Кровь и свет Галагара - Аркадий Застырец

Наконец, Цфанк Шан (а вернее, тот, кого мы за него принимали) самолично прибыл в Корлоган в сопровождении небольшой флотилии. Когда четыре крианских корабля подходили к нашей столице, около черной дюжины форлов подняли в воздух множество громадных корзин, наполненных благоухающими цветами, и осыпали палубы крианских кораблей потоками белоснежных тиолей и багровых дазиар.

Таб Рах с пышной свитой вышел на временную пристань, возведенную по такому случаю из айоловых бревен и обтянутую голубым цадалом, встретил Цфанк Шана на сходнях и заключил в объятия у всех на виду. Цари (а вернее царь и тот, кого принимали за крианского царя легковерные форлы) побратались, поднесли друг другу по чаше изысканной циды и открыли праздничный пир, продолжавшийся семь дней и ночей. Веселью, играм, ласкам свободных красавиц, неслыханно щедрым дарам на улицах Корлогана, казалось, не будет конца! На восьмой день Таб Рах предложил гостю насладиться зрелищем военных игрищ. При этом тайный замысел нашего повелителя, понятно, заключался не в том, чтобы доставить удовольствие своему временному союзнику, а в том, чтобы внушить ему почтение и страх перед могуществом крылатого форлийского воинства. Именно с этой целью в окрестностях Корлогана были собраны главные силы, почти все форлийское войско, за исключением разве пограничных отрядов и личной охраны Таб Раха, в числе которой в те дни находился и я. По условному знаку царя вспорхнули по цепочке круглые сигнальные флажки — и тучи наших воинов в блеске отборного оружия и кольчатых панцирей взмыли в воздух, заслонив собою свет солнца.

В тот лум я оказался неподалеку от царского навеса и хорошо видел, как лицо Таб Раха засияло злым превосходством, а в глазах седовласого крианского раба, наряженного в царские одежды и изображавшего Цфанк Шана, качнулся непередаваемый ужас.

И тогда, в самый разгар торжества, откуда ни возьмись, вырос перед Таб Рахом разжалованный советник Су Зул. Мужеством он обладал беспримерным, честностью кристальной, вера его была нерушима, как сталь, закаленная в скарельном масле. И он возвысил голос, не дрогнув:

— Радуйся, царь крылатого племени, щедротам завоеванной земли, упивайся могуществом твоего небесного войска, насмехайся над врагом, притворившимся другом, читая в глазах его бессильную ярость и страх! Но знай, что двадцать крианских кораблей на всех парусах приближаются к Корлогану и несут на борту щедрые дары для тех, кто беспечно глядит в Бездвижный Пустой Океан и не видит опасности. Катапульты, сети, арканы, стальные петли, парные ядра, копья, стрелы, зайгалы, мечи, топоры — вот их ответ на твое гостеприимство. Ты погибнешь, нечестивый Таб Рах, и погубишь всех своих сородичей, если теперь же не опомнишься и не призовешь на помощь великого отца и покровителя форлов, щедрорукого и длиннокрылого Фа Эля!

Драгоценная чаша затряслась в руке побагровевшего Таб Раха, и он прохрипел, задыхаясь от гнева:

— Ты оскорбил подозрением нашего величественного гостя и моего названого брата! Мало того, ты упомянул при этом проклятый призрак, от коего я освободил свой народ навсегда! Ты сам себя выдал, грязный Су Зул, да поразит игва весь твой род и потомков до шестого колена! Ты — последний из форлов, кто верит еще в пустоту и смущает храбрые души, призывая поклониться зияющей пропасти вместо того, чтобы идти за своим царем к сияющей вершине!

С последними словами Таб Рах размахнулся и швырнул массивную чашу, усыпанную отборными лоэрагдами, прямо в голову своему бывшему советнику и другу. Су Зул вскрикнул и пошатнулся. Из глубокой раны по лицу его хлынула кровь.

— Опомнись, форл, сын форла! — простонал он, вытягивая дрожащую руку в сторону царя, а тот взревел в ответ:

— Излишняя просьба, вонючий шерпал! Великий царь уже опомнился и сожалеет, что прежде не приказал тебя уничтожить! Эй, форлы! Кто первым успеет навсегда заткнуть глотку Су Зулу, пускай возьмет себе царскую чашу!

Немедленно какой-то юный красавчик из свиты, спеша выслужиться, выхватил из ножен сверкающий парадный меч и попытался снести разжалованному советнику голову, но ударил плохо, неумело — даже до половины шею не разрубил. Советник рухнул, как подкошенный, и, перевернувшись на спину забился в предсмертных судорогах. Я склонился над ним и хорошо слышал, как несколько раз имя Фа Эля вышло из уст его с кровавыми пузырями — словно кипело напоследок.

В тот же лум к подножию царского трона опустился командир одного из трех немногочисленных отрядов, следивших за спокойствием в пригородах столицы. Он был ранен и, у всех на глазах выдернув из своего бедра крианскую стрелу с желтым оперением, положил ее к ногам Таб Раха. Донесение этого отважного воина полностью подтвердило правоту Су Зула: на берега полноводного Кора высадились вооруженные до зубов криане. Они заполоняют нашу землю, жгут наши дома и беспощадно уничтожают всех форлов, в том числе и наших бескрылых женщин. Ужасная весть ураганом понеслась от царского трона в толпу. Черные дюжины крылатых воинов, увидев всеобщую сумятицу, ринулись на землю, готовые немедленно вступить в сражение с вероломным противником. Из общего гвалта поднялся и повис над головами чей-то отчаянный вопль: «Фа Эль мертв! Су Зул говорил правду!»

Воспользовавшись невообразимой суматохой, крианский раб, изображавший царя, кинулся на Таб Раха, ударил его кинжалом в горло и сам тут же погиб от моей руки.

На следующий день, собрав под стенами Корлогана все свои силы, мы были готовы сражаться не на жизнь, а на смерть. Но как только приблизилось крианское войско и наши полководцы отдали приказ к наступлению выстроившимся на желтых зубчатых стенах воинам, — случилось самое страшное. Лучшие мужи Форлии, цвет и гордость ее воинства, они расправили крылья и храбро ринулись со стен вниз на врага, но так и не долетев до своей цели, один за другим попадали, будто сложив крылья, и разбились о землю в десятке уктасов от первых рядов крианского войска. Что произошло с форлами в тот лум — трудно сказать. Может быть, просто изменило мужество, во что не могу я поверить, а может, сбылось пророчество Су Зула и крылатое племя, лишенное покровительства Фа Эля, разучилось летать. Но никто не отважился подняться в воздух после этого страшного падения и гибели храбрейших из нас. И хотя сражались мы самоотверженно и дорого встала врагу победа, она была предрешена вопиющим его превосходством. И теперь тебе ведомо, царевич, почему форлы не взлетели над полем боя, почему не скрылись в горах и приняли смерть все как один.

— Да, все как один, исключая одного! — сказал Ур Фта. — И теперь мне непонятно, отчего это один все же сумел улететь от смерти, а может статься, и по сей день умеет летать?