Смерть в овечьей шерсти - Найо Марш

— Да, она была очень популярна, — ответила мисс Линн.

— А муж принимал участие в ее общественной деятельности? — поинтересовался Аллейн.

— Это его и сгубило, — сказала мисс Линн, продолжая звякать спицами.

2

Все изумленно замолкли, а мисс Линн невозмутимо продолжила:

— Ему приходилось колесить по округе с одного собрания на другое и подолгу сидеть у трибуны. В доме постоянно стоял гвалт. Красный Крест, Женский институт, политические партии — все они толклись здесь. Даже в эту комнату, которая считалась его кабинетом, все время кто-нибудь вламывался.

— Но она так о нем заботилась! — запротестовала Урсула. — Это несправедливо, Тери. Она так трогательно за ним ухаживала.

— Это все равно как если бы о нем заботился ураган.

Фабиан и Дуглас рассмеялись.

— Вы жестокие и неблагодарные люди! — вспыхнула Урсула. — Мне стыдно за вас. Сделали из нее какое-то посмешище! Как вы можете? Ведь она для всех вас столько сделала.

Дуглас Грейс энергично запротестовал. Уж он-то любил свою тетушку, как никто другой. Он, конечно, поддразнивал ее, но ей это нравилось. Дуглас так разволновался, что даже покраснел от негодования. В комнате повисло тягостное молчание.

— Раз уж мы о ней заговорили, ради всего святого будем честными, — с жаром произнес он. — Ведь мы все любили ее. Правда?

Фабиан передернул плечами и ничего не сказал.

— Ее смерть была для нас страшным ударом. Разве не так? И мы все согласились на приезд мистера Аллейна. Если мы собираемся препарировать ее характер, а это, по-моему, пустая трата времени, мы должны быть честными.

— Несомненно, — подтвердил Фабиан. — Долой все запреты, выскажем то, что накопилось. Но ведь сейчас очередь Урси?

— Ты же сам перебил ее, Фаб, — заметил Дуглас.

— Разве? Прости, Урси, — кротко произнес Фабиан. Развернувшись, он положил подбородок на ручку ее кресла и с притворным смирением посмотрел на нее снизу вверх.

— Мне стыдно за тебя, — несколько неуверенно произнесла она.

— Пожалуйста, продолжай. Ты уже подошла к сорок первому году, когда парламентская карьера Флосси расцвела пышным цветом. К этому времени, мистер Аллейн, мы все уже были здесь. Дуглас, оправившийся от ран, но признанный негодным для дальнейшего прохождения службы, по мере сил помогал вести хозяйство. Тери укрепляла престиж Флосси, беспрерывно стенографируя и делая перекрестные ссылки. Урсула… — Он чуть запнулся. — Урсула всех очаровывала. А я был своего рода клоуном. Падал с лошади в горах, терял сознание и оказывался в чанах с химикатами, которыми травили овечьих блох. Эти злоключения ставили меня на одну доску с моим несчастным дядей, который вел безуспешную борьбу со своим эндокардитом. Продолжай, Урси.

— Что продолжать? Какой смысл высказывать свое мнение, когда все вы… все вы… — Голос ее задрожал, однако она справилась с собой и продолжила: — Идея состоит в том, чтобы каждый из нас представил свой собственный взгляд на вещи. Так ведь? То есть я должна повторить то, что пролепетала тому здоровенному типу из уголовной полиции. Ладно.

— Один момент, — раздался из тени голос Аллейна.

Все четыре головы повернулись к нему.

— Есть некоторая разница. Насколько мне известно, при дознании свидетелей постоянно прерывают вопросами. Сейчас я вовсе не намерен устраивать вам допрос. Мне хотелось бы услышать об этой трагедии как бы впервые. Я явился сюда не для того, чтобы арестовать убийцу. Меня прислали выяснить, не связано ли это преступление с некими противоправными действиями в военное время.

— Вы правы, сэр, — сказал Дуглас Грейс, погладив себя по затылку. — Абсолютно правы. И по моему скромному убеждению, эта связь, несомненно, существует.

— Всему свое время, — заметил Аллейн. — Итак, мисс Харм, вы нарисовали нам весьма четкую картину небольшого изолированного сообщества, сложившегося чуть больше года назад. В конце сорок первого года миссис Рубрик полностью посвящала себя выполнению общественного долга, в чем ей помогала ее секретарь мисс Линн. Капитан Грейс является своего рода практикантом в овцеводческом хозяйстве. Мистер Лосс восстанавливал свои силы и приступал совместно с капитаном Грейсом к работе над неким проектом. Мистер Рубрик считался инвалидом. Всех вас кормила миссис Дак, повариха, а прислуживал вам Маркинс. А что делали вы?

