Дерсу Узала - Владимир Арсеньев

Если я хочу представить себе девственную тайгу, то каждый раз мысленно переношусь в долину реки Синанцы. Кроме обычных ясеня (Fraxinus manshurica Rupr.), берёзы Эрмана (Betula ermani Cham.) и ольхи (Alnus incana L.), здесь произрастали: аянская ель (Picea ajanensis Fisch) — представительница охотской флоры, лён с красными ветвями (Acer ukurunduense Tr. et Mey.), имеющий листву как у неклена, затем черёмуха Маака (Padus maackii Rupr.) с жёлтой берестой, как у берёзы, и с ветвями, пригнутыми к земле, над чем немало потрудились и медведи, и наконец, в изобилии по берегам реки ивняки (Salix acutifolia Wild.), у которых молодые побеги имеют красновато-сизый оттенок.

Подлесье состояло из всевозможных кустарников, между которыми следует отметить колючий крыжовник (Ribes burejense Fr. Schmindt) с весьма мелкими закруглёнными мохнатыми листьями и белый дёрен (Cornus alba L.) с гибкими длинными ветвями и ланцетовидными листьями, сверху тёмно-зелёными, снизу белесоватыми.

Вверху ветви деревьев переплелись между собою так, что совершенно скрыли небо. Особенно поражал своими размерами тополь (Populus suaveolens Fisch.) и кедр (Pinus koraiensis S. et ?.). Сорокалетний молодняк, растущий под их покровом, казался жалкою порослью. Сирень (Syginga amurensis Rupr.), обычно растущая в виде кустарника, здесь имела вид дерева в пять саженей высоты и в два фута в обхвате. Старый колодник, богато украшенный мхами, имел весьма декоративный вид и вполне гармонировал с окружающей его богатой растительностью.

Густой подлесок, состоящий из чёртова дерева (Eleutherococcus senticosus Maxim.), виноградника (Vitis amurensis Rupr.) и лиан (Schizan-dra chinensis Baili.), делает места эти труднопроходимыми, вследствие чего нагл отряд подвигался довольно медленно: приходилось часто останавливаться и высматривать, где меньше бурелома, и обводить мулов стороною.

В этот день Н. А. Десулави отметил в своём дневнике растущие в сообществе следующие цветковые и тайнобрачные растения: клинтонию (Clintonia udensis Tr., et Mey.) с крупными сочными листьями и белыми цветами на длинном стебельке; гнездовку (Neottia nidus avis Kich.), украшенную многочисленными ароматичными фиолетовыми цветами; козелец (Scorzonera albicaulis Bge.) — высокое растение с длинными сидящими листьями и с беловато-жёлтыми цветами; затем папоротник (Nephrodium meuspinulosum Diels.), большие ажурные листья которого имеют треугольную форму и по первому впечатлению напоминают листья орляка (Pteris) и Athyrium felix-femina Roth — тоже с отдельными большими листьями, форма которых непостоянна и меняется в зависимости от окружающей их обстановки.

Чем дальше, тем больше лес был завален колодником и тропа вовсе не была приспособлена для передвижения с вьюками.

Во избежание задержек вперёд был послан рабочий авангард под начальством Захарова. Он должен был убирать бурелом с пути и, где нужно, делать обходы. Иногда упавшее дерево застревало вверху. Тогда обрубали только нижние ветви его, оставляя проход в виде ворот; у лежащего на земле колодника оббивали сучки, чтобы мулы не попортили ног и не накололись брюхом.

После полудня отряд дошёл до лудевы. Она пересекала долину реки Синанцы и одним концом упиралась в скалистую сопку. Лудева была старая, и потому следовало внимательно смотреть под ноги, чтобы не попасть в какую-нибудь ловушку. Путеводная тропа привела нас к покинутой зверовой фанзе. Около неё на сваях стоял амбар, предназначаемый для хранения запасов продовольствия, зверовых шкур, пантов и прочего охотничьего имущества. Здесь мы и заночевали.

