Цепные псы пантеонов - Игорь Чубаха

Из раскрытой двери донесся обрывок вполне мирной беседы:

— У нас чай, оказывается, кончился.

— У меня есть лишний пакетик, только он с привкусом цитруса, будешь?

— На халяву и цитрус сладкий...

Петрова завели в мрачную каморку, указали на ольховую лавку с ворохом холщового шматья.

— Переодевайся.

— Это не мой фасон.

— Переодевайся!

— Это не мой размер!

— Переодевайся!!! — Конвоиры синхронно положили руки на резиновые палки-аргументы.

— Браслеты снимите, — сдался Антон. Он в очередной раз сожалел, что вовремя не сдался на милость преследователей-финансистов.

После облома с Настей те взялись за несговорчивого ботаника всерьез: прикиньте, старшему научному сотруднику вдруг предлагается стать директором филиала НИИ, далее назначается беседа с типом, отрекомендовавшимся, ни больше, ни меньше, как советником президента. Помпа, лимузин к подъезду, конфиденциальный ужин в ресторане (одни на весь зал), и Антон от большого ума невзначай капнул этому балагуру в фужер сыворотку правды. Во-первых, оказалось, что обхаживал Петрова никакой не представитель президентской команды, а далее открылись такие секреты, что «рубль вход, миллион выход»... Вот с этими знаниями Антон прямо из ресторана и сделал ноги...

Антон повел плечами, приноравливаясь к новому обмундированию, и увял, сообразив, почему милиция не торопится навесить ему обратно наручники. Холщовая одежка вполне и сама справлялась с функцией тюремщика — магическим образом мудро сковывая любые чуть более смелые телодвижения.

И снова галерея с мозаичными панно. От сцен охоты сюжеты перешли к сценам пыток и казней-аутодафе, все чаще замелькали фрагменты, каспийской черемухи (подчинение и покорность), серебристого тополя (страх перед неизвестностью) и мореного инжира (подавленность).

Навстречу продефилировали два бородатых типа, одетых вполне прилично, если считать нормальным, что у правого на футболке шиковала большая буква, как на женском туалете. Антон жадно уловил лишний обрывок разговора.

— ...Все равно мы сломаем саму идею крупного транспортного узла, не сегодня, так завтра. Северу не быть русским, вон — Антарктиду они уже почти сдали.

— Да, но печальный итог операции «Север-Норд»...

— Только повод проанализировать ошибки! Одну из ошибок я уже вижу отчетливо. Мы упускаем символическую сущность снега, а ведь снег — это в древнейшей магии квинтэссенция смерти. Прежняя раса, которая стерла с лица планеты динозавров...

Дальше Антона ввели в умеренно благоустроенный кабинет: массивный стол из белого дуба, на столе вдоволь всякого хлама, самая диковина — лакированный человеческий череп. Стены обшиты гобеленом, какое под ним дерево — не угадать. А вот стул для «посетителей» все из того же неправедного орешника.

Антона под руки усадили на дежурный стул, и он почувствовал, как холщовая дрянь взялась за него всерьез, не только бровь не позволила почесать, а даже дышать давала с большим одолжением. И все-таки Петров в меру сил срисовывал обстановку.

Кроме зиявшего пустыми глазницами черепа пленник отметил на столе обгоревший по краям пергамент с гримуарной латиницей, пачку «Орбита» без сахара и безжалостно лысую зубную щетку. А еще здесь ждали внимания какие-то распринтованные и сброшюрованные доклады, какие-то мази в баночках венецианского стекловыдувания и изгрызенные зубочистки. А в углу кабинета на колченого-трехногой вешалке кормил моль парадный (без вопросов), весь в золотых мульках, мундир из черного шерстяного сукна. Шевроны стилизованы под ножовочное полотно, на обшлагах пиратские косточки, на вполне эсэсовской фуражке вместо кокарды золотой скарабей — насколько Антон любительски врубался: салют Гермесу Трисмегисту, покровителю всяческой магии.

— Тебе позволяется отвечать на заданные вопросы, запрещается вставать с места, подавать жалобы в устной и письменной форме, просить снисхождения, поминать православного бога и творить крестное знамение, — казенно отбубнил один из конвоиров. Второй в это время высыпал в общую кучу хлама на стол вещички, которых Петров не досчитался в карманах, очнувшись в стоун-хеджевском концлагере.

Возникла дурная пауза, которую Петров посвятил все тому же разглядыванию территории. Теперь он уделил внимание и отгороженному начальственным столом креслу. Тоже готическое, резными химерами оно крепко косило под собор Нотр-Дам-де-Пари, и автоматом в мозгах Антона зазвучал заезженный лазерник с одноименным мюзиклом. Петров мысленно поставил двадцать копеек, что хозяин этого бедлама — жутко похожий на Квазимодо горбун.