— Я? — удивленно тряхнула головой Урсула. — Ничего особенного. Помогала тете Флоренс, ходила на курсы Красного Креста. Было очень весело, все время что-то происходило. Я это обожаю. Ждешь каких-то сюрпризов, словно охотишься за сокровищами. Она умела любое событие превращать в праздник. Просто божественно.

— Например, собрание в стригальне, — едко заметил Фабиан.

— О Господи! — поперхнулась Урсула. — Да. И это тоже. Я помню…

3

Урсула начала восстанавливать события того далекого вечера. Аллейн, уже видевший сад из окна столовой, представил, как группа людей, пройдя по дорожке, обсаженной лавандой, устраивается у теннисной площадки. Женщины в светлых платьях, мужчины в белых брюках. Все сдвигают шезлонги, чтобы сесть поближе друг к другу. Одна из женщин бросает легкий жакет на спинку. Высокий, представительный молодой человек наклоняется к ней с несколько нарочитой галантностью. Запах табака смешивается с ароматом древесных стволов, земли и травы, разогретых за день солнцем. Это был час, когда все звуки становятся удивительно отчетливыми, а чувства обострены и по-особому восприимчивы. На площадке чуть слышно звенят голоса, медленно уплывая в темноту.

Все это запечатлелось в памяти Урсулы с фотографической точностью.

— Вы, наверное, устали, тетя Флоренс, — сказала она тогда.

— Я не позволяю себе уставать, — бодро заявила та. — Не следует даже думать об усталости, Урси. У человека должен быть скрытый запас энергии. — И миссис Рубрик пустилась в рассуждения об индийских аскетах, которым неведома усталость, об английских тружениках тыла и бойцах противовоздушной обороны. — Если они проявляют подобную стойкость, то почему бы и мне в повседневной жизни не бегать трусцой с вполне приличной скоростью.

Миссис Рубрик вытянула вперед обнаженные руки, чтобы сидящие рядом девушки могли в полной мере оценить их силу.

— С моим мудрым советчиком и доброй маленькой помощницей я горы могу свернуть, — с энтузиазмом воскликнула она.

Соскользнув с шезлонга на теплую сухую землю, Урсула положила голову на колени своей опекунши. Та энергично взлохматила ей волосы, уложенные в красивую прическу, на что были затрачены немалые сред-ства во время трехдневного визита в столицу.

— Давайте составим план, — предложила тетя Флоренс.

Урсула так любила эту фразу. Она была прелюдией к увлекательным приключениям. И совсем не важно, что план касался всего лишь скромной вечеринки в стригальне, на которую явятся местные фермеры в невзрачной одежонке, купленной в кооперативных лавочках, и горстка арендаторов, у которых хватит энтузиазма и бензина, чтобы тащиться в такую даль. Но тетя Флоренс умела все представить в розовом свете. Даже Дуглас воодушевился и, наклонившись над ее шезлонгом, стал выдвигать предложения.

— Почему бы не устроить танцы? — спросил он, глядя на Теренс Линн.

Тетя Флоренс одобрила эту идею:

— Пусть будут танцы. Старый Джимми Вайк и его братья играют на аккордеоне. Немного порепетировав, они смогут создать альтернативу радио и патефону.

— Можно взять старое пианино из пристройки, — чуть задыхаясь, предложил Артур Рубрик, — и привлечь молодого Клиффа Джонса. Он прекрасно играет, что угодно может исполнить.

Это было не слишком удачное предложение, и Урсула почувствовала, как напряглись руки, треплющие ее волосы. Когда сейчас, пятнадцать месяцев спустя, она рассказывала об этом, Аллейн понял: все истории, которые ему предстоит услышать, неизбежно сведутся к одному — тому злополучному вечеру предшествовали какие-то события.

Урсула поведала, что, не желая огорчать дядю Артура, тетя Флоренс никогда не рассказывала ему о неблаговидном поведении Клиффа Джонса. Это была история самой черной неблагодарности.

Молодой Клифф, сын управляющего Томми Джонса, рос необычным ребенком. Его эстетические пристрастия, проявившиеся в самом юном возрасте, повергали его родителей в растерянность и недоумение: когда пела его матушка, Клифф визжал и затыкал уши, а классическую музыку слушал по радио часами. То же самое происходило с книгами и картинами. Когда он подрос и стал посещать школу, крошечный розовый домик, куда его каждое утро отвозил грузовик, у него прорезался писательский талант и он стал создавать цветистые произведения, стиль которых менялся с каждой прочитанной им книгой, сильно озадачивая его учительницу. Его страсть к музыке развилась до необычайности, и учительница поспешила сообщить его родителям о феноменальных способностях своего ученика. Ее письмо было проникнуто чуть нервозным воодушевлением. По словам учительницы выходило, что мальчик — просто чудо природы. Однако он был слаб в арифметике и спортивных играх и не скрывал своего равнодушия к этим предметам.