Правила жестоких игр - Марина Ефиминюк

– Да, ты делаешь успехи, брат. Опоздала всего на двадцать пять минут!

В маленькую узкую улочку не торопились пешеходы, и двери в здание выглядели безжизненными. У меня возникло ощущение, что этим вечером мы оказались единственными сумасшедшими любителями потусторонней чепухи, желавшими пощекотать себе расшатанные нервы.

– Ты чего такая задумчивая? – Пашка чмокнул меня в щеку, от него пахло сладким одеколоном и сигаретами.

– Гранит науки оказался тяжелее, чем я могла предполагать. – Призналась я, приглаживая волосы. Как ни странно, сегодня рыжие пряди лежали аккуратно, а не торчали в разные стороны.

– В смысле?

Взявшись за руки, мы направились к стеклянным дверям, которые для нас гостеприимно открыла вполне живая мумия, замотанная в серые бинты. Фойе выглядело очень колоритно: в погруженном в полумрак помещении застыли подсвеченные восковые фигуры графа Дракулы и очаровательной вампирши, выставившей длиннющие клыки. С потолка в самом центре, где обычно висит люстра, болтался на веревке самоубийца. Я округлила глаза, похоже, развлечение окажется гораздо нелепее, чем представлялось вначале. Как раз в духе Паши, он любил подобные зрелища до дрожи в коленках.

– В смысле? – Задрав голову, я рассматривала вытаращенные глаза куклы, изображавшей висельника. – Помнишь черное спортивное купе?

– Угу. – Хмыкнул в нетерпении приятель.

– Так вот я расколотила мобильный телефон. Он как-то очень неудачно упал и разбил этой машине лобовое стекло.

– Как разбил?

– Вот так, сама не понимаю как. Это же телефон, а не камень. Был.

– А я-то думал, что тот красавчик приставал к тебе. – Протянул приятель в притворном сожалении. – Как увидел, несся на всех парусах спасать подругу детства, а оказывается наоборот.

– Как ты думаешь, сколько стоит стекло у «Ауди»? – Я с надеждой покосилась на довольно улыбавшееся круглое лицо Паши.

– Признайся, Антонова, тебе так понравилась его машина, что зависть взяла? – продолжал он ерничать.

– Не смешно!

Столкнувшись с мохнатыми лапами, незаметно и подло высовывавшимися, я отскочила и налетела на приятеля, испуганно охнув.

– Здорово, да? – радовался тот, впившись жаждущим взглядом в портрет полуобнаженной женщины.

– Надеюсь, что меня не заберут отсюда смешливые парни в белых халатах. – Буркнула я себе под нос, оглядывая очередной темный зал с множеством картин на стенах.

Со всех сторон на нас смотрели прекрасные печальные ведьмы, одинокие и легкие. На полу светилась нарисованная специальной краской шестиконечная звезда, заключенная в круг. Из динамиков лилась тревожная музыка, добавляя жути. Как ни странно посетители на необычной экспозиции имелись, и они, словно зомби, проходили от картины к картине, задумчиво разглядывая портреты, и перешептывались, делясь впечатлениями.

Незаметно кружа по залам, приятеля я потеряла, скорее всего, зачарованный Пашка застыл перед огромной во всю стену панорамой, изображавшей ведьмовской шабаш. Один из залов посвящался охоте на ведьм, и в центре стояло старинное пыточное устройство, на котором распинали несчастных, случайно названных колдуньями. «Дыба» – прочитала я объяснение на подставке.

Картина, рассказывающая о сожжении, повергла меня в легкую истерику. Перед глазами снова вспыхнули красноватые язычки пламени, облизывающие капот раздавленного автомобиля, и вид моих залитых кровью порезанных разбитым стеклом рук на нелепо смятом руле…

Не долго думая, я спаслась бегством, оказавшись в новом зале, где рассказывали о сказочных ведьмах. Тут же имелась и ступа Бабы-Яги с метлой.

Выставка начала меня утомлять, а ноги загудели. Я уже решила найти загулявшегося приятеля, как взгляд упал на одну из картин, и сердце пропустило удар. С портрета в зал бросала холодный и высокомерный взор прекрасная ведьма с большими глазами невероятного василькового цвета. «Аида Вестич. Семья клана воздуха» – значилось на надписи. Непроизвольно я сделал шаг к изображению в богатой раме, вспоминая очи блондина из кафе, и у хозяина испорченной машины глаза имели точно такой же необычный оттенок. В животе нехорошо кольнуло. Снова в памяти возник образ летящего камнем мобильного телефона и моя неуклюжесть, характерная для балерины со сломанной ногой…

– Красивая? – Донесся до меня низкий приятный голос.

Я подпрыгнула от неожиданности и отпрянула от портрета, резко оборачиваясь. Нахмурившись, рядом со мной стоял парень, автомобиль которого пострадал моими усилиями.

– Ну, в некотором роде. – Старательно избегая колючего взгляда, пробормотала я и снова покраснела, костеря себя.

– Что ты тут делаешь? – В его тоне прозвучало обвинение, будто он застал меня над корзиной с его грязным бельем.

– У меня друг любитель подобной чепухи. – Неопределенно махнула я рукой, изучая пуговку дорогой рубашки как раз под расстегнутым воротничком.

– Друг, значит? – Теперь в голосе слышалась насмешка.

– Ну, да. – Язык заплетался. – Я таких выставок не понимаю, мне больше фотографии… – Смутившись окончательно, я кашлянула. – Нравятся.

Парень недоверчиво изогнул бровь, разглядывая мою рыжую шевелюру так, будто она являлась ободранным лисьим хвостом на воротнике престарелой кокотки. Только усилием воли удалось подавить желание поправить непослушную копну.

– Сашка! – Паша как всегда появился очень вовремя и спас от позора. – Я потерял тебя! О! – Увидев парня, обрадовался он, как последний идиот. – Привет! Она сильно испортила машину? Да? – Приятель фонтанировал глупым юмором. – Она умеет.

Парень сморщился, вероятно, не оценив шутку.

– Павел. – Неохотно представила я, кивнув в сторону приятеля.

– Филипп. – Красавчик пожал дружелюбно протянутую ладонь, и отчего-то показалось, что сейчас он выйдет в туалет и помоет руку до локтя.

– Ну, нам пора. – Я улыбнулась, подталкивая Пашку вон из зала. Тот упрямиться не стал и быстро засеменил на выход.

– Филипп, вот ты где! – Услышала я за спиной девичий голосок, жеманно растягивающий слова, но не обернулась, хотя умирала от любопытства.

От оскорбительного тона короткой беседы в душе остался неприятный осадок.

Значит, Филипп… Глупое какое-то имя.

Пашка повел себя, как настоящий рыцарь – оставил машину у музея, собрал мои учебники и потащился со мной в другой конец города на метро. Всю дорогу он выглядел задумчивым и помалкивал, похоже, собираясь воплотить в жизнь видение, внезапно переставшее меня веселить. Мысль о его неловком поцелуе заставляла содрогнуться. Словно проклятая, я вспоминала васильковые глаза, приглушенный свет и смятые простыни.