Смерть и Золотой человек - Джон Карр

Внезапно в разговор громко вмешалась Кристабель Стэнхоуп.

— Снимите с него маску! — потребовала она.

— Что, простите?

— Да снимите же с него маску! — Кристабель почти кричала.

Поскольку дверь стояла распахнутой настежь, а от открытого окна сквозило, толстые фиолетовые бархатные портьеры под золотыми балдахинами и с золочеными шнурами раздувались, как огромные паруса.

Столовая до самого потолка была обшита дубовыми панелями. Длинный и узкий обеденный стол и стулья, специально привезенные из какого-то испанского монастыря, отделяли от них три уцелевшие картины. Над камином висел портрет Карла IV кисти Веласкеса — один из нескольких, написанных великим художником. По одну сторону от него висела закопченная «Голгофа» Мурильо, по другую — «Молодая колдунья» Гойи. Напротив, вдоль правой стены, если смотреть от входа, стоял буфет, рядом с которым лежал взломщик.

— Ах! — вздохнул Ник. — Значит, вы тоже так считаете, миссис Стэнхоуп?

— Что считаю? — вскричала Кристабель.

Ник осторожно подошел к трупу, стараясь не наступать на фрукты и предметы из серебра.

Из холла послышался скрип половиц: кто-то направлялся в столовую. Вскоре на пороге показался Ларкин, дворецкий средних лет, исполненный чувства собственной значимости. За исключением того, что на ногах у него были шлепанцы, в остальном он был полностью одет — кроме разве что воротничка. За ним шли двое лакеев в пижамах.

— Все в порядке, мадам? — осведомился Ларкин.

— Да, все в порядке, — отрезал Джеймс. — Ложитесь спать! Мы поймали вора, только и всего.

— Да, сэр. Но мне показалось, я услышал…

Ларкин не договорил.

Опустившись на колени рядом с трупом, Николас Вуд осторожно сдвинул у того с головы шапку. Маска была сделана из куска черного муслина с овальными прорезями для глаз; она крепилась с помощью обыкновенных резинок. Ник потянул маску снизу вверх, снимая резинки с ушей. Голова убитого перекатилась набок, едва не задев крышку серебряного блюда для овощей.

Все молчали.

Тонкие, бескровные черты даже сейчас свидетельствовали о мягкости натуры покойного, мягкости, за которой скрывалась сила. Сила превыше всего. Она проступала в самих контурах неподвижного лица. Такого человека не хочется иметь своим врагом.

Никто не произнес ни слова — пока Кристабель, упав перед трупом на колени, не издала нечеловеческий, какой-то животный крик.

Ларкин тихо подошел к двери и закрыл ее, чтобы двое его спутников ничего не видели.

Взломщиком оказался Дуайт Стэнхоуп — заколотый ножом для фруктов в то время, как он пытался ограбить собственный дом.

Глава 6

Первым нарушил молчание Ларкин.

— Сэр, — прошептал он, дергая Винсента Джеймса за рукав, — по-моему, он жив.

— Замолчите!

— Сэр, — настаивал Ларкин, — по-моему, он дышит.

Ник, словно не веря раздавшимся невесть откуда словам, повернулся к дворецкому:

— Погодите! В чем дело?

Извинившись, Ларкин мелкими шажками приблизился к лежащему на полу телу. Он осторожно наклонился, так что его лицо оказалось на одном уровне с головой Кристабель, и показал пальцем. Голова Дуайта Стэнхоупа была повернута набок, и губы едва не касались крышки серебряного блюда. На полированном серебре появилось небольшое пятнышко. Стэнхоуп дышал — правда, настолько слабо, что даже пульс не прощупывался.

— Значит, нож не попал в сердце! — воскликнул Ник. — А если не попал в сердце…

— Совершенно верно, сэр. Возможно, он выживет.

— Есть поблизости врач?

— Да, сэр. Доктор Клементс.

— Так позвоните ему! Скажите, что…

— Может, послать за ним машину, сэр?

— Отличная мысль! Так и сделайте.

Ларкин внезапно опомнился и обратился к хозяйке:

— С вашего позволения, мадам?

Кристабель решительно отмахнулась, показывая, что Ларкин может делать все, что ему заблагорассудится. Сейчас она напоминала красивую колдунью. Женщина опустилась на корточки; полы меховой шубы колыхались на сквозняке. Боясь, как бы она не опрокинулась на спину, Ник осторожно взял ее за плечи и помог подняться.

— Я сейчас, — сказал он.

Выйдя из столовой следом за Ларкином, он дал ему полушепотом несколько быстрых распоряжений, которые, видимо, сильно удивили дворецкого. Затем он вернулся и встретился глазами с Кристабель.

