Охота на Роммеля - Стивен Прессфилд

— Лошади? Да Бог с вами! Спасибо, что хоть артиллерия имеется!

Стайн отправлялся в Египет. Армия Вейвелла на Ниле защищала Каир и Канал от тринадцати дивизий фашистов Муссолини, которые превосходили наших парней по численности в пять (а то и в десять) раз и уже захватили Киренаику. Стайн развлекал нас рассказами о своем обучении. Его готовили как командира батареи — офицера, чья роль заключалась в наблюдении за падением снарядов и корректировке огня двадцати пяти 37-мм пушек. Он говорил о «фронтальном обзоре» и «времени на цель». Для меня эти термины были такими же непонятными, как греческий язык, но Стайн, к его и нашему с Джоком удивлению, разбирался в них со знанием дела. Его корабль отплывал через двадцать дней; Стайн намеревался провести оставшуюся часть отпуска с семьей в Колликотте.

— Чэп? Ты сделаешь кое-что для меня?

Он передал мне свою рукопись. Роуз нахмурилась.

— Вы не находите эту просьбу странной? — спросила она. — Стайн, я не вынесу, если вы, уезжая на фронт, предвидите для себя какой-то ужасный конец!

— Ну, что вы, дорогая, — ответил он. — Я переживу всех вас, вместе взятых.

Выше уже упоминалось, что Роуз была младшей сестрой моего друга. Пока мы учились в Магдалене на первом курсе, по выходным дням к Джоку из Лондона приезжала его девушка. Чтобы придать ситуации благопристойный вид, Шейлу всегда сопровождала Роуз. Вот так мы с ней и познакомились.

В тот период времени я был девственным в квадрате или даже в кубе, если такое возможно. Концепции секса или любви казались мне абсолютно непостижимыми. Кроме матери, я не знал ни одной женщины — и уж тем более девушки, которая проявила бы ко мне симпатию. Мои поверхностные представления об отношениях со слабым полом были почерпнуты только из книг. Роуз изменила это. С первых мгновений нашей встречи я почувствовал, что она видит меня насквозь — точнее, оценивает некую суть, недоступную для моего восприятия. Она как бы видела не только нынешнего «меня», но и того, кем я стану в будущем. И обе эти части понравились ей. А я, впервые увидев Роуз, счел ее самым восхитительным из всех созданий, на которых когда-либо останавливался мой взгляд. Кроме того, она обладала потрясающим умом. Я никогда не встречал еще девушки, которая заставляла бы меня смеяться. Роуз не боялась никого и ничего — в том числе и меня. Я был ошеломлен ее смелостью и доверием. Я не мог вообразить более достойной женщины, чем она, и не смел ухаживать за ней, считая подобное действие такой же фантастикой, как полеты к луне. Самой сильной эмоцией, которую я чувствовал по отношению к ней, было желание защищать ее от всех бед на свете. Она казалась мне такой бесценной, что ради нее я без колебаний пошел бы в огонь и в воду. Конечно, я не признавался в этом ни себе, ни ей. Мы совершали длительные прогулки по лужайкам колледжей или плавали на лодке по Исис и Червеллу.

Однажды чудным вечером я управлял шестом на нашей маленькой арендованной лодке. Когда мы проплыли мост Магдалены, Роуз вытянулась и опустилась спиной на лавку, сложив на груди ладони. На меня нахлынул ужас. Шест замер в моих руках. Я чувствовал, что погружаюсь в обморок. Роуз тут же села и, схватив меня за пояс, помогла удержать равновесие.

— Что с тобой? — спросила она.

Мне потребовалось несколько минут (не говоря уже о паре пинт в пивной «Исток реки»), чтобы осмыслить ситуацию. Там, в лодке, Роуз приняла позу, которая напомнила мне мать в моем страшном сне. Мне пришлось рассказать ей о кошмаре, о смерти матери и о своей убежденности, что я не спас своих родителей, так как был слишком юным и маленьким.

— А как выглядела твоя мама? — спросила Роуз.

Я знаю, ей хотелось выяснить, насколько она похожа на нее. Но даже сейчас, вспоминая то время, я могу сказать, что Роуз имела совершенно другие черты. Моя мать походила на меня. Она была черноволосой ирландкой, с «мрачным дьяволом» внутри — так отец называл ее ворчливую депрессию, в периоды которой ничего уже не помогало. Мне верится, что, когда я увидел ее безжизненной на хирургическом столике, она выпустила этого дьявола на волю. Или, возможно, он одержал над ней полную и окончательную победу.

— У тебя действительно имеется одно сходство с моей матерью, — сказал я Роуз.

Эта истина пришла ко мне в голову, как только первые слова сорвались с моих уст. Я признался Роуз, что они обе казались мне неземными существами, как будто созданными из эфира и прилетевшими на землю из другого мира.

— Ну, перестань, прошу тебя! — ответила она со смехом.

