Две жены господина Н. - Елена Ярошенко

Дмитрий хотел было отказаться от поднесенной ему чарки, но потом решил, что хозяев обижать нельзя, и выпил рюмку первача под молодой малосольный огурчик.

— Вот вы, господин следователь, человек большой умственности, так объясните мне, что это за порядки такие — девиц убивать? Племяшке моей только-только восемнадцать исполнилось, красавица, характер ангельский — за что ее убивать? И что за ирод-душегуб в городе завелся? Надысь Авдотью-молочницу насмерть зарезали, а теперь вот Тоню нашу… И куда власти смотрят? Ждут, когда всех баб в городе, как курей, перережут? Если б барыню какую из благородных прикончили, вся полиция бы забегала и вмиг душегуба нашли бы, а раз наших, кукуевских режут — так туда, дескать, и дорога. Так, что ли, понимать нужно? Мы с мужиками покумекали, и такое у нас решение вышло: если нам полиция да суд не защита, так мы сами убивца ловить будем. И уж если отловим ирода — не взыщите. Мы его на каторгу отправлять не будем, путь туда больно дальний, — сами вспорем брюхо да на ближнем дереве вздернем…

Дмитрию с трудом удалось отвлечь хозяина дома от кровожадных планов возмездия неведомому душегубу. Следователь все пытался задать хозяину нужные вопросы, а тот, почти не слушая, говорил о своем.

В конце концов Колычев смог выяснить следующее — по рассказам кружевниц, к Меланье и Антонине на ярмарке подошла хорошо одетая дама, восхитилась их работой, кое-что купила и решила сделать богатый заказ — кружевную пелеринку и тридцать аршин узкого бельевого кружева.

Рисунки, по которым надо было плести сложный узор, дама хотела взять из модного журнала и попросила Антонину зайти к ней домой. Девушка, помявшись, объяснила, что торгуют они с матерью на ярмарке дотемна, торговля идет бойко и мать одна не справится, поэтому и Тоне сложно уйти с базара.

— Это ничего, милая, приходи затемно, когда расторгуетесь. Я тебе заказ по журналу сделаю и еще подарю журналов по рукоделию, у меня их много. Только зайди в дом с пустыря, через калитку в саду, ворота-то уличные мы, как стемнеет, запираем. Ярмарка в городе как-никак, шелупони много бродит…

Ну и дала ей адрес, куда нужно прийти.

— Вы знаете этот адрес? — быстро спросил Колычев.

Родные Антонины смущенно переглянулись.

— Да бумажку-то с адресом она с собой взяла. Ненадолго зашла домой после торговли, молока стакан выпила и говорит: «Мне еще к заказчице сбегать надо, она меня пригласила». Ну и все, больше уж не видели мы девку живой… А куда пошла — бог знает. Куда-то к Царицынской улице, только пройти к дому надо было кругом, через сад, с пустыря за пристанью. Говорят, там Тоню и нашли, на задворках царицынских садов. Там, несчастная, и смерть свою нашла, будь этот заказ проклят!

Колычев уже знал, что на пустырь, где была обнаружена мертвая девушка, выходили заборы садов Новинских и Холмогорова… А Тонины родственники снова заговорили о своем:

— Господин следователь, вы прикажите, чтобы Меланью из больницы выпустили. Нешто ей там помогут? От горя лекарства нет… Здесь-то, у родни, она бы с нашими бабами повыла, покричала, душу отвела, глядишь и полегчало бы. Горе в себе держать нельзя, особливо бабе, у них сердца слабые. Прикажите, а? Сделайте божескую милость!

— Ну как я доктору прикажу, дорогие вы мои? Если у нее со здоровьем все в порядке, он и так ее выпишет, зря держать не будет. Поезжайте в больницу, справьтесь…

— Да что вы, господин следователь! Какой там порядок со здоровьем, если дочь любимую хоронить надо? А со своими ей все ж легче. Вы уж доктору прикажите…

Пустырь, на котором стоял шатер цирка-шапито, примыкал к товарной пристани. В стороне, возле пассажирского причала было и люднее, и наряднее. Поднявшись от причала по красивой лестнице, можно было зайти в буфет, еще выше стояла гостиница «Прибрежная», на пятачке перед которой, у входа в гостиничный ресторан, вечно толклись извозчики. Рядом был один из входов в Народный сад — любимое детище покойного купца Ведерникова, не жалевшего для украшения сада средств.

Товарная пристань находилась немного ниже по течению. На берегу, над грузовым причалом, стояли склады и огромные, высотой с трехэтажный дом, деревянные амбары — собственность местных хлеботорговцев. Возле них всегда вились тучи голубей. Зерно грузили на баржи, и маленькие буксирные пароходы тянули их по Волге.

