Категории
Самые читаемые
RUSBOOK.SU » Проза » Русская классическая проза » Каторга - Влас Дорошевич

Каторга - Влас Дорошевич

Читать онлайн Каторга - Влас Дорошевич

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 113
Перейти на страницу:

И чтобы показать мне, какая у них плохая тюрьма, смотритель ведет меня по дороге в пустое, перестраивающееся отделение.

- Не угодно ли? Это стена? - смотритель отбивает палкой куски гнилого дерева. - Да из нее и бежать-то нечего! Разбежался, треснулся головой об стену, - и вылетел насквозь. Воздух скверный. Зимой холодно, вообще дрянь.

Гремит огромный, ржавый замок.

- Смирно! - командует надзиратель.

Громыхают цепи, и около нар вырастают в шеренгу каторжные.

На первый день Пасхи из кандальной тюрьмы бежало двое, - несмотря на данное всей тюрьмой "честное арестантское слово", - и теперь, в наказание, закованы все.

Сыро и душно; запах ели, развешанной по стенам, немножко освежает этот спертый воздух.

Вентиляции - никакой.

Пахнет пустотой, бездомовьем.

Люди на все махнули рукой, - и на себя.

Никаких признаков хоть малейшей, хоть арестантской домовитости. Никакого стремления устроить свое существование посноснее.

Даже обычные арестантские сундуки, - редко, редко у кого.

Голые нары, свернутые комком соломенные грязные матрацы в головах.

По этим голым нарам бродит, подняв хвост, ободранная чахлая кошка и, мурлыкая, ласкается к арестантам.

Арестанты очень любят животных; кошка, собака - обязательная принадлежность каждого "номера". Может быть, потому и любят, что только животные и относятся к ним как к людям.

Посреди номера стол, - даже не стол, а высокая длинная узкая скамья. На скамье налито, валяются хлебные крошки, стоят неубранные жестяные чайники.

Мы заходим как раз в тот "номер", где живут двое "тачечников".

- Ну-ка, покажи свой инструмент!

Несмазанная "тележка" визжит, цепи громыхают, прикованный тачечник подвозит к нам свою тачку.

Тачка, - весом пуда в два, - прикована длинной цепью к ножным кандалам.

Раньше она приковывалась к ручным, но теперь ручные кандалы надеваются на тачечников редко, в наказание за особые провинности.

Куда бы ни шел арестант, - он всюду везет за собой тачку.

С нею и спит, на особой койке, в уголке, ставя ее под кровать.

- На сколько лет приговорен к тачке? - спрашиваю.

- На два. А до него на этой постели спал три года другой тачечник.

Я подхожу к этой постели.

У изголовья дерево сильно потерто. Это - цепью. Пять лет трет это дерево цепь...

- Дерево, и то стирается! - угрюмо замечает мне один из каторжников.

Наказание тяжкое, - оно было бы совсем невыносимым, если бы тачечники изредка не давали сами себе отдыха.

Трудно заковать арестанта "наглухо". При помощи товарищей, намазав кандалы мылом, - хоть и с сильной болью, они иногда снимают на ночь оковы, а с ними освобождаются и от тачки, отдыхают хоть несколько часов в месяц.

Бывают случаи даже побегов "тачечников".

- Работают у вас тачечники?

- Я заставляю, - а в других тюрьмах отказываются. Ничего с ними не поделаешь: народ во всем отчаявшийся.

Кругом угрюмые лица. Безнадежностью светящиеся глаза. Холодные, суровые, озлобленные взгляды, - и злоба и страдание светятся в них. Вот-вот, кажется, лопнет терпение этих "испытуемых" людей.

Никогда мне не забыть одного взгляда.

Среди каторжных один интеллигентный, некто Козырев, москвич, сосланный за дисциплинарное преступление на военной службе.

Симпатичное лицо. И что за странный, что за страшный взгляд!

Такой взгляд бывает, вероятно, у утопающего, когда он в последний раз всплывет над водой и оглянется, - ничего, за что бы ухватиться, ниоткуда помощи, ничего, кроме волны, кругом. Безнадежно, с предсмертной тоской взглянет он кругом и молча пойдет ко дну, без борьбы.

- Поскорей бы!

Тяжело и глядеть на этот взгляд, а каково им смотреть?

Среди кандальных содержатся беглые, рецидивисты и состоящие под следствием.

- Ты за что?

- По подозрению в убийстве.

- Ты?

- За кражу.

- Ты?

- По подозрению в убийстве.

"По подозрению"... "по подозрению"... "по подозрению".

- Ты за что?

- За убийство двоих человек! - слышится прямой, резкий ответ, сказанный твердым, решительным голосом.

- Поселенец он! - объясняет смотритель. - Отбыл каторгу и теперь опять убил.

- Кого ж ты?

- Сожительницу и надзирателя.

- Из-за чего ж вышло?

- Баловаться начала. С надзирателем баловалась. "Пойду да пойду к надзирателю жить, что мне с тобой, с поселенцем-то каторжным?" - "Врешь, говорю, - не пойдешь". Просил ее, молил, Господом Богом заклинал. И не пошла бы, может, да надзиратель за ней пришел - и взял. "Я, - говорит, ее в пост поведу. Ты с ней скверно живешь. Бьешь". - "Врешь, - говорю, эфиопская твоя душа! Пальцем ее не трогаю. И тебе ее не отдам. Не имеешь никакого права ее от меня отбирать!" - "У тебя, - говорит, - не спрашивался! Одевайся, пойдем, - чего на него смотреть". Упреждал я: не делай, мол, этого, плохо выйдет. "А ты, - говорит, - еще погрози, в карцеи, видно, давно не сиживал. Скажу слово - и посидишь!" Взял ее и повел...

