Красный кролик - Том Клэнси

— Это общая беда всех русских, — заметил Риттер. — Да, кстати, Кардинал подтверждает предположения относительно проблем с сердцем и водки.

— Состояние печени имеет очень большое значение, — подхватил Грир. — А у Брежнева, боюсь, она не в самом лучшем виде, — добавил он, хотя это было сказано слишком мягко.

Мысль за него докончил Мур:

— Но убедить русского перестать пить не проще, чем заставить медведя гризли не гадить в лесу. Знаете, если что-нибудь когда-либо и повалит этот народ, так это неспособность установить законный порядок передачи власти.

— Ха, ваша честь, — хитро усмехнулся Боб Риттер, — полагаю, все дело в том, что у русских просто не хватает юристов. Быть может, стоит переправить им тысяч сто наших адвокатов.

— Русские не настолько глупы, чтобы согласиться на это, — подхватил зам по РА-работе. — Скорее они разрешат нам выпустить по ним несколько баллистических ракет «Посейдон». По крайней мере, вреда в этом случае будет значительно меньше.

— Ну почему люди относятся так пренебрежительно к моей уважаемой профессии? — спросил Мур, обращаясь к потолку. — Если кто-нибудь и спасет общественный строй Советского Союза, джентльмены, то только юрист.

— Вы так думаете, Артур? — спросил Грир.

— Нельзя построить рациональное общество без господства закона, а господство закона нельзя обеспечить без юристов, которые претворяли бы его в жизнь. — В прошлом Мур был верховным судьей апелляционного суда штата Техас. — Пока что у русских еще нет этих законов, раз Политбюро может расстрелять любого неугодного даже без видимости судебного разбирательства. Должно быть, это равносильно тому, чтобы жить в аду. Нельзя ни на что полагаться. Это все равно что Рим в правление Калигулы — любая прихоть императора имела силу закона. Проклятие, однако даже в Риме существовали хоть какие-то законы, которых должны были придерживаться и императоры. А про наших русских друзей нельзя сказать и этого.

Присутствующие не могли в полной мере осознать, насколько ужасающей была подобная концепция для директора. В свое время Мур был одним из лучших адвокатов-практиков штата, который славится своим юридическим сообществом, после чего сам стал судьей, по праву заняв место среди людей мудрых и справедливых. Подавляющее большинство американцев признавало верховенство закона так же свято, как и то, что расстояние между базами на бейсбольной площадке равняется ровно девяноста футам, и ни дюйма меньше. Однако, для Риттера и Грира гораздо важнее было то, что перед тем, как посвятить себя юриспруденции, Артур Мур был великолепным оперативным работником.

— Итак, черт побери, что мне докладывать президенту?

— Вся беда в том, Артур, — печально промолвил Грир, — что мы не знаем потому, что не знают сами русские.

Разумеется, это был единственный честный ответ, но все же директор взорвался:

— Проклятие, Джим, нам платят за то, чтобы мы знали!

— Все сведется к тому, насколько серьезно отнесутся русские к этой угрозе. Для них Польша — лишь покорная служанка, вассальное государство, готовое по первому приказу встать на задние лапки, — сказал Грир. — Русские контролируют то, что их народ смотрит по телевидению и читает в «Правде»…

— Но они не могут справляться со слухами, которые просачиваются через границу, — возразил Риттер. — А также с тем, что рассказывают солдаты, которые возвращаются домой, отслужив там — а также и в Германии, и в Чехословакии, и в Венгрии, и с тем, что передают по «Голосу Америки» и «Радио Свободная Европа».

Первая из этих двух радиостанций подчинялась ЦРУ напрямую, а хотя вторая и считалась независимой, в эту сказку никто не верил. Сам Риттер предоставлял большой объем материалов для обоих пропагандистских органов американского правительства. Русские относились к качественной агитации с уважением.

— Как вы думаете, насколько критической является по оценке русских ситуация? — поинтересовался вслух Мур.

— Всего два — три года назад они были уверены, что находятся на гребне волны, — объявил Грир. — Инфляция загнала нашу экономику на помойку, нам приходилось разбираться с энергетическим кризисом, потом еще добавился этот чертов Иран. А русские как раз тогда подбросили нам Никарагуа. Муральный дух нации опустился дальше некуда, и…

— Ну, слава богу, сейчас это все меняется, — закончил за него Мур. — Все стало с точностью наоборот? — спросил он.

Надеяться на это было бы чересчур смело, но в своей душе Артур Мур был оптимист — разве иначе он смог бы возглавлять ЦРУ?

— По крайней мере, Артур, мы движемся в нужном направлении, — сказал Риттер. — Русские этого еще не поняли. Надо сказать, они изрядные тугодумы. В этом их главная слабость. Все высшие шишки настолько скованы идеологией, что не видят ничего вокруг. Знаете, мы можем нанести этим ублюдкам удар — удар сильный, болезненный, — если досконально исследуем слабые места русских и научимся обращать их себе на пользу.

