Алые сполохи - Мидзуна Кувабара

Совсем расклеилась… Ты бы подошел да поддержал ее сзади, вместо того, чтобы просто смотреть и улыбаться.

— Не было смысла его останавливать. Харуиэ всегда любил выпить.

— Чеееерт!

Аяко завертелась на перекрестке:

— Вы двое, хватит жаааааловаться! Лучше еще куда-нибудь зайдем!

— Ох!

— Вы чего? Подпевайте! Тра-ля, ля-ля-ля! — у Аяко заплетались ноги. — Э?

Она потеряла равновесие и уселась прямо посреди дороги.

— О нет, — хлопнув себя по лбу, Такая поспешил к ней. — Давай, поднимайся. Обопрись на мое плечо.

— … дум-де-дум…

— Нечего было столько пить! Теперь даже стоять не можешь!

Поддерживаемая Такаей, Аяко все-таки смогла идти дальше. Наоэ пристроился позади: взгляд настороженный, оберегающий, а улыбка странно горькая.

* * *

Отель, в котором остановились Наоэ и Аяко, располагался перед станцией.

— Я возьму ключ, а вы, если не трудно, подождите перед номером. Пятьсот второй, — сказал Наоэ и отправился на второй этаж, оставив Такаю с цепляющейся за его плечо Аяко. Та, полусонная, все еще перебирала свой репертуар.

— Не спи. Мы почти пришли.

— … дум де дум-дум-дум…

Такая втащил Аяко в лифт и кое-как довел до нужной двери, где и отпустил. Аяко немедленно съехала на пол.

— … тра-ля-ля…

— Жуть, и это наша первая встреча. Как тебе не стыдно? — укорил Такая, потирая плечо. — Ты, конечно, красавица, но если будешь вести себя так каждый раз, когда вздумаешь выпить, то кто-нибудь может этим воспользоваться.

— … Кагетораааа…

Аяко, обняв колени, клевала носом.

— Что?

— Не… — она что-то пробормотала невнятно.

— Что?

— Не бро… — шепнула она, сидя, словно маленький ребенок, напротив двери. — Не бро… сай нас… хорошо?

Такая глянул на Аяко сверху вниз, и на его лице внезапно воцарилось спокойствие. Секунду помолчав, он ответил сдавленным шепотом: — … Не брошу.

Аяко приподняла голову: глаза закрыты, на губах легкая улыбка. Глубоко вздохнула и погрузилась в крепкий сон.

Такая удрученно смотрел на нее.

«Я действительно?»

По застеленному ковром коридору плыла тихая музыка. Такая неподвижно стоял у стены.

«Я…»

На этаже открылся лифт: то вернулся с ключом Наоэ. Завидев прикорнувшую перед дверью Аяко, он спросил у Такаи:

— Спит?

— А… Ага.

Наоэ мягко улыбнулся:

— Что поделать. Харуиэ хороший парень, когда не буянит.

— …

— Он, должно быть, очень обрадовался, что вы снова с нами. Поэтому и перебрал.

— Наоэ…

Наоэ повернул ключ и подхватил Аяко на руки. В маленькой опрятной комнате было прохладно: работал кондиционер. Осторожно уложив Аяко на кровать, Наоэ заботливо вгляделся в безмятежное сонное лицо.

— Он тоже многое пережил, — услышал стоящий в стороне Такая.

— ?

— У Харуиэ есть свои причины выбирать для переселения женское тело.

— Причины?

— Да, — Наоэ укрыл спящую одеялом. — Харуиэ ждет. Любимого человека, который умер два столетия назад. Ждет, когда он переродится.

— …

— И я этим восхищаюсь, — в глазах Наоэ застыла тоска. — Хотя кому-нибудь может показаться, что эта страсть, эта пылкая любовь на самом деле ничто, кроме моментного дикого заблуждения… мимолетного увлечения, которому не суждено никакого будущего.

— … Наоэ?

— Извините, что задержал допоздна. Я вызову вам такси.

— Мм… вообще-то… — Такая немного смутился. — Я хотел задать несколько вопросов.

— ?

