Зигзаг удачи - Эиль Брагинский

— Петя — третий лишний! — отмела ретушера Лидия Сергеевна. — Нам с вами нужно отметить ваш выигрыш. Мы можем это сделать у меня. Я вам сейчас запишу адрес…

— Дату встречи мы уточним позднее, — Орешников положил в карман записку с адресом и ушел независимой походкой покорителя женских сердец.

— Кирилл Иванович! — со вздохом сказал Орешников, без стука ввалившись в кабинет директора. — Если вдуматься, десять тысяч — совсем небольшие деньги. «Зенит-112» стоит 420 рублей. Это мне по средствам. Но «Волга», к примеру, пять с половиной тысяч, — это откровенный грабеж. Машина, квартира, на мебель уже придется одалживать!

— Володя, не дразни гусей! — Полотенцев поглядел на него с упреком. — В данном случае гусь — это я!

29 ДЕКАБРЯ, ВЕЧЕР

Орешников ждал Олю у входа в городской парк. В парке шумела, клокотала и бурлила новогодняя ярмарка.

Оля опаздывала. Орешников изнемогал. Радость выпирала из него, и ее не на кого было выплеснуть.

Когда показалась Оля, Орешников ощутил небывалый прилив сил. Он одним прыжком оказался возле нее, наклонился к Олиному уху и радостно закричал:

— Угадай, что со мной случилось?

— Как я могу угадать? — улыбнулась Оля.

— Я тебе буду подсказывать. У меня одна облигация. Помнишь, я ее купил у тебя и просил подобрать мне счастливый номер! Сегодня разыгрывался тираж. Ну, догадалась?

— Ты выиграл сорок рублей!

— Больше!

— Сто? — повысила ставку Оля.

— Больше!

— Пятьсот рублей! — озорно выкрикнула Оля.

Орешников интригующе повторил:

— Больше!

— Неужели тысячу?

— Больше!

— Ты выиграл две с половиной тысячи! — шепотом произнесла Оля.

Орешников снисходительно усмехнулся:

— Больше!

— Пять тысяч! — у Оли закружилась голова, Орешников ласково сказал:

— Оля, не мелочись!

Наступила роковая пауза. Оля не решалась назвать следующую сумму.

— Ну! — подбадривал Орешников. — Смелее!

— Не может быть! — наконец, отважилась Оля. — Неужели ты выиграл десять тысяч?

— Как одну копеечку! — триумфально произнес Орешников, будто в этом была его личная заслуга.

Оля засияла.

— Володя, я так счастлива за тебя! — и она поцеловала его на виду у всей ярмарки.

Орешников воодушевился.

— Теперь я понял, в чем смысл жизни! Будничная обстановка меня гнетет! До сих пор мне не везло. Максимум, чего я достиг, — ассистент режиссера в областной студии телевидения. Но тут я выпустил в эфир что-то не то, и вот я фотограф.

— Ты много успел, Володя. — Оля смотрела на него влюбленными глазами.

— Ты хочешь сказать, я многого не успел. Мне уже двадцать восемь. Я должен наверстывать. Оля, мы переедем с тобой в Москву!

— С тобой хоть на край света!

— По-моему, мы украсим этот город…

— Все-таки ты отъявленный хвастун!

— В этом моя неповторимость! — не унимался Орешников, которому деньги вскружили голову. — В Москве меня возьмут фотокорреспондентом в журнал «Огонек»!

— Откуда ты знаешь?

— Телепатия, — напомнил Орешников.

Они засмеялись, вошли в парк и окунулись в толчею базара. На открытой эстраде шло новогоднее представление. Его возглавлял Дед-Мороз, одетый в многопудовый костюм. Вокруг него буйно веселились юные, горожане, которые пока, еще верили сказкам.

— Это мой отец! — с нежностью сказал Владимир Антонович.

— Ты сын артиста Орешникова? — удивилась Оля. — Я его много раз видела в театре.

Они затесались в детский хоровод, стали прыгать и петь вместе со всеми.

— От подставки до макушки —Сто четырнадцать огней,На ветвях висят хлопушки,И звезда горит на ней! —

увлеченно пели Оля и Орешников.

Среди множества чужих детей Дед-Мороз увидел своего ребенка и забеспокоился, несмотря на то что его ребенок давно уже перешел границу детского возраста.

Сын указал глазами на Олю, и они с отцом обменялись дружескими взглядами.

— Разноцветные флажки,Золотые петушки,А под елкой Дед-Мороз,Ватный снег его занес, —

пел хоровод.

— А теперь под этой аркой, — указал направление Дед-Мороз, — вас, ребята, ждут подарки!

И все дети, кроме Оли и Орешникова, устремились за гостинцами.

