Хроники мёртвого моря - Александр Косарев

– Слушай, сержант, – перебил я его, – а погрызть у тебя часом нечего?

Тот огорченно развел руками: – Только сухари, ванильные. Вчера в ларьке купил, да так и забыл в этой суете.

Пока мы плескались у раковины, смывая с себя трудовой пот, сержант вскипятил на плитке чайник, разложил на тарелке полтора десятка сухарей, полбуханки черного хлеба, слегка подсохший плавленый сырок и четверть пол-литровой банки варенья.

– А варенье из чего? – поинтересовался Димка, увидев все это гастрономическое великолепие.

– Из земляники.

– Мама, небось, прислала?

– Нет, девушка, – залился краской сержант.

– Хорошая у тебя девушка, хозяйственная, – солидарно заявили мы, потроша ножом хлеб и деля на маленькие ломтики сырок.

Пока мы ели, Фролов сидел в углу на табуретке и с явным удовольствием наблюдал, как мы уминали его немудреную снедь.

– Слушай, сержант, – сказал я, помогая ему убирать со стола, – а бумага и карандаш у тебя найдутся?

– Чего, чего, – немедленно отозвался он, – а бумаги у нас тут навалом.

Он вышел в соседнее помещение и вскоре появился, держа в руках пачку довольно больших мишеней, отпечатанных на гладкой глянцевой бумаге.

– Карандаш тоже есть, только он сломался.

– Ерунда, – бодро ответил я, – сейчас заточим.

– Товарищ лейтенант, – проявил инициативу сержант, – может быть я сейчас ваши карабины почищу, а то до завтра сажа так въестся, что и не отдерешь.

Дима согласно кивнул и Фролов, взяв наше оружие подмышку, удалился в оружейную комнату. После его ухода я очистил стол и расстелил на столе одну из мишеней лицевой стороной вниз. Очинив оставленный сержантом карандаш, провел по белому листу первую линию.

– Дим, смотри сюда.

– Ты что там рисуешь?

– Вот смотри, я здесь пытаюсь изобразить всю ситуацию графически.

– Ну, ну, – Дмитрий придвинулся к столу и, подперев голову кулаками, внимательно уставился на мой рисунок.

Четырьмя толстыми штрихами я изобразил все четыре мишени и, на некотором расстоянии от них помост, с которого мы вели стрельбу.

– Насыпь забыл, – подсказал Дима, ткнув пальцем в мой чертеж.

Я послушно изобразил на листе некую извилистую сосиску, символизирующую собой хаотически наваленную каменную породу насыпи.

– Теперь смотри. Используя обрез лежащего на столе Устава караульной службы, я прочертил четыре линии, соединявшие помост с мишенями.

– Вот траектории полета пуль. Первая, вторая и четвертая траектории действующие, а вот третья, – я начертил эту линию пунктиром, – не пашет. То есть, мы имеем с тобой такую область пространства, в которой действуют неведомые нам силы. Причем, заметь, Дим, они, силы эти, проявляются в очень узком секторе. Ведь на второй и четвертой мишени мы не видели никаких отклонений. Куда стреляли, туда и попадали. Короче говоря, – я начертил перед третьей мишенью похожий на огурец овал и ткнул в него карандашом, – вот здесь собака зарыта.

– Г-м, – недоверчиво отозвался Димка, – а куда же в таком случае пули исчезают?

– Минутку, – остановил я его. Это ведь я изобразил картину происшествия только в одной плоскости. Рассмотрим ситуацию в другом ракурсе.

Я передвинул мишень и принялся за второй рисунок. Теперь я изобразил все четыре мишени и насыпь за ними так, как я наблюдал их с помоста.

– Представь теперь так. Вот летит пуля и попадает в левую мишень, вот летит вторая и попадает прямо на вторую.

Свои рассуждения я иллюстрировал нанесением траекторий полета пули от схематически изображенного среза ствола до кружка в центре мишеней. И вот, только на этом промежутке пути мы имеем непонятное исчезновение или, если хочешь, уклонение нашей пули с траектории полёта.

– Это ты хорошо придумал с отклонением, – перебил меня Дима, – и в какую же сторону, они по-твоему отклоняются-то?

