Легион Безголовый - Сергей Костин

— Принимая во внимание обстоятельства, можно предположить все что угодно. Мы давно работаем над проблемой неопознанных летающих объектов. В нашем случае вынуждены признать, что самолет над нами принадлежит именно к таким аппаратам.

— По инструкции неопознанные сбиваются, — шипит Машка, которой милее всего звуки стрельбы, вывихнутых конечностей и канонады победного салюта.

— Никак невозможно, прапорщик. — Полковник внимательно осматривает Баобабову, будто только что увидел. Особое внимание привлекают баобабовские серебряные колечки на пупе. — Министерство обороны весьма заинтересовано в приобретении образца. Самолета то есть. Новые технологии, позволяющие держаться в воздухе две недели, беспилотное управление: все это, хоть и секретно, но жутко любопытно. Перед нами поставлена задача — захватить летающий объект быстрее, чем это сделают иностранные службы. Скажу вам по секрету…

— Полковник Чуб — находка для шпионов, — отчетливо произносит спящий генерал, переворачиваясь на другой бок. Таможенник снова чудом остается на креслах.

— Не надо нам ваших секретов. Если в деле участвуют военные, не понимаю, зачем здесь мы, сотрудники отдела “Пи”? У нас другой профиль. Вот если бы настоящая тарелка летала, тогда с удовольствием. Мы уезжаем.

Полковник Чуб нерешительно топчется, оглядывается на спящего генерала.

— Я не все вам сказал. Существуют обстоятельства, которые указывают на то, что с самолетом не все в порядке.

— Конкретней? Отсутствуют крылья? Хвостовое оперение? Или летает задом наперед?

— Вы, товарищ лейтенант, шутник. Обстоятельства следующие. Кто-то внутри поет песни, и иногда слышится конский топот.

Это совсем другое дело. Топот по нашей специализации.

— Будем сотрудничать. — Пожимаю руку полковника, принимая предложение поработать вместе.

Голоса — это серьезно. Обычно все начинается с голосов. Сначала шепотом с народом общаются, потом песни горланят. За время работы отдела “Пи” бывали случаи всякие. Но чтобы с пустого самолета песни пели? Несомненно, расследуемое дело войдет в учебники. Возможно, в книжках эту странность обозначат как шумовой эффект Пономарева — Баобабовой.

Полковник Чуб приветливо распахивает руки:

— Не желаете ознакомиться с планами самолета? Или в натуре посмотрите?

Генерал со спального места четко проговаривает: “Первым делом, мням, мням, самолеты, а натура, мням, мням, потом”.

Естественно, переворачивается.

Все смотрят на таможенника. По правилам волшебного числа “три” он должен наконец свалиться с пригретого чужим генеральским телом места. Это должно быть смешно. Но таможенник плюет на законы чисел и продолжает с невероятным упорством цепляться за краешек кресел.

— Ну и ладно, — говорит полковник Чуб, отворачиваясь к схеме самолета.

— Рано или поздно, — поддакивают остальные замы, зам замы и мы с Машкой. Закон чисел неумолим, но случаются осечки.

Наваливаюсь грудью на стол и тщательно, под комментарии Баобабовой, тетка которой до стюардесс работала на секретном самолетном заводе главным конструктором по обшивке кресел, изучаю схему.

— Это что?

— Крылья. — Машка чувствует, что время шуток прошло, и работает четко и немногословно. — Хвост. Не знаю. Опять не знаю. Топливные баки. Салон. Подвал. Без понятия. Туда же. А черт его знает. Ящик черный. Ящик белый. Холодильник. Пакеты использованные. Кабина. Командирское кресло. Штурвал.

— Почему круглый?

Откликается полковник Дуб, ответственный за представленные схемы. Стирает круглый руль, пририсовывает половинку баранки. Так гораздо правдоподобнее.

— А колеса где?

Полковник Дуб подрисовывает и колеса.

— Без прицепа?

Полковник тянется к хвосту рисунка добавить необходимую деталь, но его вовремя одергивают гражданские. Мне же сообщают, что прицепы в данной конструкции технически нецелесообразны и не предусмотрены.

— Определенно надо сбивать, — не унимается Баобабова, протирая ладошкой свой любимый пистолет.

— Требуется осмотр места происшествия. Подхожу к большому окну, выходящему на взлетное поле. В целях безопасности все самолеты собраны в кучу у одного из ангаров и оцеплены пожарными машинами. Само взлетное поле чисто. Садись, не хочу. Только редко кое-где высунется голова солдатика из оцепления, которому надоело прятаться в редкой траве.

Подходит начальник штаба, склоняется поближе и, озираясь на гражданских, сообщает, что:

— Есть две кассеты. Последние записи песен с “Ту”. Хотите послушать? За тридцатку уступлю. Нет? Ладно, вы мне нравитесь. Даром отдам. Впрочем, если честно, нет там ничего интересного. Помехи одни.