— Вы действительно так считаете, Боб? — спросил директор.

— Я так не считаю — я знаю наверняка, черт побери! — выпалил зам по опер-работе. — Они уязвимы, и что самое главное, русские до сих пор сами этого не понимают. Пора что-то делать. Теперь у нас президент, который поддержит нашу игру, если только мы придумаем что-нибудь действительно хорошее, куда он сможет вложить свой политический капитал. А Конгресс так его боится, что не осмелится встать у него на пути.

— Роберт, — сказал директор, — у меня такое ощущение, что у вас в рукаве что-то припрятано.

Задумавшись на мгновение, Риттер продолжал:

— Да, Артур, вы правы. Я ломал над этим голову с того самого времени, как одиннадцать лет назад меня перевели на административную работу. До сих пор я не записал на бумагу еще ни одной мысли.

Ему не нужно было объяснять, почему. Конгресс имел право выдать разрешение на выемку любого клочка бумаги, находящегося в этом здании, — ну, практически любого, — но проникнуть в человеческую голову было не под силу даже ему. Однако, возможно, наконец настало время раскрыть свои карты.

— В чем состоит голубая мечта Советов?

— Похоронить нас, — ответил Мур. Для этого ему не потребовался интеллект лауреата Нобелевской премии.

— Хорошо, а в чем состоит наша голубая мечта?

Ему ответил Грир:

— Нам не позволено мыслить подобными категориями. Мы хотим найти с русскими modus vivendi13. — По крайней мере, так утверждала «Нью-Йорк таймс», а разве эта газета не отражала голос народа? — Ну хорошо, Боб, не тяните, выкладывайте, что там у вас.

— Как нам нанести удар русским? — спросил Риттер. — И я понимаю под этим поразить ублюдков в самое сердце, причинить им невыносимую боль…

— Похоронить их? — уточнил Мур.

— А почему бы и нет, черт побери? — воскликнул Риттер.

— А это возможно? — спросил директор, заинтересованный тем, что мысли его заместителя направлены в эту сторону.

— Скажите, Артур, если русским дозволяется грозить нам своей большой пушкой, почему мы не имеем права отвечать им тем же? — Похоже, Риттер закусил удила. — Русские переправляют деньги различным группировкам в нашей стране, чтобы те пытались дестабилизировать политические процессы. Они устраивают по всей Западной Европе демонстрации, требующие от нас отказаться от программы развертывания тактического ядерного оружия, в то время как сами наращивают свой атомный потенциал. А мы даже не можем устроить утечку сведений об этом в наши средства массовой информации…

— Но если мы даже и сделаем это, газеты все равно ничего не напечатают, — заметил Мур.

В конце концов, средства массовой информации тоже не любят оружие массового поражения, хотя и готовы терпеть советские ядерные боеголовки, потому что они, по той или иной причине, не являются дестабилизирующим фактором. Директор испугался, что Риттер на самом деле хочет проверить, какое влияние имеют Советы на американские газеты и телевидение. Впрочем, если это действительно обстоит так, подобное расследование может принести только отравленные плоды. Средства массовой информации цепляются за собственные представления о честности и объективности с таким же упорством, с каким скупой держится за свои сокровища. Впрочем, Мур и без доказательств знал, что КГБ действительно обладает определенным влиянием на американскую прессу, потому что добиться этого было бы очень просто. Немного лести, немного утечки так называемых «секретов» — и человек уже становится «достоверным источником». Но отдают ли Советы себе отчет в том, насколько опасной может быть эта игра? Американские средства массовой информации все же имеют определенные незыблемые принципы, оскорблять которые равносильно шалостям со снаряженной бомбой. Малейший неверный шаг может дорого стоить. Никто из присутствующих в этом кабинете на седьмом этаже главной штаб-квартиры ЦРУ не питал особых иллюзий относительно интеллектуального потенциала русской разведки. Да, в ней действительно работали одаренные люди, прошедшие тщательную, всестороннюю подготовку, но и у КГБ были свои слабые места. Подобно обществу, которому он служил, Комитет государственной безопасности подходил к действительности с политическим шаблоном и преимущественно оставлял без внимания информацию, которая не вписывалась в эти тесные рамки. Вот как получалось, что после долгих, мучительных приготовлений, которые растягивались на многие месяцы, а то и годы, тщательно спланированная, сложная операция шла наперекосяк, потому что один из сотрудников приходил к выводу, что жизнь в стане врага не является такой плохой, какой ее изображают. Лучшим лекарством от лжи всегда была и остается правда. Только она обладает способностью дать хлесткую пощечину, и чем умнее человек, тем больнее ему приходится.