— Мистер Вуд, неужели он…

— Если повезет, миссис Стэнхоуп, он выживет.

— Но вы ведь говорили, что он мертв!

— Да, — кивнул Винс, — ты говорил, он мертв!

Нику с трудом удалось не сорваться. Раз, два, три, считал он про себя, четыре, пять, шесть…

— Извините, миссис Стэнхоуп. Кто угодно может так ошибиться; даже врачи допускают подобные ошибки, причем довольно часто.

— Вы ведь не допустите, чтобы он остался лежать здесь?

— Извините, но пока придется его не трогать. И потом, может быть, сейчас опасно передвигать его и лучше оставить лежать в том же положении. Всего несколько минут, до приезда врача. Понимаете?

— Да, наверное.

Ник оглянулся через плечо:

— Винс, пожалуйста, поднимись к себе и оденься. Может быть, нам потребуется пробыть здесь всю ночь.

Его бывший одноклассник мялся в нерешительности. Оставаясь в позе Наполеона, мистер Джеймс по-прежнему держал руку за полой халата; покрасневшее лицо и сердитый взгляд свидетельствовали о том, что он не намерен выполнять чьи бы то ни было дурацкие приказы. Однако спустя какое-то время губы его расползлись в добродушной улыбке.

— Ты прав, старина. Я в твоем распоряжении.

— Теперь вы, миссис Стэнхоуп. Прошу вас, пойдемте со мной.

Кристабель всхлипнула:

— Разве нельзя просто… остаться здесь, с ним?

— Как хотите. Но по-моему, в другой комнате вы… сумеете немного успокоиться. Если вам угодно, давайте побеседуем в гостиной — она совсем рядом. Видите ли, боюсь, мне придется задать вам ряд вопросов.

— Вот как? Ладно.

Велев Роджерсу, лакею, исполнявшему также обязанности камердинера, охранять вход в столовую, Николас Вуд следом за Кристабель прошел в гостиную и включил торшер, стоящий у камина. Арочный проем, разделявший гостиную и столовую, можно было закрыть: в стене прятались большие, раздвижные двери.

Огонь в камине почти догорел; лишь кое-где среди пепла краснели последние угольки. Впрочем, благодаря центральному отоплению здесь даже в утренний час, когда силы человека на исходе, было довольно тепло.

Ник взял со стола кожаный портсигар.

— Сигарету, миссис Стэнхоуп?

— Спасибо. — Кристабель села в кресло.

— Огоньку?

— Спасибо.

— Совсем недавно, миссис Стэнхоуп, вы спрашивали, как я здесь оказался. Буду с вами откровенным, потому что хочу, чтобы и вы были откровенны со мной.

— Вот как?

Ник не боялся срыва со стороны хозяйки дома. Сейчас можно не опасаться ни истерики, ни даже слез. Все вполне возможно. Но если она и сорвется, то позже. Сейчас, по его наблюдениям, Кристабель находилась еще в шоке. Она неуклюже зажала сигарету между средним и безымянным пальцами; всякий раз, как она подносила ее к губам, ладонь почти закрывала лицо. Черты ее смягчились; на губах даже проступило некое подобие улыбки. Каштановые волосы с проседью смешивались с рыжеватым мехом тяжелой собольей шубы; в уголках глаз стали заметны гусиные лапки.

— Насколько я помню, — приступил к беседе Николас, — вы говорили, что ваш муж терпеть не может маскарад?

— Да.

— И все же он почему-то решил сегодня надеть маскарадный костюм.

— Да. — Кристабель потянулась. — Знаете… Странно, но мне это даже в голову не пришло! Смешно, верно?

— Мне говорили, что мистер Стэнхоуп никогда ничего не делает без каких-либо практических соображений.

— Никогда!

— Может ли быть, что таким странным образом он решил вас разыграть?

— Господи боже, нет! Дуайт терпеть не может розыгрышей и шуток, кроме разве что таких, какие можно услышать со сцены в мюзик-холле. Он уверяет, что розыгрыши унижают людей и что тот, кому нравится унижать других, самый настоящий садист.

— Понятно. Тогда… можете ли вы дать какое-либо объяснение тому, зачем он пытался ограбить собственный дом?

— Нет.

— Скажите, известно ли вам что-нибудь о его делах?

— Нет. Он никогда ничего мне не рассказывает. Говорит, женщина должна…

— Что?

— Хорошо выглядеть и очаровывать, — улыбнулась Кристабель. Она все больше напрягалась; глаза наполнились слезами. Оцепенение еще не прошло. Пока что шок, подобно снотворному, тормозил ее восприятие, но разум уже активно искал ответа на тот же вопрос, что тревожил и Николаса Вуда.

— Давайте вспомним события сегодняшнего вечера, миссис Стэнхоуп. В котором часу вы легли спать?