Поход в Россию. Записки адъютанта императора Наполеона I - Филипп-Поль де Сегюр

Бертье ослабел. С 1805 г. всякая война стала ему противна. Его талант заключался лишь в его расторопности и памяти. Он умел получать и передавать во всякое время дня самые разнообразные донесения и приказания. Но в данном случае он счел себя вправе сам отдавать приказания. Однако эти приказания не нравились Даву, и при первом же свидании между ними возник сильнейший спор. Это произошло в Мариенбурге в присутствии императора, который только что приехал.

Даву выражался резко. Он до такой степени вышел из себя, что начал обвинять Бертье в неспособности и чуть ли не в измене. Они угрожали друг другу, и когда Бертье ушел, то Наполеон воскликнул под впечатлением подозрительности, высказанной Даву:

— Мне случается иногда сомневаться в верности моих самых старых боевых товарищей. Но тогда у меня мутится в голове от огорчения, и я стараюсь прогонять от себя такие ужасные подозрения!

Даву радовался, быть может, что ему удалось унизить своего врага. Император же отправился в Данциг[16], и Бертье, полный мстительных чувств, сопровождал его. С этого времени ни рвение Даву, ни его слова, ни его старания в пользу новой экспедиции уже не помогали ему, и его начали преследовать неудачи. Дурное впечатление усиливалось и имело роковые последствия; оно лишило его доверия такого отважного, стойкого и благоразумного воина, каким был император, и поощряло склонность Наполеона к Мюрату, который больше оправдывал его ожидания.

Впрочем, такие раздоры между его маршалами скорее даже нравились Наполеону, который извлекал из них полезные сведения. Согласие же их, пожалуй, скорее могло бы его встревожить.

Из Данцига император отправился 12 июня в Кенигсберг; там был закончен обзор гигантских складов второго пункта отдохновения, находящегося на линии военных действий[17]. Там были собраны запасы продовольствия, такие же громадные, как и то предприятие, для которого они предназначались. Никакие подробности не были забыты. Деятельный и пылкий гений Наполеона был всецело поглощен тогда продовольственным вопросом — этой важной и наиболее трудной частью своей экспедиции. Он делал указания, отдавал приказы и даже не жалел денег. Его письма доказывают это. Целые дни диктовал он инструкции, касающиеся этого предмета, и даже вставал ночью, чтобы повторить их. Один генерал получил от него в один только день шесть депеш, заключавших его распоряжения и подтверждавших заботливость!

В одной из депеш находится такая фраза: «Если не будут приняты меры предосторожности, то для передвижения таких масс не хватит верховых животных ни в одной стране». В другой депеше он говорит: «Необходимо пустить в дело все фургоны и наполнить их мукой, хлебом, рисом, овощами и водкой, кроме всего, что нужно для походных лазаретов. Результат всех моих движений должен соединить в одном пункте четыреста тысяч человек. Тогда уже нечего будет надеяться на страну и надо будет все иметь с собой». Но с одной стороны перевязочные средства были плохо рассчитаны, а с другой, — сам Наполеон был охвачен движением, как только оно началось!..

Глава I

Переход через Неман

Наполеон собрал свои войска в Польше и Восточной Пруссии, от Кенигсберга до Гумбинена. К концу весны 1812 г. он уже сделал смотр многим армиям, обращаясь с веселым видом к солдатам и говоря с ними в обычном и откровенном и подчас даже резком тоне. Он знал, что в глазах этих простых и огрубевших людей резкость сходит за откровенность, грубость — за силу, а высокомерие считается благородством. Щепетильность и тонкость обращения, заимствованная из салонов, кажутся им слабостью и трусостью. Для них это чуждый язык, которого они не понимают и оттенки которого кажутся им смешными.

Согласно своему обычаю, Наполеон проходил перед рядами солдат. Он знал, в каких войнах участвовал каждый из полков вместе с ним, и поэтому останавливался возле самых старых солдат.

Одному он напоминал битву у пирамид, другому Маренго, Аустерлиц, Йену или Фридланд[18]. Ветеран, слыша ласковое слово и думая, что император узнал его, чувствовал себя возвеличенным в глазах своих более молодых товарищей, которые должны были завидовать ему!

Продолжая обходить ряды, Наполеон не оставлял без внимания и самых молодых солдат. Казалось, что все, касающееся их, интересует его. Он знал все их нужды и спрашивал их: заботятся ли о них их капитаны? Уплачено ли им жалованье? Все ли у них есть? Он выражал желание осмотреть их ранцы.

Наконец, он останавливался в центре полка. Там он справлялся о вакантных местах и громко спрашивал, кто наиболее достоин повышения. Призвав к себе тех, на кого ему указывали, он задавал им вопросы: сколько лет службы? какие они сделали походы? какие раны получены ими? в чем они отличились? После этого он их производил в офицерский чин и заставлял тотчас же принять в полк, в своем присутствии, указывая как это сделать — мелочи, которые восхищают солдат!

Они говорили себе, что этот великий император, который о нациях судит в массах, к ним, солдатам, относится иначе и обращает внимание на мельчайшие подробности, касающиеся их. Они-то и составляют ему самую старинную и самую настоящую семью! И вот таким путем он заставлял их любить войну, славу и себя!

Между тем армия продвигалась от Вислы к Неману[19].

Мы уже приблизились к русской границе. Армия расположилась перед Неманом с юга на север. На крайнем, правом фланге от Галиции к Дрогичину находилось 34 тысячи австрийцев с князем Шварценбергом во главе. С левого фланга, от Варшавы к Белостоку и Гродно, — король Вестфальский[20] с более чем 79 тысячами вестфальцев, саксонцев и поляков. Рядом с ними итальянский вице-король, стягивавший к Мариенполю и Пилонам 79 с половиной тысяч баварцев, итальянцев и французов[21]. Затем император с 220 тысячным войском, которым командовали король Неаполитанский (Мюрат), принц Экмюльский (Даву), герцоги Данцигский (Лефевр), Истрийский (Бессьер), Реджио (Удино) и Эльхингенский (Ней)[22]. Они шли из Торна, Мариенвердера и Эльбинга и 23 июня двинулись общей массой к Ногаришкам, в одной миле расстояния от Ковно. Наконец, Макдональд, с 32 с половиной тысячами пруссаков, баварцев и поляков, образовал перед Тильзитом крайнюю левую часть Великой армии[23]. От берегов Гвадалквивира и Калибрии и до самой Вислы были стянуты 617 тысяч[24] человек, из которых налицо уже находилось 480 тысяч, затем 6 телег с принадлежностями для осады, множество возов с провиантом, бесчисленные стада быков, 1372 пушки и множество артиллерийских повозок и лазаретных фургонов, — все это собралось и расположилось в нескольких шагах от русской реки.