Ветана. Дар жизни - Галина Гончарова

Два.

Парадный и черный. Можно бы и в окно вылезти, но это тоже для романов хорошо. А у нас замок был неправильный. Ни плюща, ни карниза, ни даже выступающих в рельефном узоре камней. Как из окна полезешь, так и навернешься, ни один лекарь не соберет.

Так что я выздоровела. И срочно озаботилась нарядом для свадьбы и для брачной ночи. А то как же! Родители порадовались, и я поехала на одну ночь в городской дом. Барон решил сопровождать невесту, но тут уж уперлись все.

Неприлично! Потерпите до свадьбы, дорогой, какой вы нетерпеливый, нельзя так. Чай, не крестьянская девка!

Барон внял, но охрану приставил. Надеюсь, сильно их не наказали, потому что утром в город въехала карета с одетой в шелка и тонкий бархат девушкой, а после обеда из других ворот вышла с караваном самая обычная неприметная девчонка-лекарка в толстом сером плаще, сапожках, толстых чулках и в коричневом платье, какое носили многие из простого сословия. Волосы заплетены в косу, сумка с лекарскими принадлежностями прижата к сердцу, вторая, со сменой одежды, бельем и теплыми сапогами, небрежно заброшена в телегу. В подол платья крепко зашиты несколько моих драгоценностей, доставшихся от бабушки. Ну и то, что мне родители дарили.

Не обеднеют.

Няня долго рыдала, пыталась меня отговаривать, умоляла одуматься, поговорить с родителями, найти другой выход, бежать к бабушкиным друзьям, но мы обе понимали, что выбора особенно не было. Либо я сбегаю, либо выхожу замуж и становлюсь четвертой мертвой супругой барона Артау. А не хотелось…

После того, что он сделал с Мирой, меня, наоборот, остро тянуло остаться с ним наедине на часок. Но не для любви. Я знаю, что маги жизни не могут убивать и калечить, что это чревато потерей дара, но… так хочется!

Видит Светлый, иногда так хочется!

Мой след растворился на просторах королевства Раденор. До совершеннолетия я не подам о себе никаких известий. Еще несколько лет мне надо продержаться в тишине и спокойствии. Еще несколько лет. До двадцати пяти. Сейчас мне, правда, и двадцати нет, но я справлюсь. Уже справляюсь.

Я поменяла все. Поменяла имя – теперь я Тойри Ветана, как бабушка Тойри. Поменяла сословие. Я не из благородных. Я просто ублюдок благородного, для забавы воспитанный в его семье, так бывает. Поменяла отношение к жизни – раньше я порхала по ней яркокрылой бабочкой, а сейчас стараюсь походить на летучую мышь.

Но хватит ли этого, чтобы выжить?

Больные глубоко и спокойно дышали.

Я проверила пульс одному, второму, жилка под пальцами билась уверенно и ровно. Выживут оба. И калекой ни один не останется. Без ноги – да, но безногий и калека – это суть люди разные. Я-то знала, были те, кто получал увечья, а жить продолжал, как и раньше. Делали дело, любили родных и близких, считали, что им еще повезло – они живы.

Надеюсь, и этот плотник окажется таким же.

Глава 3

Кошмар начался прямо с утра. На рассвете я обнаружила под дверью продрогшего и промерзшего мальчишку. Зубами он так стучал, что я сквозь сон услышала.

Малек безмозглый!

И все же… Любит он этого Шаронера, любит. Видно же. Ведь мог бы пойти да поспать где, ан нет! Судя по промерзлости, сидел всю ночь у моего дома, вокруг ходил, в окна заглянуть пытался. Кстати, заведомо бесполезное дело. Первой моей покупкой стали плотные и тяжелые шторы, через которые никто и ничего не увидит, хоть ты голой пляши.

Пришлось открыть дверь и втащить мальчишку внутрь. Пакость малолетняя! Это ж надо себя так довести! Если б еще часа два просидел, мне бы его пришлось своим даром лечить, и кто знает, что бы он понял!

Я ругалась, растирая его винными выморозками, ругалась, заливая в мальчишку настойки, ругалась, заворачивая его в теплые шерстяные одеяла и укладывая третьим к болящим товарищам. Да так душевно, что портовый малек слушал меня, как песню.

Сопляк тупой!

Пара подзатыльников ему тоже перепала – для профилактики глупости. Авось чего в голове прибавится! А ведь я и двух часов этой ночью не проспала-а-а-ау. Придремать, что ли, в кресле?

Так я и сделала, подумав, что, если кто-то явится на рассвете и разбудит меня, убивать буду мучительно. И плевать на дар – это уже выше человеческих сил.

Слава Сияющему, хоть жены пострадавших оказались умнее мальчишки. Мне удалось проспать малым не до восьми утра. Приходил молочник, оставил кувшинчик с молоком у калитки, не разбудив меня, – у нас так бывало. Мы давно договорились, что, если я сплю, он просто оставляет молоко, а деньги я ему отдам назавтра. Хоть и небогатый тут квартал, а и я не голытьба. Лекарь – это верное дело в руках. Ох, бабушка, какое ж тебе спасибо, что ты меня учиться наставляла. До сих пор твой голос помню.