– Явно не вниз, – обидчиво поджал я губы, – иначе был бы рикошет. И не в сторону, другие мишени показали бы это.

– Стало быть, вверх улетают? – Дима энергично подпрыгнул вместе с табуреткой. Радуйтесь, люди! Старшина Стрельцов антигравитацию нашёл! И где! На нашем полигоне!

– Хватит тебе гоготать, – насупился я. Не нравится моя идея – выдвини сам какую-нибудь более обоснованную теорию. А то, тоже мне ученый. Ты ведь и в институте пять лет штаны протирал, так что тебе и карты в руки?

Дима разом погрустнел:

– В институте такое не проходят. Но, кстати, в одном ты прав. Мы можем довольно просто выяснить то, в каком же конкретном месте исчезает или отклоняется летящая к мишени пуля.

Он вытащил у меня из пальцев карандаш и опёрся одной рукой на стол: – Смотри сюда. Дима уверенными штрихами нарисовал прямоугольник с какими-то крестовинами, на которых изобразил карабин и мишень в виде кружка. Соединил их пунктирной линией и взял лежащую рядом ложку. Положил ее на чертеж.

– Представь себе, Серж, что эта ложка – передвижная мишень. Мы её перемещаем вот по этой линии от ствола к третьему номеру и через каждый, допустим метр, стреляем. И, соответственно, по положению пробоины, мы легко устанавливаем, в каком месте и в какую сторону отклоняется наша пуля. Если она в самом деле отклоняется. Усек?

– Гениально. Обуянный жаждой деятельности я резво спрыгнул с табуретки и завопил изо всех сил: – Фролов! Сюда!

В коридоре загрохотали сапоги и через пять секунд в караулку ввалился испуганный сержант, держа в одной руке полуразобранный карабин, а во второй – шомпол с накрученным на него ершиком.

– Ты, оба карабина уже разобрал? – грозно спросил я его.

– Нет, пока только один.

– Тащи второй сюда! Скорее!

Сержант резво крутнулся на месте и со всех ног помчался обратно. Дмитрий в это время открыл висевший на стене деревянный ящичек и достал из него ключ с биркой № 5.

– Пошли-ка Серега в нашу кладовку.

Дверь в кладовую располагалась небольшом предбаннике, куда из центрального коридор вела довольно крутая лестница. Мы отперли замок, зажгли свет и начали бойко ворошить сложенное в комнатке барахло. Подходящий щит на треноге для переносной мишени мы нашли довольно быстро, но станка для пристрелки оружия найти так и не удалось. В это время в дверях появился Фролов с карабином.

– А-а, ты здесь, – сказал Дима, раздраженным голосом. – Ты куда это дел старый станок для пристрелки?

– Так он же в караулке, под нарами валяется. Я же не знал, что он вам нужен!

– Ничего, все в порядке, – снизил тон Дима, – тащи-ка его на стенд скоростной стрельбы.

Я, тем временем, быстренько выхватил у сержанта карабин и, закинув его за спину, помог Диме выволочь на улицу фанерно-дощатое сооружение. Торопливо заперев дверь, мы поспешили на огневой рубеж. Через минуту к нам подтащился и отставший сержант, сгибающийся под тяжестью пристрелочного станка. Мы помогли ему поставить его на стол и тут же отослали в полк, наказав на прощание похлопотать насчет нашего ужина и прихватить на обратном пути шинели, на случай ночевки. Чувствуя, что солнце скоро сядет, мы лихорадочно прикрутили струбцинами станок к столу и, закрепив на нем карабин, навели его на несчастную мишень. Затем привязали к ножке стола предусмотрительно захваченную из кладовой бечевку, после закрепили второй её конец за станину третьей мишени. Дима отсчитал пять шагов от стола и, установив треногу, начал с помощью больших строительных кнопок укреплять лист мишени на видавшем виды круглом фанерном щите. Я, в это время, трясущимися от нетерпения руками, набивал магазин карабина патронами. Наконец, все было готово. Рванув затвор и дослав патрон в ствол, я приготовился к стрельбе. Дима встал слева от меня, дабы не попасть под вылетающие гильзы, и скомандовал: – Огонь!