Мессенские войны - Любовь Воронкова

Каждый думал, что тяжело отцу отдавать на смерть свою дочь, отдавать своей рукой… А как сильно болело сердце Аристодема, не знал никто. Ему легче было бы отдать собственную жизнь. Но его жизнь не требовалась богам.

Все было решено. Дочь Аристодема готовилась к смерти. Если ее смерть спасет Мессению, девушка умрет.

Но не так думал молодой мессенянин, ее жених. Он любил дочь Аристодема, он был уже обручен с нею. Услышав, что решил Аристодем, юноша как безумный бросился к нему.

— Ты распорядился жизнью своей дочери? — кричал он. — Но как ты мог это сделать? Ты обручил ее со мной, и ты над ней больше не господин, а господин ее — я!

Аристодем не хотел его слушать. Ему и без того не легко было принять это решение. Но он принял его, и говорить теперь больше не о чем.

… Если не будет такой, взять у другого отца,

добровольно на заклание дочь отдающего.

Но кто же еще другой добровольно отдаст свою дочь? Так пусть и жених его дочери принесет жертву отечеству, как приносит эту жертву отец. И пусть он не думает, что отцу это легче.

Но юноша никак не мог примириться с этим. И в отчаянии, не зная, как спасти любимую девушку, он крикнул:

— Так знай же, что мы уже поженились! Она замужняя женщина, боги эту жертву не примут!

У Аристодема от гнева потемнело в глазах. Как могла она поступить так коварно? Как посмела предать и отца, и Мессению! Не помня себя он выхватил меч и тут же убил свою дочь.

Площадь охнула и замерла.

Аристодем стоял молча перед людьми с окровавленным мечом в руках.

Молодой мессенец с плачем упал на колени перед убитой девушкой.

— Я сказал неправду! Мы не были мужем и женой, я сказал неправду! Я хотел спасти ее!

Эти слова поразили народ.

— Слышите? Он сказал неправду! Девушка погибла напрасно, он не спас ее, он ее погубил!

— Это не жертва, это преступление!

— Он навлек на Аристодема проклятие детоубийства!

— Он погубил Мессению! Смерть ему!

Крики становились все громче, все яростней. Возмущенная толпа готова была растерзать юношу. И растерзала бы, если бы за него не вступился царь Эвфай. Он этого юношу очень любил.

— Со смертью девы предсказание исполнилось, — сказал он. — Аристодем поступил так, как потребовало божество, — жертва принесена!

Но тут опять вмешался мрачный жрец Эпебол.

— Нам нет никакого дела до убитой дочери Аристодема, — сказал он, — ее убил отец, а боги остались без жертвы. Надо, чтобы кто-либо другой пожертвовал свою дочь.

Тогда все, кто происходил из рода Эпита, горячо запротестовали:

— Царь сказал дело! Дева крови Эпита принесена богам!

Все они боялись за своих дочерей. Но и у кого не было дочерей, тоже согласились с царем. Зачем же убивать еще одну девушку? Жертва принесена! Пророчество исполнилось!

Собрание разошлось. Люди успокоились. Жертва принесена, боги пощадят Мессению. На радостях все пошли устраивать празднество: принесли бескровные жертвы богам — зерна ячменя и зеленые ветки лавра.

В Лаконике уже знали о прорицании бога мессенцам. А когда стало известно, что прорицание исполнено и дева Эпитовой крови принесена в жертву, сразу пали духом. Их военная сила, военное искусство, дисциплина, тренировка — все это теперь не имело никакого значения. Будет так, как сказал Зевс. Мессенца победить нельзя, хоть спартанцы и дали клятву победить их во что бы то ни стало. Бог сильнее Спарты.

Затихли не только спартанские воины, но примолкли и старейшины, и цари. Трудно было отказаться от своего замысла захватить Мессению. Однако начинать новую битву боялись. Боги на стороне мессенцев. А боги разят без промедления и без жалости.

Так шло время — ни войны, ни мира. Набеги и грабежи изнуряли и тех и других. Пошел шестой год с того дня, как была принесена в жертву дочь Аристодема.

Наконец спартанцам наскучило сидеть в бездействии. Жить на войне легче. А тут каждый день тренировка, побоище между собой, строгости: шагу не шагнуть, как тебе хочется. Даже одежду нельзя надеть другого цвета, чем у всех. А каково эфебам? Каждые десять дней являйся к старейшинам, раздевайся догола и стой перед ними. А они смотрят, осматривают тебя со всех сторон. Хорошо, если ты строен и крепок. Но если окажешься немножко полнее, чем требуется, нещадно высекут плетьми: не будь ленивым, не будь вялым, не обрастай жиром!

