Дом Тысячи Дверей. Начало - Ари Ясан

Пока старушка суетилась, Леяна прошептала В. на ухо: «Вообще-то, ее зовут Адунаиланаида, но ты можешь ее звать просто Баба Адуня!»

Наконец стол был заставлен всевозможными яствами. Перед В. очутилась глубокая миска и ложка, такая большая, что В. сомневался, что она полезет ему в рот, а также чашка с дымящимся чаем. Баба Адуня тоже уселась за стол, сняв передник, под которым оказался домашний халат болотного цвета с зелеными облупленными пуговицами.

В. вдруг вспомнил, что давно ничего не ел, и наложил всего подряд в свою миску. Баба Адуня налила себе кипятка, забелила его молоком и принялась хлебать этот напиток, который она почему-то называла «чаем», попутно болтая с Леяной. Речь шла о комнатных цветах, борще, вязании, о каких-то родственниках или знакомых, один из которых сломал ногу, упав с мотоцикла, другой женился на библиотекарше, и прочем в том же духе. Втроем они, В., Леяна и Баба Адуня, были очень похожи на бабушку и двух внучат, приехавших навестить престарелую родственницу.

В. потерял нить разговора. Наевшись до отвала, он дремал на своем стуле. Ему было спокойно и хорошо. Единственное, что могло бы его порадовать еще больше, так это мгновенное перемещение на ту кровать, где расположился кот, и на которую В. уже давно поглядывал с вожделением. Солнце светило ему прямо в глаза и приятно пригревало макушку. В. почувствовал, что еще минута – и он бухнется с табуретки прямо на пол, будучи не в силах удерживать тело в вертикальном положении.

Баба Адуня, поглядев на него, сказала: «Умаялся, касатик!» Она подняла В. с табуретки и уложила его на кровать. Кот при этом недовольно мяукнул, но с кровати не ушел. В. уронил голову на мягкую подушку и в мгновение ока забылся сном.

В. проснулся и не сразу понял, где находится. Перед глазами у него расстилался узор из веточек с желтыми цветочками на бордовом фоне. У живота урчало что-то теплое – это был рыжий кот.

В. разом вспомнил все события этого дня: Мастер, подъезд, лифт, кабинет, Леяна, Баба Адуня… В. лежал в комнате Бабы Адуни, на ее широкой кровати с металлическими ножками, лицом к стене, на которой висел старый ковер с цветочным узором. В. осторожно обернулся: Леяна и Баба Адуня по-прежнему сидели за столом и тихо переговаривались. В. закрыл глаза и притворился, что спит.

Вот бы подслушать, о чем они там шепчутся! Но как ни старался В., ничего связного расслышать он не смог, различил только негромкое хихиканье, которое ему не понравилось (показалось, что смеются они над ним).

В. недовольно заерзал, открыл глаза и увидел, что, оказывается, и кот давно не спит и таращит на В. свои глазищи медного цвета. В. хотел было снова прикинуться спящим, но кота провести не удалось – тот вскочил и истошно заорал благим кошачьим матом. Тотчас все внимание сидевших за столом Леяны и Бабы Адуни было устремлено к кровати. В. понял, что в тайного агента сыграть не получится, уж слишком быстро его «раскрыли», и волей-неволей ему пришлось встать с кровати и снова сесть за стол.

Тут В. заметил, что стол уже пуст. Леяна молвила, строго нахмурив бровки: «Баба Адуня, займемся делом». Баба Адуня кивнула и, словно только того и ждала, торопливо исчезла за ширмой. Леяна встала, прошла к окну, и, скрестив на груди руки, устремила куда-то вдаль задумчивый серьезный взгляд.

Выглядела она в этот момент очень привлекательно, но В. недолго любовался ею. Послышался шорох, и из-за ширмы показалась Баба Адуня или, вернее, то, что от нее осталось.

Не было и в помине халата, тапочек, косынки, передника. Баба Адуня натянула на себя высокие до колен сапоги из грубой кожи и галифе цвета хаки, явно не первой свежести. На плечах у нее красовался защитного цвета пиджак с золотыми эполетами, который был ей заметно велик. Из-под пиджака торчала белоснежная рубашка с рюшами.

Старушка подпоясалась широким солдатским ремнем, а седые волосы стянула на затылке резинкой (вскоре В. понял зачем). Баба Адуня достала из серванта надраенный до блеска шлем с красной пятиконечной звездой, водрузила его себе на голову и с крайне серьезным лицом застегнула под подбородком ремешок.

В. и жмурился, и моргал, и тер глаза кулаком, пытаясь развеять странное наваждение – напрасно, Баба Адуня стояла перед ним в таком наряде, какого сроду не увидишь даже на маскараде. В. не мог сдержаться: он рассмеялся, согнувшись пополам на своей табуретке. Он хохотал до слез и никак не мог остановиться. В. глянул на Леяну, уверенный, что и она умирает со смеху, но Леяна даже не улыбалась. Она только укоризненно посмотрела на В., будто он был расшалившимся не к месту ребенком. Под ее взглядом В. осекся и притих.