Все, все можно потерять. Был у тебя титул – и нету; был дом – и уйти пришлось; были деньги, власть, положение в обществе – все, все в один миг развеялось туманом. А вот то, что у тебя в голове да в руках – то всегда с тобой останется. Всегда кусок хлеба принесет, с голоду не помрешь.

Я когда-то еще улыбалась на эти бабушкины рассуждения… Дурой была. Верно говорят: придет беда – узнаешь цену. И себе, и своей жизни, и своему опыту. Жестоко, но верно.

В восемь утра проснулся Мэт Шаронер.

– Где я?! Что со мной?!

А глаза ясные, а выражение лица вполне бодрое, скоро бегать будет. Оно и неудивительно, я в него столько силы влила, что самой до сих пор тошно. Но надо поторопиться, пока он встать не попытался или головой подергать. Я хоть его и уложила на специальную деревянную лежанку, а все одно – ни к чему сейчас дергаться.

– Лежите смирно, господин Шаронер. Вам пока вредно резко двигаться.

Мужчина послушно скосил на меня глаза и замер, не шевеля ни рукой, ни ногой.

– А вы кто?

– Я Ветана, лекарка. Меня вчера позвали в порт, вас ящиком оглушило.

Мэт напрягся, явно вспоминая.

– Да, я не успел увернуться, меня в плечо ударило, и, кажется, по шее… Что со мной?

– Ключица сломана, а так – повезло. Вы что помните?

Мэт сдвигает брови.

– Ничего. Ударило сильно, голова откинулась… все.

Тогда, видимо, он перелом шеи и заполучил. Хорошо, что не помнит.

– Точно все?

– Д-да…

– Меня вас лечить позвали, я сюда перенести приказала, решила ночь сама приглядеть, мало ли.

– А почему вы?..

– Потому что ваш портовый лекарь нализался до потери памяти.

Мэт опустил веки. Кивать лежа не получалось.

– Понимаю. Спасибо, госпожа Ветана.

– Работа у меня такая, – проворчала я. – Как вы себя чувствуете?

– Не знаю. Голова болит.

Я коснулась шеи мужчины, посчитала пульс.

– Ничего страшного. Посмотрите на меня, теперь на свет, теперь опять на меня…

Зрачок послушно расширяется, сужается, опять расширяется. Проверила на всякий случай оба зрачка. Отлично, сотрясения мозга нет. То ли и не было, то ли я ненароком вылечила. Все возможно.

– Голова кружится?

– Н-нет…

– Шея болит?

– Немного…

– Подвигайте руками, только несильно. Так, теперь ногами… Отлично!

Мэт послушно выполнял все мои просьбы, а я с удовольствием наблюдала, как он двигается. А только подумать, что этот здоровый молодой мужчина мог на всю жизнь остаться парализованной колодой. Обычный-то лекарь ничего бы сделать не смог, даже если и распознал бы болячку. Эх, вот ради таких минут и живешь на свете.

– Сегодня вам бы еще не двигаться, а завтра домой пойдете.

– Отлично! А я один?..

– Еще Нот Ренар. Но ему повезло куда как меньше.

– Что случилось?

– Ноги лишился. – Я пожала плечами.

Мэт аж дернулся.

– А я…

– Вам повезло. Но если будете дергаться, я за последствия не ручаюсь.

Мужчина послушно застыл.

– Скоро ваша жена прийти обещалась. И Шими – знаете такого?

– Шими? Мальчишка? Малек?

– Он самый. Глаза осторожненько скосите вон в ту сторону.

Мэт так и сделал – и увидел кокон из одеял. При достаточном напряжении фантазии в нем можно было опознать Шими. Вихор точно его торчал.

– Что с ним, госпожа Ветана?

А сколько тревоги в голосе, а? Кажется, у мальчишки таки будут дом и семья. И заботливый отец. Бывает и такое. Прикипаешь к ребенку, и вовсе он уже даже не чужой, а почти твой собственный. Разве родство по крови имеет значение там, где есть родство по духу?

– Все будет в порядке, – ворчливо отозвалась я. – Проснется, и опять бегать будет. Но я бы на вашем месте его выдрала.

– За что?

Мелкий паршивец уже не спал. Я посмотрела на него с угрозой.

– За то, чтобы не подслушивал – раз. Чтобы не шлялся по ночам – два. И тем более не шлялся под чужими окнами – три. Переживал он, видите ли. А спокойно пойти, выспаться и прийти с утра никак не мог. Боялся, видимо, что я вас за ночь убью и съем.

Шими густо покраснел. Мэт скосил глаза, определяя, где лежит мальчишка, потом протянул руку и притянул к себе сверток.

– И стоило бояться, малыш? Госпожа Ветана хорошая…

– И руки у нее замечательные. От них прямо теплом тянет, – Шими уткнулся под мышку грузчику, только нос торчал. Ах ты, поганец!