Орешников прощально помахал отцу. Отец-Мороз скрылся за кулисами, а Орешников повел Олю в торговый ряд, чтобы преподнести ей новогодний подарок, достойный его богатства.

Владимир Антонович держался, как ухарь-купец.

— Значит, так, квартиру будем строить двухкомнатную и внесем все сразу, чтобы потом над нами не висело! Ты случайно машину водить не умеешь?

— Нет! — огорчилась Оля.

— Научишься! — покровительственно сказал Орешников.

— Конечно, научусь!

Они протискивались по узкому проходу мимо торговых павильонов.

— Сейчас, Оля, мы будем с тобой транжирить деньги. Правда, я их еще не получил. Но это не имеет значения. Это будет у нас вроде генеральной репетиции. Мы все присмотрим, прикинем, рассчитаем… А ну-ка войдем сюда! — Орешников потащил Олю в фанерный балаган, на котором красовалась вывеска «Меха». — А то пальтишко у тебя невзрачное. У вас есть что-нибудь приличное? — спросил Орешников. — Мне шубу для жены.

Оля благодарно улыбнулась.

— И не какой-нибудь дрянной нейлон, — разошелся Орешников, — а из натурального меха!

— Норка есть! — сказала продавщица.

— А ну-ка померь!

Оля надела шубку из норки, стала дивно хороша и, покраснев, шепнула:

— Какая прелесть!

— Сколько стоит? — поинтересовался Орешников.

— Две тысячи четыреста! — спокойно сообщила продавщица.

Орешников опешил.

— Это в старых деньгах или в новых?

— В новых!

— Двадцать четыре тысячи за водяную крысу?

— Водяная крыса — это одно, а норка — совсем другое, — возмутилась продавщица, снимая с Оли шубу.

— Да, это нам не по средствам! — погрустнела Оля.

— А эта почем? — Орешников показал на каракулевую шубу.

— Тысяча двести!

— А по нормальной цене у вас есть что-нибудь?

— Есть! — продавщица уже потеряла интерес к покупателям. — Нейлоновая цигейка.

— Эту дрянь нам и задаром не надо!

Орешников подал Оле ее потрепанное пальто и сказал:

— Ты мне и в нем нравишься!

Одному бывает трудно перенести испытание славой, другому испытание властью, третьему — богатством. Но слава проходит, власти можно лишиться, деньги уплывают… Некоторые люди так и не возвращаются в нормальное состояние, а некоторым это удается. Что-то будет с Орешниковым?…

Орешников и Оля покинули магазин.

— А еще называется новогодняя торговля! — возмущался Владимир Антонович. — Просто нечего подарить к Новому году!

Оля сдерживала слезы. Из-за шубы она не стала бы плакать, но ей разонравился Орешников. Ее кумир сам спихнул себя с постамента и разбился вдребезги на мелкобуржуазные осколки.

— Пойдем, выберем мебель! — по-хозяйски предложил Владимир Антонович, даже не подозревая, что обидел невесту. — Это для нашей будущей квартиры.

— Не хочу! — сказала Оля.

— Ты права! — обрадовался Орешников. — На мебель тратиться рано!

Они проходили мимо лотка с мороженым.

— Дайте одно эскимо! — решился, наконец, на покупку Владимир Антонович и преподнес Оле мороженое:

— Ты не обижайся, Оля, я не жадный, я хозяйственный!

Оля бросила эскимо в снег.

— Не хочу я тебя больше видеть! Никогда! — и убежала.

Орешников обиделся.

— Подумаешь! — сказал он вдогонку, не трогаясь с места. — Свет на тебе клином не сошелся. Не такая уж ты красавица!

Он нагнулся, поднял эскимо, развернул серебряную обертку и съел мороженое сам.

Покончив с Олей и с мороженым, Орешников отправился ужинать. Мест в кафе не оказалось. Орешников с подносом в руках мыкался среди столиков. Сесть было некуда, а есть, когда обе руки держат поднос с яичницей и кефиром, неудобно. Наконец в углу зала освободилось место, и Орешников заметил это первым. Он сгрузил на стол ужин, избавился от подноса и сел.

Судьба уготовила для него место за столиком, где мрачно жевала сардельки унылая серая личность, которая до вчерашнего дня считалась мужем Лидии Сергеевны.

Орешников никогда его не видел, а муж Лидии Сергеевны ни разу не встречал Орешникова. Каждому из них было чем поделиться с незнакомым человеком, с которым делиться значительно легче, чем со знакомым.

— Вот, ушел от жены, — начал бывший муж. — Вроде бы хорошо, только вынужден есть эти кошмарные сардельки.

— А что, жена вкусно готовила? — поддержал разговор Орешников.

— Нет, я сам готовил!

— А я своей хотел сегодня шубу купить, так ей подавай только норковую.