Том 1. Произведения 1926-1937 - Александр Введенский

Спустя четверть века хлопотами Сергея Михалкова Введенский был посмертно реабилитирован «за отсутствием состава преступления» и восстановлен в правах члена Союза писателей СССР, а его наследникам выплачено «единовременное пособие в сумме 600 рублей», которые, конечно, не были лишними в семье, с приходом немцев едва не угнанной в Германию и со времени ареста Введенского не перестававшей нуждаться.

Остается сказать, что память о Введенском умерла бы вместе с его немногими уцелевшими друзьями, если бы Я. С. Друскин, будучи уже в состоянии дистрофии, не отправился через весь блокадный город на квартиру Хармса, чтобы спасти его бумаги. Здесь он встретился с женой Хармса М. В. Малич, которая жила в другом месте — в дом попала бомба, стекла были выбиты, да и оставаться в квартире после ареста мужа было небезопасно. М, В. Малич дала Я. С. Друскину чемодан, в котором он унес рукописи и с которым не расставался даже в эвакуации. Благодаря этому оказались спасены бумаги по только Хармса, но и Введенского, имевшиеся в архиве Хармса. В течение 15 лет Я. С. Друскин, все еще надеясь на возвращение своих друзей, не прикасался к архиву, и только в 50-х годах, когда никаких надежд уже не оставалось, начал его разбирать. Спустя еще десятилетие мы присоединились к нему в этой работе.

Нам осталось выразить нашу глубокую признательность всем, кто так или иначе помог нам осуществить это издание. Бесконечна наша благодарность Я. С. Друскину, который счел возможным и 1963 г., когда Введенский был почти никому не известен, познакомить нас с его наследием и вскоре после того вверить нам заботу о его издании. Мы благодарим семью поэта — его покойную вдову Г. К. Викторову и сына, П. Л. Введенского, предоставивших сохранившиеся бумаги и фотографии, и Т. Л. Липавскую, завещавшую нам свой архив, а при жизни познакомившую со своими интерпретациями. И. И. Харджиеву мы признательны за его постоянную помощь; покойные ныне Т. П. Глебова, В. В. Стерлигов, Л. Я. Гинзбург, Е. В. Сафонова, Б. К. Черный, Л. Г. Шпет, Вс. Н. Петров предоставили нам имевшиеся у них документы. Все они, а также Л. К. Чуковская, И. В. Бахтерев, Г. Н. Кацман, И. Л. Андроников, О, Н. Арбенина-Гильдебрандт, Г. С. Гор, В. А. Каверин, А. Чернявский, И. А. Рахтанов и А. В. Разумовский делились с нами воспоминаниями.

В разное время весьма полезные предложения и указания дали нам Ю. М. Лотман и 3. Г. Минц, А. Г, Левинтон, В. И. Ракитин, В. Н. Сажин, Л. Н. Чертков и И. И. Ревзин. Со своими неопубликованными работами нас познакомили Б. Ванталов, П. Неслухов и Б. Ю. Улановская. Наша совершенно особая благодарность Вл. Эрлю, чье одно лишь бесконечное терпение позволило довести это издание до конца.

Михаил Мейлах

Произведения 1926-1937

Начало поэмы*

верьте верьтеватошной смертиверьте папским парусамдни и ночихолод пастбищголос шашекптичий срамходит в гости тьма коленейлетний штык тягучий адгром гляди каспийский пашетхоры резвыепосмешищнебо грозное кидаетвзоры птичьи на Кронштадтгордой дудкой мчатся волнымел играет мёртвой стенкойв даль кидает как водичкуспит пунцовая соломкана спине сверкает «три»полк английский ерусланскийшепчет важное ураторг ведёт монах с василиемгде часовня жабой русоюулыбается густой каймойна штыки на третье рождество —дым и пень котёл и паучокскоро сядет на холму воробышекголубой как утка пиротехничекты сова копилка птица глупаятень диван татары лунь павлинуж летят степные галкиуж горячей пеной по небув шесть мечей сверкают башнии блестят латинским масломволосами щит лазурныйвмиг покрылся как гусёнышкипите кости в жиже бурнойваренье чёрное в стаканахуста тяжёлого медведягорели свечкою в берлогеони открылись и сказали«на гуслях смерть играет в рясеона пропахшему подружка»чу сухорукие костры(свиная тихая колхида)горели мясом. Рысь женилась

<1926>

Минин и Пожарский*

Петров в штатском платье

Пирожник. Придушим их.