— Сами же сказали, что поет кто-то.

— Разве это песни? Нытье. Да такое, что сердце пошаливать начинает. Кстати, если понадобится, у нас “Скорая помощь” круглосуточно дежурит. Даже спирт есть. Берете, значит?

— Я послушаю.

Полковник на цыпочках крадется к креслам, где отдыхают, обнявшись, генерал и таможенник. Вытаскивает из уха непосредственного начальника наушники и извлекает из-под шинелей плеер. Приносит добычу мне.

— Только долго не слушайте. В сон тянет.

— Генерал спит, служба не идет, — чеканно, не шамкая, произносит генерал, переворачиваясь на какой, я уже запутался, бок. Запоздало срабатывает магия чисел, таможенника ловят расторопные полковничьи руки в двух сантиметрах от пола. Баобабова в восторге.

— Это наша работа, — смущаются полковники, укладывая таможенника на металлическую лавку, принесенную с улицы.

Отхожу подальше. Втыкаю наушник в ухо. Он все еще хранит тепло генеральской ушной раковины. Надо признать и не бояться того факта, что у генералов горячие уши. Это от природы не дается, а приходит с годами. Включаю плеер на воспроизведение.

— Как хорошо быть генералом!..

— Извините, не та кассета, — полковник самостоятельно меняет вещдоки местами. — Нет, товарищ лейтенант, это из личной фонотеки товарища генерала. Он с этими песнями и в атаку ходит, и с подчиненными разбирается. Наслаждайтесь, не буду вам мешать.

Щелкает кнопка. В мозг впиваются чужеродные, явно нечеловеческие звуки. Через мгновение понимаю, это голос диспетчера с вышки, который не выдержал психологической нагрузки и слегка сорвался. Через какое-то время все приходит в норму.

— “Борт с неизвестным номером! Отзовитесь вышке! Борт! Назовите свой бортовой номер! Уроды! Всем, кто меня слышит на неизвестном борту! Отзовитесь. Если слышите, покачайте крылом. Можно двумя. Если не слышите, помигайте иллюминаторами”.

Диспетчер в ухе неожиданно замолкает, и слышно, как играют волнами эфира всевозможные помехи. Хрипят, посвистывают, жужжат и шипят. Но и эти звуки понемногу исчезают. В голове, так же как на кассете, возникает тишина. Никаких таких запрещенных песен не слышу.

Три длинных гудка. Щелчок.

— Лейтенант… ш-ш-ш…

Вздрагиваю. Голос у меня в голове. Или кажется? Оглядываюсь, может, полковники шутят во время служебно-боевых действий?

— Хи-хи-хи… — Это точно в голове. Полковники, на которых грешил, за столом. Обсуждают что-то. Баобабова тоже не в пределах видимости. Про генерала и таможенника не говорю. Спят. Отворачиваюсь ото всех.

— Кто это?

— Хи-хи-хи….

— Эй! Кто вы?

Мне совершенно не страшно. А по идее должно быть. Но я за время работы в отделе “Пи” видел не только разъяренную Баобабову и недовольного капитана Угробова. Приходилось бывать в переделках более серьезных. Если кто центральную периодику не пролистывает, могу напомнить про историю с обезвреживанием летающей тарелки, которая занималась контрабандной перевозкой иностранных гражданок на территорию нашего города. Воронка от тарелки вот такая, а мне хоть бы что. Небольшая пересадка кожи на некоторые опаленные участки тела. Или хотя бы тот случай, когда…

— Лейтенант!.. Не спи…

Поправляю ухо. Голос в голове отчасти прав. Я, когда хочу быстро заснуть, вспоминаю особо опасные случаи из служебной жизни.

— Я слушаю вас. Назовитесь. У вас есть имя?

— Значит, не узнал.

— Мне для протокола надо.

— А-а… Если для протокола только. Мое имя… Выключаю плеер. Если предположение верно, то голос в мозгах исчезнет. И я не сумасшедший. Голоса не слышно. Включаю плеер.

— …балуешь, лейтенант? Кому нужна информация, мне или твоему отделу? Если не перестанешь отсоединяться, то…

Отключаю плеер. Делаю десять приседаний, пару раз отжимаюсь. Больше настроения нет. Показываю стекольному отражению язык. За спиной затихают полковники. Им впервые приходится воочию наблюдать за работой сотрудников засекреченного во всех отношениях отдела “Пи”.

Голос не подает признаков жизни, из чего делаю вывод — я совершенно нормален. Ненормальна кассета. Генералу слышится одно, полковникам другое. Всем остальным третье. А мне везет больше. Со мной разговаривают.