Имперский рыцарь - Дмитрий Старицкий

— Не думаю, — возразил мне невозмутимый комкор. — Скорее это обычное наше головотяпство. Кто у нас идет в интенданты? Те, кому не хватает храбрости и ума служить в строю.

И вот тут я показал ему царскую полевую кухню моей конструкции, которую заранее подогнал к его домику.

— Это тоже, ваше превосходительство, можно объяснить обычным нашим головотяпством? Судя по шильдику, эта кухня-самовар сработана в Ракове в механических мастерских железнодорожного депо даже раньше, нежели документация на них пришла на наши заводы. Я это точно знаю, так как такая кухня-самовар — это мое изобретение, прошедшее через имперский комитет. Прогнило где-то в империи…

Аршфорт почесал кулаком усы. Крякнул недовольно. Но ничего не сказал.

А я продолжил:

— У меня нет уверенности в том, что ВОСО и интендантство просто не справляются из-за некомпетентности. Либо пособничают врагу, либо возят ворованное частными рейсами и не возвращают обратно вагоны. По плану наступления вагонов было достаточно до конца операции, и на узловой мы немало их взяли трофеем. Как и паровозов.

— Кого оставляете за себя? — только и спросил генерал, садясь за свой стол. — Исполняющим обязанности, конечно. Потому как снимать вас с командования отрядом я не намерен. У вас это хорошо получается, барон.

— Благодарю вас, экселенц. За себя я оставляю капитана Вальда.

— Вальда? — удивился генерал. — Он же всего лишь командир горно-егерской роты?

— Вот именно, ваше превосходительство. Командир штурмовой роты, доказавшей свою эффективность при взятии населенных пунктов. И бронепоезд только обеспечивает работу этой роты. К тому же он в отряде самый старший по чину.

— Что ж, будь по-вашему… — согласился генерал и поменял тему: — Вы увидите его величество в ближайшее время?

— Надеюсь на это, экселенц, — ответил я неопределенно, потому как еще не решил, пора мне ехать в ставку или не пора.

— Тогда подождите немного, я напишу ему депешу в Ставку и также отправлю с вами накопившиеся наградные листы.

Узловая встретила меня полным бардаком: вавилонским столпотворением людей, лошадей, стирхов, повозок и вагонов, среди которых ловко протыривались торговцы всякой всячиной вразнос, подпирали стены вокзала скучающие и пока еще трезвые проститутки. Гам стоял круглосуточный. Гарь. Паровозный дым и пар. Причем гражданских толклось на вокзале не меньше военных. И это было странно.

Сильнее всего меня удивило большое количество проституток. В основном молодых еще девочек. Те первые три дня, которые я провел на узловой, их вообще не было видно. Причем на развязных профессионалок они мало походили. Тихо стояли и ждали, когда их выберут те, кому приспичило. Сразу вспомнилось, что шутник Сталин во время Великой Отечественной войны приравнял триппер к членовредительству и за то, что офицер намотал на член гонококк, его отправлял в штрафбат на три месяца. А презервативы в вещевом довольствии Красная армия впервые увидела только в Румынии.

Дежурный по станции с трудом нашел место, куда приткнуть мой эшелон. По великому моему «везению», на самых задворках сортировочной станции.

Зато я сам наглядно убедился, что бардак бардаком, но в мутной воде кто-то ловит свою крупную рыбу. Иначе зачем, имея сквозные пути, сначала разгружать вагоны в пакгаузы, а потом снова загружать те же грузы в эти же вагоны, чтобы отправить в адрес нашего первого корпуса. Явно имеет место быть пересортица, усушка и утруска. Погрузочно-разгрузочные работы велись и ночью при свете керосиновых ламп.

Скандалить не стал. Просто вызвал к себе на эти задворки в свой салон повесткой начальника пункта ВОСО и местного главного начальника по интендантскому ведомству. Поначалу вежливо, с посыльным. С вручением документа под расписку.

И приказал раздать личному составу ужин, который готовился в полевой кухне, пока мы были в пути. Сам также с удовольствием поел из солдатского котла с бойцами на платформе — готовил рецкий повар простые и вкусные деревенские блюда, к которым я, оказывается, успел привыкнуть, пока жил на хуторе. Даже чем-то родным повеяло. Хотя повар у нас не профессионал, а выборный из бойцов.

Начальник ВОСО — мелкий живчик с лисьей мордочкой, со смешной фамилией Мойса, в полевой форме с майорскими погонами, явился уже через полчаса в полной готовности к сотрудничеству. Я сделал ему замечание, что до сих пор на станции Троблинка нет его представителя. Он обещал исправиться в ближайшие же дни, а пока просто руки не дошли — и недели не прошло, как эта станция наша. Дал мне ценнейшую консультацию по максимальной пропускной способности нашей ветки, сверх которой неизбежны заторы. Обещал выслать роту железнодорожных строителей для постройки временных «усов» отстоя — складировать запасные шпалы и рельсы, чтобы не таскать каждый раз их издаля для боевого ремонта путей.

Но главная для меня информация из уст майора прозвучала так.

— ВОСО не распоряжается вагонами. Задача ВОСО — четко организовать прохождение составов с военными грузами целиком. Сами литерные эшелоны формируются интендантами. Часто ВОСО даже не знает, что именно находится в вагонах.

В общем, встреча прошла плодотворно, и мы расстались довольные друг другом. Откровенно стучать на интендантов Мойса не стал, но позволил себе пару намеков, давших мне пищу для размышлений.

А вот большая интендантская шишка не явилась даже на следующий день. И пришлось посылать за ней отделение егерей с ручным пулеметом и приказом о силовом приводе.

Едва этого тучного подполковника втолкнули ко мне в салон, как он сразу встал в позу.

— Что вы себе такое позволяете, молодой человек? Как вы смеете так обращаться с ответственным офицером ведомства кронпринца? Я этого так не оставлю. Вы у меня на фронт пойдете рядовым в пехоту…

Его брылястое лицо тряслось, краснело и плевалось мелкими брызгами слюны. И что самое удивительное, он действительно чувствовал себя в полном праве «строить» всех вокруг себя. Удивительно, но когда вся армия давным-давно перешла на новую полевую форму с погонами, этот крендель все донашивает старый мундир с темно-синими обшлагами и серебряным галунным воротником.

— Вы присядьте, господин подполковник, водички попейте, успокойтесь, — улыбнулся я, наливая в стакан воды. — Поставили бы мой эшелон на первый путь, глядишь, и идти было бы короче, не ломая ноги о шпалы.

Воду он пил жадно, искоса поглядывая на приведший его конвой. Все же хоть и хорохорится и права качает, а побаивается.

— Вы свободны пока, — отпустил я егерей, сказав эту фразу по-рецки.