Но вот скрипнула дверь, и спустя пару ударов пульса вошедший стал видим лишенному удовольствия вертеть головой Петрову. Длинный, костлявый, заостренный подбородок, постоянно поднятые уголки губ, крючковатый нос, но не горбун. Антон сам себе проспорил двадцать копеек.

— Что это вы по росту построились? — через голову Петрова аукнул вошедший конвоиров, устраиваясь в кресле. И, мельком взглянув на Антона, черт возьми, конкретно облизнулся.

Милиция шутку не поддержала:

— Операция «Север-Норд» накрылась. — Не то чтобы это прозвучало давяще-трагично, но и умеренно похоронного тона хватило остудить атмосферу.

Вошедший посуровел:

— Кардинально?

— Чтоб мне крест носить!

— Потери? — снова чиркнув взглядом по Антону, хозяин кабинета, черт побери, опять облизнулся.

— Пятеро навсегда и трое без вести.

— И было у отца три сына, двое умных... — ни к кому не обращаясь, загадочно резюмировал костлявый подбородок. — Ладно, бойцы, свободны,

Дверь не хлопнула, но Антон был готов поклясться, что они остались в кабинете только вдвоем.

— Итак, Антон Владленович Петров собственной персоной? — хищно прицелился в Антона крючковатым носом хозяин кабинета.

Антон вместо ответа заерзал шеей в попытке оглянуться на тему «Куда делись серые товарищи?», но холщовый воротник нагло распрямился до скул и не пускал ни в какую.

— Не дергайся, — надменно отчеканил хозяин кабинета, — сие были одноразовые големы. — На самом деле Эрнст фон Зигфельд испытывал легкий мандраж перед предстоящим разговором, вроде как на первом свидании. Увидев пациента воочию, он был вынужден послать к едреням заранее проархитектуренный план беседы. По визуальной оценке Зигфельда, с этим клиентом игра в «давайте договоримся» оказалась бы ошибкой стратегической, а свежую тактику присобачить к ситуации Эрнст еще не успел.

— ?!

— Не морщи зря лоб, смертный, одноразовые исполнители создаются из праха для решения простой задачи и по ее выполнении возвращаются в прах. — Хозяин кабинета, кажется, играл с Петровым, как кошка с мышкой. — Эти служаки были созданы в твою честь и по твою душу. Я бы на твоем месте сейчас крепко задумался о другом, уважаемый Антон Владленович.

— Здесь какая-то ошибка, — инстинктивно почувствовав, что лучше не смотреть в глаза хозяину кабинета, Антон уставился на ботинки, шнурки которых не сами по себе исчезли еще при захвате на дороге. — Да, меня зовут Антон, и фамилия моя — Петров. Только отчество — Викторович. Да, признаюсь, ваши... големы поймали меня, когда я скрывался... Но не от вас ведь скрывался. Я не знаю, куда попал, и не очень спешу узнать, ведь «многая знания — многия печали», я хоронился от вполне обычных бандитов, только с очень большими деньгами... — нечаянно взгляд Антона задел лацкан вальяжно развалившегося напротив шустрика, и, как продвинутому биологу, пленнику не понравилось ржавое пятно — характерный след брызнувших эритроцитов.

Хозяин кабинета презрительно хмыкнул и стал перебирать изъятое у Петрова развеянными големами. Правду говоря, Зигфельд так и не сподобился выстроить план «вербовки», и его педантичная душа уже бунтовала.

Зигфельд между делом засек взгляд пленника, посвященный парадному кителю. Конечно, было бы куда внушительней, если бы Эрнст явился пред очи смертного не в пахнущем ночным лесом плащике, а при полном военном параде. Но ведь не мог же он, даже ради знаменитого Петрова, отложить встречу с провокатором Фрязевым, та ситуация зашла слишком далеко...

— По паспорту ты даже не Антон, а некий Александр Логачев... — Эрнст, будто карточный шулер, красиво процедил сквозь холеные пальцы реквизированный паспорт, — только работа дружка, который смаклачил фальшивый мандат, халявная. По эмвэдешным распорядкам номер паспорта имеет четкий отсыл на место выдачи, у тебя же серия «сорок ноль два», а местом выдачи указан Звенигород, хотя эту серию ксив выдавали исключительно в Питере.

— Я и не пытаюсь закосить под Александра Логачева, сознаю, что угодил в клетку к опытным людям-нелюдям. Я — Антон Петров, только не Владленович, я же объясняю, мне пришлось скрываться...

— Тут и не такие сознавались, — почти добродушно остановил Антона хозяин кабинета. — Ты не пообедал на «помидорной грядке», есть хочешь? — Эрнст облизнулся в третий раз, от предвкушения у него трепетно-счастливо раздувались ноздри.