Передергивает поселенца при одном воспоминании.

- Повел ее, а у меня голова кругом. "Стой", думаю. Взял ружье, ружьишко у меня было. Они-то дорогой шли, - а я тайгой, тропинкой, вперед их забежал, притаился, подождал. Вижу, идут, смеются. Она-то зубы с ним скалит... И прикончил. Сначала его, а потом уж ее, - чтоб видела!

"Прикончив", поселенец жестоко надругался над трупами. Буквально искромсал их ножом. Много накопившейся злобы, тяжкой обиды сказалось в этом зверском, циничном издевательстве над трупами.

- Себя тогда не помнил, что делал. Рад только был, что ему не досталась... Да и тяжко было.

Поселенец - молодой еще человек, с добродушным лицом. Но в глазах, когда он рассказывает, светится много воли и решимости.

- Любил ты ее, что ли?

- Известно, любил. Не убивал бы, если б не любил...

- Ваше высокоблагородие, - пристает к смотрителю, пока я разговариваю в сторонке, пожилой мужичонка, - велите меня из кандальной выпустить! Что ж я сделал? На три дня всего отлучился. Горе взяло, - выпил, только и всего. Достал водки бутылку, да и прогулял. За что же меня держать?

- Врешь, паря, убежишь!

- Господи, да зачем мне бежать? Что мне, в тюрьме, что ли, нехорошо? - распинается "беглец". - Сами изволите знать, было бы плохо, взял "борцу", да и конец. Сами знаете, лучше ничего и не может быть. Борец - от каторги средство первое.

- Долго ли меня здесь держать будут? - мрачно спрашивает другой. Долго ли, спрашиваю!

- Следствие еще идет.

- Да ведь четвертый год я здесь сижу, задыхаюсь! Долго ли моему терпению предела не будет? Ведь сознаюсь я...

- Мало ли что ты, паря, сознаешься, да следствие еще не кончено.

- Да ведь сил, сил моих, говорю, нету.

- Ваше высокоблагородие! Что ж это за баланду дали? Есть невозможно! Картошка не чищенная! На Пасху разговляться, - и то рыбу дали!..

Мы выходим.

- Выпустите вы меня, говорю, вам...

- Ваше высокоблагородие, долго ли?.. Ваше...

Надзиратель запирает дверь большим висячим замком.

Из-за запертой двери доносится глухой гул голосов.

Корсаковская кандальная тюрьма - одна из наиболее мрачных, наиболее безотрадных на Сахалине.

Быть может, ее обитатели произвели на вас не только неприятное, отталкивающее впечатление?

Милостивые государи, вы стоите рядом с человеческим горем. А горе надо слушать сердцем.

Тогда вы услышите в этом "зверстве" много и человеческих мотивов, в "злобе" - много страдания, в "циничном" смехе - много отчаяния...

По грязному двору кандальной тюрьмы мы переходим в "отделение исправляющихся".

Вольная тюрьма

Люди на работах.

В тюрьме остались только староста, "каморщики", то есть уборщики камер, парашечники, - вообще "чиновники", как их насмешливо называет каторга.

Метут, скребут, чистят, прибирают.

Везде белят.

Из ельника делают очень живописные узоры и убирают ими стены.

Ждут приезда начальства, - и, конечно, тогда тюрьма не будет иметь того вида, какой она имеет теперь в своем обычном, повседневном, будничном уборе.

Вольная тюрьма, - и Корсаковская и всякая другая на Сахалине, производит впечатление просто-напросто ночлежного дома.

Очень плохого, очень грязного, где собираются самые подонки городской нищеты.

Где никто не заботится ни о воздухе, ни о чистоте, ни о гигиене.

Пришел, выспался - и ушел!

- Пропади она пропадом!

Грязные, тусклые окна пропускают мало света.

Нары - посреди каждого "номера" - скатом на две стороны. Нары вдоль стен.

Грязь - хоть ножом отскабливай. Мылом никаким не отмоешь.

Когда моют полы, поднимают одну из половиц, и грязь просто-напросто стекает под пол.

Мы застаем как раз такую картину.

- Ах, свиньи, свиньи! - качает головой смотритель, словно в этом виноваты одни "свиньи".

Пробую палкой, - палка чуть не на пол-аршина уходит в жидкую грязь в подполице.

На этом-то болоте из грязи стоит тюрьма. Этими испарениями дышат люди.

- Очень, очень скверная тюрьма! - подтверждает смотритель. - Теперь еще ничего, только сыро. А зимой - холод. Скверно, очень, очень скверно.

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 113
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Каторга - Влас Дорошевич торрент бесплатно.
Комментарии
Открыть боковую панель
Комментарии
Сергій
Сергій 25.01.2024 - 17:17
"Убийство миссис Спэнлоу" от Агаты Кристи – это великолепный детектив, который завораживает с первой страницы и держит в напряжении до последнего момента. Кристи, как всегда, мастерски строит