А еда? На войне можешь и поесть как следует. А здесь, в Спарте, даже и поваров держат только таких, которые умеют готовить лишь простую, грубую пищу. Но попробуй повар проявить свое искусство да приготовить что-нибудь лакомое, его тут же, немедленно выгонят из Спарты.

Так не лучше ли война — походы, битвы, грабежи, привольная жизнь, чем мирное существование у себя в Спарте?

Так думала молодежь, мечтавшая о войне.

Старейшины и цари тоже не были спокойны. Прекрасна их Спарта, стоящая среди скалистых гор, неприступная для врагов. Но скудны и каменисты их пашни, много болот, на которых ничего не посеешь… А рядом цветет и зеленеет и дает обильные плоды по-прежнему недоступная мессенская земля!

Может быть, за то время, что прошло в ожидании, что-нибудь изменилось в решении богов? Может быть, теперь они иначе отнесутся к Спарте, если она все-таки постарается захватить Мессению?

Цари и жрецы стали советоваться с богами. Жрецы приносили «в жертву животных. Заколов над жертвенником быка или барана, они раскладывали на алтаре окровавленные внутренности и разглядывали, как лежит печенка, как выглядят легкие, сердце. Если печенка с каким-нибудь пороком, будет неудача, несчастье. Если есть какой-то порок в легких, задуманное надо отложить, успеха не будет. Если есть порок в сердце или сердца совсем нет (жрецы уверяли, что так тоже бывает!), то жди большой беды.

На этот раз все жертвы сулили спартанцам успех и удачу. И печень такая, как нужно, и легкие здоровы, и сердце без изъянов. Ответы богов были благоприятны. Надо начинать войну.

И спартанское войско стало снова готовиться к походу. Царей и старейшин смущало одно: войско их уменьшилось, наемных критских стрелков у них на этот раз не было. На помощь других народов Пелопоннеса надеяться нельзя. Стараясь захватить Мессению во что бы то ни стало, спартанцы своими беззакониями и вероломством посеяли к себе всеобщую ненависть. Особенно ненавидели Спарту соседи — Аргос и Аркадия. Спартанцам уже стало известно, что из Аргоса тайно сообщили в Мессению:

— Если начнете войну, мы придем и поможем вам.

Аркадия же объявила мессенцам открыто:

— Если начнете войну против Спарты, мы идем к вам на помощь!

Несмотря на все это, Спарта все-таки решила снова начать войну. И вот опять загремели копья и щиты, зазвенели мечи у пояса. Снова тяжкий шаг военных отрядов глухо загудел на каменистых, опаленных солнцем дорогах. Снова спартанцы надели пурпурные одежды, на которых меньше видна кровь от раны… Спартанцы говорили, что кровь, выступая на пурпуре, кажется темнее и тем устрашает врага. Но старые люди знали, что кровь на белых одеждах бросается в глаза и пугает своих же товарищей, а кровь на пурпуре мало заметна.

Когда спартанцы вступили в Мессению, мессенских союзников еще не было: они не успели прийти. Мессенцы не знали, как быть: принимать сражение или подождать союзников?

Эвфай и старейшины посоветовались между собой.

— Прорицание обещало нам победу, — решили они, — не будем ждать помощи. Примем сражение!

Было все так же, как шесть лет назад. Дрались отчаянно, не уступая друг другу. То одни побеждали, то другие. Бились отряд против отряда. Бились один на один. Лучшие бойцы выходили на середину и бились насмерть.

С особенной отвагой сражался сам мессенский царь Эвфай. Ему снова пришлось стоять против спартанского царя Феопомпа. Еще в прошлую битву эти два царя стремились убить друг друга. Ненависть их осталась такой же сильной и до сего дня этой злосчастной войны.

Феопомп приходил в ярость оттого, что спартанцы до сих пор не могут победить мессенцев, хотя казалось, что сделать это не так уж трудно. Он не мог забыть, что Эвфай и прошлый раз заставил его бежать. Сердце его сгорало от стыда, и он рвался расплатиться с Эвфаем за свой позор.

А Эвфай бросался в битву, не помня себя от обиды и горя. Снова они здесь! Снова пришли разорять и грабить Мессению!

В запальчивости Эвфай, не оглянувшись, есть ли у него защита, кинулся в бой со спартанским отрядом, который окружал Феопомпа. К Феопомпу он пробиться не смог. Он получил сразу несколько тяжелых ран и упал. Он уже терял сознание, истекая кровью. Но еще дышал. Спартанцы бросились к мессенскому царю, чтобы унести его тело и тем опозорить мессенцев. Однако мессенцы были слишком преданны Эвфаю, а кроме того, дорожили своей воинской честью. С новым мужеством они ринулись в битву — умереть, но не допустить такого позора: отдать врагу тело своего царя!