А Баба Адуня не обращала на смех В. никакого внимания. Она открыла комод, достала оттуда стопку пожелтевшей бумаги и гусиное перо и уселась за стол напротив В.

– Имя! – проревела она не своим голосом, уставившись на В.

В. от неожиданности опешил:

– Что, простите?

– Имя! – повторила Баба Адуня недовольно.

– Мое имя? – все еще не понимал В.

Баба Адуня грохнула со всей дури кулаком по столу и пробасила:

– Кончай дурака валять!

Леяна все это время стояла у окна, серьезно глядя вдаль и не пытаясь хоть как-то пояснить странное поведение Бабы Адуни. До В. вдруг дошло. Он вспомнил слова Мастера: «Отведи его на Дознание…» Так это и есть Дознание? Свирепый взгляд бабы Адуни не сулил ему ничего хорошего.

– Имя! Последний раз спрашиваю, паршивец! – громко потребовала Баба Адуня.

В. наконец сообразил, что от него требуют, и бодро ответил, тоже громче, чем говорил обычно:

– В.!

Баба Адуня быстро записала на листе бумаги его ответ.

– Пол! – пророкотала Баба Адуня.

В. замешкался. Пол? А что, у кого-то есть сомнения? Но он прокричал в ответ еще громче:

– Мужской!

– Возраст!

– 30 лет!

И так В. и Баба Адуня еще долго орали друг на друга, выясняя все подробности, касающиеся личности В., такие как семейное положение, место проживания и прочее. Причем В. заметил, что каждый его ответ Баба Адуня записывает на отдельном листе бумаги. В. достаточно успешно справлялся со всеми вопросами, пока Баба Адуня не ляпнула:

– Куда Дундук ходил?!

В. ошалел и брякнул первое, что на ум пришло:

– В Кинев!

Баба Адуня старательно записала и этот его ответ, а потом продолжила допрос тем же голосом простуженного отставного майора:

– Где брюкву зайцы выхолащивали?!

В. отвечал ей в том же тоне:

– На поляне в лесу!

– Что вертлявей всех юлится в море?

– Осьминог!

– Если эмаль эссенцию погубит, что получится?!

– Мороженое!

– Кто лепит сало, корнями маясь?!

– Продавец!

– Зачем буря курицами шьется?!

– Занадом!

– Приставь тыкву к ноге, тюльпан к таксе, орангутанга к малине, где выходит?

На этот вопрос В. прокричал в ответ что-то уж совсем неприличное, но Баба Адуня и бровью не повела, записала и этот его ответ на отдельной бумажке.

Вопросы сыпались на В. градом. Вскоре весь стол был завален бумагой, а у В. и Бабы Адуни покраснели от напряжения лица. Баба Адуня кинула перо на стол, достала из кармана платок и утерла им лоб под шлемом.

«Дурдом!» – думал В., опасливо косясь на Бабу Дуню. Леяна не проявляла особого интереса к тому, что творилось за столом, она по-прежнему смотрела в окно, оставаясь невозмутимой.

А кот пристально и надменно глазел на В., время от времени зажмуривая один глаз. И В. казалось, что рыжий разбойник усмехается в усы и думает: «Тоже мне балбес! Не знает даже, кто лепит сало, корнями маясь, не говоря уже об юлящихся в море».

Между тем Баба Адуня извлекла откуда-то моток веревки и подступила с ней к В. Она грубо взяла В. за шиворот и поставила его прямо перед собой. Отметив веревкой расстояние от кончика носа В. до внешнего края его глаза, она вытащила из кармана ножницы, обрезала веревку и кинула обрезок на стол. Такая же процедура была проделана над бровями, ушами, губами В., и вообще вся его голова была перемерена веревкой вдоль и поперек.

Та же участь постигла и остальные части тела В. Баба Адуня мерила и мерила В. на все лады, пока над горой бумаги не вырос целый ворох веревочных обрезков. В. устал стоять, а старуха все прыгала вокруг него, бормоча под нос: «Карету на паперть… восемнадцати сорока… лозой панаму…» – и еще какую-то чепуху.

Она извела почти весь моток веревки, плюхнулась на табуретку и принялась разгребать мусор, громоздившийся огромной кучей на столе. Баба Адуня рассматривала веревки и листки бумаги на свет, даже пробовала их на вкус, слюнявя кончики, наматывала обрывки на пальцы. Она с головой ушла в это занятие.

Спустя некоторое время она вспомнила о В., подняла на него глаза, оглянулась на Леяну и сказала прежним немощным старческим голоском: «Идите, касатики, а то мне еще тут…» – и развела руками над столом, демонстрируя объем предстоящей работы.