— Я серьезно. Вы обе обладаете какой-то античной красотой. Ты не из этого века, Роуз. И не говори, что я первым сказал тебе это. В тебе чувствуется благородство артурианской эпохи. Оно сразило меня наповал. Вот почему мне хочется защищать тебя. Я принимаю этот вызов, хотя и не могу сказать, откуда он исходит.

Роуз засмеялась, но она поняла, что мои слова шли от сердца.

— В том сне моя мать не просто женщина, но и нечто большее. Ее возвышенная чистота напоминает архетип или персонаж из мифа. В тебе это тоже присутствует.

Я рассказал ей о том, как Стайн интерпретировал железный наряд в моем повторяющемся сне — что это были доспехи рыцаря. Роуз отнеслась к его трактовке серьезно.

— Ты боишься, что не сумеешь предоставить мне свою защиту? — спросила она.

— Да, — признал я. — Меня ужасает такая возможность.

Если вы молоды и бедны, вам часто некуда идти. Мы с Роуз не имели личных комнат, автомобиля или крова, где могли бы укрыться от непогоды. Сейчас мне кажется, что мы все время были на природе. Романтика студенческих лет. Несколько раз Стайн давал нам приют. Он приглашал нас на чай, а затем придумывал повод и оставлял меня наедине с любимой, хотя, естественно, я тут же погружался в пучины смущения и абсолютно ничего не делал.

Когда я познакомился с Роуз, она была обручена с другим парнем — с двадцатичетырехлетним флотским офицером. Она никогда не рассказывала мне о нем. Я узнал все от Джока. Похоже, мне уже не вспомнить название корабля, на котором служил тот моряк, но какую бы миссию он ни выполнял, в ней была притягательная таинственность. И еще он имел деньги. Однако Роуз по какой-то причине выбрала меня. Я чувствовал, что нравился ей больше, чем тот парень. Я с самого начала знал, что мы поженимся и что ее семья изо всех сил будет противиться нашему браку. Меня это мало беспокоило. Мы с Роуз соединились бы узами любви как при их благословении, так и без оного.

А какие письма мы писали друг другу! Длинные, обстоятельные и романтичные. Мне потребовалось несколько недель, чтобы собраться с духом и перейти в приветствии от «уважаемой мисс Маккал» к «моей милой Роуз». В Оксфорде каждый колледж имел свой гребной клуб, копируя университетских «Синих». Я являлся членом одной из таких команд. У нас проводились ежегодные соревнования, называемые «Шарф королевы», — лучшее событие в спортивном календаре. Я выступал за честь Магдалены, а Роуз «болела» за меня на трибуне. Не помню, какое место завоевала наша лодка, но вечер был теплый, и так как нам с Роуз некуда было пойти, мы после соревнований отправились к реке. Нас сопровождала еще одна влюбленная пара. Внезапно разразилась гроза. Мы четверо спрятались под крышей лодочного домика. Вторая пара уединилась в сухом углу и начала предаваться любовным утехам — акт, который в те дни считался настолько дерзким, что мы не верили своим глазам. Их похотливая страсть буквально унизила нас с Роуз. Мы вышли из домика и встали под козырек крыши. Однако блудливая необузданность наших спутников выражалась такими громкими стонами — не говоря уже о порывах дождя, которые промочили нас до нитки, — что мы отдались на волю стихии и зашагали под ливнем в центр города. В плену эмоций и чувств я едва мог дышать. В какой-то миг я почувствовал, что Роуз взяла меня под руку. Кровь ударила мне в голову, и я едва не рухнул в обморок.

У нас началась романтическая любовь. Я полетел в нее, как в бездну, словно человек, упавший с края земли. Невинность наших отношений показалась бы невероятной для нынешней молодежи. В те дни было нормой вступать в брак непорочно девственными людьми. Рука, просунутая под блузку возлюбленной, считалась невообразимой непристойностью. Но подобное целомудрие не мешало нашей страсти. Мы выискивали места для свиданий, уединялись в рощах, обнимались на задних сиденьях машин. Иногда нам удавалось снимать комнаты в гостиницах, где мы регистрировались как муж и жена.

Однажды вечером, выходя из комнат в пабе на Хай-стрит — перед ныне уже не существующей аптекой, которая называлась «Саксонские фармацевты», — мы с Роуз столкнулись с Джоком. Он был с Шейлой. Наверное, они занимались тем же, что и мы, или даже кое-чем другим.

— Проклятье, Чэпмен! Куда ты таскал мою сестру?

Джок был неплохим боксером-любителем. Когда его кулаки замелькали перед моим лицом, я обхватил его руками, пытаясь удержать от нанесения болезненных ударов. Сцена развивалась по всем правилам комедии. Мы барахтались, упав на ряд велосипедов, стоявших у тротуара, а обе девушки колотили по нашим спинам своими сумочками, кричали и просили нас остановиться. Два бармена разняли драку, оттеснив нас в стороны. Джок схватил Роуз за локоть и потащил ее прочь. Она вырвалась из его хватки.