Путь палача - Алия Якубова

Фрида чувствовала, как от этих новостей в ее душу пробирается отчаянье. Под его влиянием она написала письмо, которое тайно отправила с одним надежным человеком. В этом письме таилась ее последняя надежда.

Глава 5

Падре Ансельмо был доволен тем, что происходило в деревне. Страх прихожан перед ним приносил какое-то темное удовлетворение. Но чтобы окончательно утвердить свою власть, оставался последний шаг. Нужно всем доказать, что все его проповеди не пустые слова, что еретиков и нечестивцев ожидает страшная кара. Показательная казнь — вот что требовалось. А для верности лучше еще и заручиться поддержкой барона.

Именно с этими мыслями падре Ансельмо вошел в кабинет Себастьяна Скалиджеро барона Ракоццио. Тот сидел за отцовским столом и задумчиво вертел в руке перо. Некоторые аспекты баронства не приводили его в восторг. Ему нравилось быть хозяином. Но раз ты хозяин, то нужно заботиться о тех, на кого распространяется твоя власть. В своих землях Себастьян был окончательным судом, а жалобщиков набегала целая туча, так что выть хотелось.

— Я не помешал? — счел нужным поинтересоваться Ансельмо.

— Нет. Вовсе нет! Входи, — Себастьян даже улыбнулся и едва ли не с отвращением отшвырнул перо.

— Дела?

— Жалобы, — поморщился барон. — Надеюсь, хоть ты чем-либо порадуешь меня, Ансельмо.

— Боюсь, что нет. Я тоже по делу.

Себастьян вздохнул, потом махнул рукой со словами:

— Ладно уж, говори, что там у тебя.

— Моя паства все еще полна суеверий и языческих заблуждений.

— Боюсь, тут я ничем не смогу помочь. Это больше по твоей части — изгонять мрак из душ людских.

— Ты прав. И в борьбе с ересью я вынужден прибегнуть к более жестким мерам, хоть это и тяготит меня.

— Таков твой долг, — пожал плечами барон, все еще не совсем понимая, что от него хотят. — Ведь ты один из псов божьих «Псы божьи» — так называли Доминиканцев, так как именно на этот орден были возложены обязанности инквизиторов.!

— Это так.

— И что ты задумал?

— Чтобы устрашить нечестивцев в их бесовских происках, нужно устроить показательную казнь.

— Казнь? — поднял бровь Себастьян. — Но у нас долгие годы не было ничего подобного! Разбойники остались только на дорогах. А у нас даже не воруют… почти…

— Мы сейчас говорим о немного разных вещах. Если не устрашить людей сейчас, то дальше будет только хуже. Твои подданные погрязнут в ереси!

Барон задумался. Аргументы друга были убедительны, но и сомнения оставались немалые. Падре Ансельмо, видя такое состояние Себастьяна, подошел к нему ближе, практически вплотную, и ободряюще положил руку ему на плечо. Такой простой, незамысловатый жест, но у барона тотчас ослабло напряжение в плечах. Он глухо спросил:

— Тот, кого постигнет эта кара, действительно виновен?

— О, да! Мой друг. Более виновного человека трудно найти. В этом можешь мне довериться.

— И кто?

— Фрида — знахарка, ведунья, ведьма — вся ее жизнь есть ересь. Не раз выпадал случай убедиться в этом.

— Фрида? Нет, только не она! — взгляд Себастьяна сделался испуганным. — Последней волей отца было заботиться о ней!

— Что лишь доказывает, что он попал под влияние ее чар. Видимо, дело в отваре, которым она его потчевала, — вкрадчиво заметил Ансельмо, рука которого все еще покоилась на плече Себастьяна. — Нельзя закрывать глаза на то, чем занимается эта женщина. Тогда вся борьба с ересью — звук пустой. Она ведьма, в этом нет сомнений! Надеюсь, ты веришь мне? Или я уже утратил твое… доверие? — говоря это, Ансельмо склонился практически к самому его уху.

— Нет, конечно нет! Я верю тебе, как и прежде. Ты никогда не давал повода сомневаться в тебе. И после смерти отца очень помогал и помогаешь мне, — поспешно ответил Себастьян, накрыв своей рукой руку священнослужителя.

— Тогда, прошу, последуй моему совету.

Эти слова окончательно перевесили чашу весов Себастьяна. Он вздохнул и проговорил:

— Но ведь у нее две дочери. Что станет с ними?

— Они занимаются тем же ремеслом, что и их мать, и тоже должны понести наказание. Суд решит степень вины каждой из них в отдельности, равно как и степень наказания.

— Я вижу, ты все продумал. Предусмотрителен, как всегда.

Ансельмо ничего не оставалось, как пожать плечами. Потом он спросил, желая окончательно расставить все точки над "i":

— Так ты поддержишь меня?

— Да, — едва слышно проговорил Себастьян. Но и этого падре оказалось более чем достаточно. На его лице заиграла одобряющая улыбка, от которой взгляд барона потеплел.

Ночь растянула по небу свой звездный покров. В лесном домике царила тишина. Все его обитатели уже легли спать. Фрида с дочерьми легли все вместе, так как кровать была всего одна, хотя летняя жара даже ночью оставалась невыносимой.

Внезапно тишина вокруг богом забытого домика взорвалась сонмом разных звуков: ржаньем лошадей, лязгом оружия, выкриками людей. Раздался грохот, и не выдержавшую удара дверь сорвало с застарелых петель. На пороге застыли с полдюжины темных фигур. У двоих из них в руках были факелы.

Фрида и ее дочери успели проснуться, повскакивать с постели — и только. Ворвавшиеся схватили их и, в чем те были, в одних ночных рубашках, выволокли из дома.

Сестры испуганно жмурились от непривычно яркого света факелов, направляемых прямо в лицо. По их щекам катились слезы, но они не произнесли ни звука. Только испуганно смотрели на свою мать.

Фрида тоже была страшно напугана. Ее страх перетекал в ужас из-за того, что она как раз понимала, что происходит. Догадка, ясная и беспощадная в своей истинности, поразила ее, едва их выволокли на улицу. Среди мрачных фигур она увидела всадника в темных одеждах, на груди которого висел крест. Падре Ансельмо. Он с суровой непреклонностью наблюдал за всем происходящим. Инквизитор до мозга костей!

— Что здесь происходит? — все-таки выкрикнула Фрида, ничуть не смущаясь за свой внешний вид.

— Вы — нечестивицы! Вы обвиняетесь в колдовстве и ереси и скоро предстанете перед церковным судом. Грядет воздаяние за все ваши грехи! Уведите их!

Девушек и их мать связали, посадили на телегу и повезли в замок. Почему именно туда? Просто нигде больше тюремных камер не было, а в подвалах замка располагались обширные казематы.

В довершение всего монахи подожгли дом. Их даже не остановило то, что он стоял посреди леса. Вскоре старенькая хижина полыхнула ярким костром.

К вящему ужасу сестер их поместили отдельно от матери, так что они не могли видеть друг друга. Даже слышали с трудом.

В камере было сыро. Где-то высоко под потолком маячило единственное крохотное окошко. Постелью узникам служил лишь ворох соломы. Благо, она была сухая — словно кто-то заранее знал, что скоро здесь появятся узники. Хотя, наверняка, так оно и было.