За амбарами и складами как раз и лежал огромный пустырь, временно занятый цирком. От гостиницы «Прибрежная» к шапито вели несколько специально установленных для прохода зрителей деревянных арок, увитых цветными флажками. Между арками стояли щиты с яркими афишами. Это отвлекало взоры от унылых амбаров, мимо которых приходилось идти к цирковому шатру. На площадке перед цирком обычно было людно, и особенно много крутилось здесь ребятни.

«Городок» из фургонов циркачей расположился за шатром, в глухом месте, куда зрители, за исключением любопытных мальчишек, никогда не забредали.

Дальше безлюдный пустырь тянулся до самых заборов на задворках Царицынской улицы. На пустырь из садов выглядывали разве что подслеповатые оконца сараев. Фасады царицынских домов смотрели совсем в другую сторону.

Небольшая, уютная, зеленая Царицынская считалась респектабельным местом. В каком-нибудь крупном городе такую улицу называли бы аристократическим предместьем. Демьяновцы прозвали ее «выселками».

Царицынская застраивалась лет пятнадцать-двадцать назад. Она вся состояла из особняков богатых горожан.

Дома окружали фруктовые деревья, успевшие сильно разрастись. К самой воде спускался сад архитектора Холмогорова, где жили Новинские. Выше стоял дом Новинского, в котором заканчивался ремонт.

У битую девушку нашли в канаве у забора этих двух домов — Холмогорова и Новинского.

Новинский, опять Новинский, будь он неладен! Пусть косвенно, но ведь Новинский был связан и с этим убийством… К тому же Колычев предполагал, что дама, пригласившая Антонину в свой дом, была Надежда Новинская и поэтому девушка оказалась на пустыре возле этих домов. Как только мать Антонины Феофановой оправится, она наверняка сможет опознать роковую заказчицу.

Но даже если подтвердится, что Новинская-вторая приглашала к себе Антонину, это еще не доказательство, что ее муж — убийца. Девушку мог убить кто угодно — проследивший за ней ярмарочный жулик, цирковой артист, сторож, охранявший амбары, матрос с какой-нибудь баржи… Кстати, надо проверить, какие суда и с какой командой стояли в Демьянове в ночь убийства…

Дмитрий читал, что в полицейских частях многих стран держат специально обученных собак, способных взять след убийцы, ведущий с места преступления. Сыскные отделения в крупных городах России тоже стали обзаводится службами собаководов. А чем хуже уездный Демьянов? Как жаль, что Колычев не успел уговорить пристава Задорожного завести в полицейской части такую собаку. Конечно, следы чаще всего успевают затоптать собравшиеся к месту убийства зеваки, но все же, например, от трупа девочки-кружевницы хорошая ищейка могла бы взять след преступника. Интересно, куда бы он привел — к пристани или все-таки в сад к Новинским?

Глава 7

Задумавшись о делах, Дмитрий чуть не забыл, что пора собираться на цирковое представление, контрамарку на которое так любезно предложил ему господин Арнольди. Контрамарка была на два лица, и Колычев решил прихватить с собой Василия, чтобы второе место не пропадало.

— Вася, в цирк со мной пойдешь?

— Ой, Дмитрий Степанович, конечно, пойду, еще бы! — Васькино лицо засветилось от радости. — А борцы там будут? Я страсть как французскую борьбу уважаю…

— Ладно, что там будет — на месте разберешься. Приготовь мне новый китель и собирайся, а то опоздаем. И смотри, чтобы ты выглядел прилично и меня своим видом не конфузил.

— Не извольте сомневаться, нешто я не понимаю. Прифранчусь, как картинка журнальная.

Увидев прифрантившегося «как картинка» Васю, Дмитрий не смог сдержать смеха.

Поверх выходной красной рубахи Василий напялил жилетку с голубым турецким орнаментом, которую выпросил недавно у хозяина в подарок, и пиджак в полоску. К лацкану пиджака был приколот цветок розовой герани.

Волосы для пущего франтовства Вася намазал чем-то, по запаху напоминающим топленое масло, и прилизал их так, что все его вихры прилипли к голове, открыв розовые торчащие уши. Сапоги были начищены до блеска и распространяли запах ваксы.

Но Васе хотелось добиться совершенства, для чего он все время то одну, то другую ногу тер сзади о брюки, полируя носок сапога.

— Ну, как я вам, Дмитрий Степанович?

— Хорош, хорош, — смеясь, ответил Колычев. — Одно слово — картинка!

— Да уж, за меня краснеть не придется! — самодовольно ответил Вася. — Из купеческого звания и то не каждый таким франтом ходит.