Веечка (мужской человек. Лениво-лениво). Как же нам и не плакать, когда мы они взойдут на ступеньку, посидят-поседеют, они взойдут на другую ступеньку, ещё посидят — ещё поседеют. Все кудри повылезут — черепа блестеть станут. Кто же они — а все те, кто носит штаны.

ужели женщины штанов не носят?штаны у женщин также естьи им такая ж будет честьприсели и отошли без шинелей

Пи-Пирожник. Где же шляпа?

Голубенчиков.

где вы тучные ребятапушки воздух теребятодевайтеся спешитеветер на шинели спитсвет хвостами шевеляуж объелся щавеляи рассвета керосинв зябкий облак приносилспят поля. Сон ручьюспят еноты чересчур

Князь Меньшиков. Пойду пройдусь мне моя колыбельная песня не нужна. На ветках пристани я вижу точно бы как бы так. Хорошо — поди сюда властитель.

Князь Меньшиков подходит.

Князь Меньшиков. (к нему). Вот хотел бы я спросить зачем здесь родственник.

Князь Меньшиков. (к нему). Хотел бы я знать: кто здесь родственник, уж не я ли. Ох, какой я знатный.

Князь Меньшиков. (к нему). Уже ли я не знатный!

Князь Меньшиков. И знали впредь.

Входит Ненцов светает и я с сигарой.

Монашки. Как чуден Днепр при тихой погоде, так ты Ненцов здесь зачем.

Ненцов. Уж не я ли зачем?

Монашки молчат и ушли.

Греков

итак я был убитсудьба моя старалась улететьи многие прохожие леталиусы их словно ласточки сверкалипрохожие уж щурили глазаи говорили: пробка Казимир и ветошьбыла одна там туча как золаа все другие были словно шведыи догорает деревянный залкончается как немка перочинный лестут он и встал и вместе сел

Князь Меньшиков. Да город путевой и будто бледный.

Пирожник. Давай рыбку ловить. Вот вижу я фонарщик бежит и вопит, а за ним ангел летит и шуршит.

и на глазах урок прочёлкто барабаном сел на мельвариться в пушечном жарылягушки в воду звать тогои кто ж ответить не готовя Минин говорю им вон

Минин входит, озираясь словно щит:

закон часов я знаю вновьчто жирен памятник пучок земликогда вокруг одна мамзельодна неметчина её картуза Боже мой какой в плечах-то зудкак в пятках-то щекотно мнеим хорошо бы поумнетьа то сидят в воротничкахв папахах в галстуке на мерзлячках

Пожарский. (задумчиво, как бубен):

что шашка лысая мояуныло жить нам батракамчто шашка тетерев mamanно и она согласна с ними он сельдем уже стоиттут вскоре качка началаськак будто хохот для плеча

Поезд отходит.

Греков. Где же мой башлык. О Пушкин, Пушкин.

Машинист от паровоза

глядел и я на твой башлыкна нём звездами выткан штык

Дед (из столовой, разбитый барин, цыган). Отойди позабудь свой башлык. Машенька, дай мне килек, donez муа доску с маком. Ой что же это за цифирь.

Минин. (заросши в снегах):

я бестелесныйбудто гусыня сидити перышки тоски скребёт

Факельщик. Я принужден её забыть.

Все. Будь здоров губернатор.

Губернатор (опрокинувши платок). Будь здорова губернаторская мать.

(Указав кием на два лежащих камешка):

погубили их собратьязатрещит свинцом скамьяну вот лежу убитыйгляжу на берег еле видныйчитаю плесканье копыта сам мерцаю от тоскидеревья уж варёные стоятих листья ходят притаясьвинтовки все что зложеныу ног моих разложеныи месяц пробует в тишихотел я пуговку пришитьи в речку бросил плотный щиткак вдруг народ из Ригикак умно говорюснимите ваши гирия чистоганом напорюсь

Чиновник его особых поручений (на следующее утро после смерти чаю не пьёт всё твердит):