Капустка квашеная, огурчики, мочёные яблоки.

— Достаточно. Ещё молочка крыночку и… Стоп. Молочко с огурчиками смешивать не хочу, чтобы потом от горшка до горшка не бегать. Ты хлеба и медку принеси. А вот уже в обед нормально поесть можно будет. Картошечки, сальца… Чего ещё делать собиралась?

— Курочку.

— Пусть будет. Но только на меня одну! Не забыла, что Мария Артамоновна постится?

— Чудно. А чего ж барыня сама не приказала?

— Тебе моего слова мало? Совсем распустились! — натурально топнула я ногой, с трудом сдерживая гневное выражение на лице. — Так и норовите мою мачеху в грех ввести из-за своей лени! Ох, и накажет она тебя…

— Ой! Не говорите, пожалуйста, Лизавета Васильевна! Дура я!

— Уговорила… э-э-э… Стешка. Но за это и у меня бельё поменяешь.

— Так не велено. Токмо у барыни.