Это был первый раз, когда Такая сам пошел на контакт.

Удивленный, Наоэ, помедлив, посмотрел на прикроватные часы:

— … Верхняя терраса, наверное, еще открыта. Ваши родители не будут беспокоиться?

— За меня некому беспокоиться.

— Ой ли? — Наоэ вернул ключ. — Значит, продолжим вечер?

* * *

С террасы открывался прекрасный вид на ночной Мацумото. На каждом столике горели свечи, создавая уютную атмосферу. И людей в этот поздний час буднего дня было совсем немного.

Двое сели за стойкой.

— Бурбон и легкий коктейль?

— Пойдет такое?

— Ничего, вы ведь теперь с охраной.

Бармен принес шейкер, между ними мерцало оранжевое пламя свечей.

— Вы что-нибудь вспомнили?

Такая потряс головой:

— Ничего. Даже те странные силы исчезли.

Он поставил локти на стойку.

— Я думал про это и… Мне кажется, я не Кагетора.

— Почему вы так решили?

— Разве воспоминания не должны были вернуться ко мне вместе с силой? А я не помню вообще ничего.

Наоэ хмыкнул:

— Если вы не Кагетора, как вы тогда смогли пользоваться силой?

— Да, но… — Такая поджал губы. — Может, как ты сказал… ну, потому что я заставил себя думать, что я Кагетора… Но потом я стал задаваться вопросом, не появится ли вдруг настоящий Кагетора…

Бурбон и прозрачный голубой коктейль стояли перед ними. Наоэ взял бурбон.

— Вы Кагетора-сама.

— Почему? Как ты докажешь?

— То, что вы сделали, и есть доказательство. Бисямонтэна не вызовешь, просто немного о нем подумав. А тебукуреку? Это уникальная способность Уэсуги, больше никто не обладает подобными силами. К тому же… — Наоэ пристально смотрел в стакан. — Я уже решил: Оги Такая — это Уэсуги Кагетора. И если в будущем вдруг явится кто-то, называющий себя настоящим Кагеторой, для меня этот человек Кагеторой не будет никогда.

— … Ты решил…

— Вы дали мне шанс, — пробормотал Наоэ со слабой улыбкой. — Шанс начать все заново. Вы стерли прошлое из своих воспоминаний… даровали возможность снова начаться тому, что было невозможно исправить.

— …

— Я хочу использовать этот шанс… эгоистично звучит, правда?

Такая взглянул на него:

— Наоэ.

— Все до чрезвычайности просто, когда я думаю об этом теперь, — улыбка стала циничной. — То, что произошло между нами, лучше забыть.

В ушах эхом звучали слова Косаки: Кто продолжал припирать его к стене, покуда ему не осталось, куда идти? Это был ты, Наоэ!

Лед в стакане крошился и таял.

Такая молча смотрел на профиль Наоэ, освещенный огнями свечей. Немного погодя он проговорил:

— Я немного почитал про Уэсуги Кэнсина и Кагетору.

— Ясно. И что вы думаете?

— Он был довольно-таки непростой человек, да?

Уэсуги Кагетора.

Он родился во времена Эры Сенгоку, в семье Ходзе Удзиясу[14], правителя Сагами[15], и жизненный путь ему предстоял не из легких.

В ту пору Ходзе Удзиясу, Такеда Синген и Уэсуги Кэнсин сошлись в борьбе на землях Канто[16]. Вся взаимная ненависть и жажда верховенства бушевали между тремя этими кланами.

Сабуро Кагетору, еще ребенка, отправили заложником к Такеде Сингену в знак примирения трех сторон: Ходзе, Такеда и Имагава. Когда союз был разбит, он вернулся, чтобы стать приемным сыном своего знаменитого дяди Ходзе Геннана[17]. Затем, на двенадцатом году эры Эйроку (1569) союз заключили Ходзе и Уэсуги Кэнсин (провинция Этиго); и через год Кагетора снова стал заложником, на этот раз в Этиго[18], у Кэнсина.

Кэнсин дал юноше имя, каким некогда звался сам, — «Кагетора» — и относился к нему, как к приемному сыну,