На рассвете появилось много мошкары; воздух буквально кишел ею. Мулы оставили корм и жались к биваку. На скорую руку мы напились чаю, собрали палатки и тронулись в путь.

От зверовой фанзы тропа идёт густым лесом. Она сильно кружит, обходя колодник и густые заросли виноградников.

Обыкновенно во второй половине лета появляются большие чёрные пауки (Epeira sp.). Они строят тенёта колёсного типа, причём основные нити бывают длиною от 5 до 7 метров и так прочны, что их свободно можно оттягивать в сторону рукою. В августе пауки эти пропадают, и на их место появляются другие, меньших размеров, жёлто-зелёного цвета, с красным рисунком на брюшке и головогруди. Их противные паутины встречаются чуть ли не на каждом шагу. В особенности много неприятностей испытывает тот, кто едет впереди: ему то и дело приходится снимать паутину с лица или сбрасывать паука, уцепившегося за нос. В этот день мы дошли до того места, где Синанца разделяется надвое: Да-Синанцу[9] и Сяо-Синанцу[10]. Первая является главной рекой, вторая — её притоком.

По мере приближения к водоразделу угрюмее становился лес и больше попадалось звериных следов; тропа стала часто прерываться и переходить то на одну, то на другую сторону реки, наконец мы потеряли её совсем.

На этом протяжении в Синанцу впадают следующие горные речки: Пярл-гоу и Изимлу — справа; Лаза-гоу и Хунголя-гоу[11] — слева. Сама по себе река немноговодна, но бурелом, сложенный в большие груды, указывает на то, что во время дождей вода подымается настолько высоко, что деревья по ней свободно переносятся с одного места на другое.

Чем дальше, тем идти становилось труднее. Поэтому я решил оставить мулов на биваке и назавтра продолжать путь с котомками. Мы рассчитывали в два дня достигнуть водораздела; однако этот переход отнял у нас четверо суток. В довершение всего погода испортилась — пошли дожди.

В верховьях река Синанца с левой стороны принимает в себя целый ряд мелких ручьёв, стекающих с Сихотэ-Алиня.

Выбрав один из них, мы стали взбираться на хребет. По наблюдениям Дерсу, дождь должен был быть затяжным. Тучи низко ползли над землёю и наполовину окутывали горы. Следовательно, на вершине хребта мы увидели бы только то, что было в непосредственной от нас близости. К тому же взятые с собой запасы продовольствия приходили к концу. Это принудило нас на другой день спуститься в долину.

Двое суток мы отсиживались в палатках. Наружу нельзя было показать носа. По хмурому небу низко, словно вперегонку, бежали тяжёлые тучи и сыпали дождём. Наконец терпение наше лопнуло, и, невзирая на непогоду, мы решили идти назад к морю. Не успели мы отойти от бивака на такое расстояние, с которого в тихую погоду слышен ружейный выстрел, как дождь сразу прекратился, выглянуло солнце, и тогда все вокруг приняло ликующий вид, только мутная вода в реке, прибитая к земле трава и клочья тумана в горах указывали на недавнее ненастье.

Утомлённые непогодой, мы рано стали на бивак. Вечером около нашего табора с рёвом ходил тигр. Ночью мы поддерживали усиленный огонь и несколько раз стреляли из ружей.

Дня через два мы дошли до того места, где оставили мулов и часть команды. Около устья реки Синанцы мы застали семью, состоящую из горбатого таза, его жены, двух малых детей и ещё одного молодого удэгейца, по имени Чан Лин. Они стояли на галечниковой отмели и занимались ловлей рыбы. Невдалеке от их стойбища на гальке лежала опрокинутая вверх дном лодка, белизна дерева и свежие подпалины на бортах её свидетельствовали о том, что она только что выдолблена и ещё не видела воды. Горбатый таз объяснил нам, что сам он лодок делать не умеет и для этого пригласил своего племянника с реки Такемы.