Расскажи мне, мама, о любви… - Мирослава Вячеславовна Кузнецова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне очень жаль, – повторил лечащий врач, избегая моего взгляда, – на следующей неделе мы ее выпишем, ухаживать будете дома.
Наступили тяжелые дни. Бабушка почти не вставала с постели, и я видела, что все сказанное доктором правда. Сколько же осталось Петровне быть рядом с нами? Закрывшись в ванной, я рыдала навзрыд. Кулаками, прижатыми к губам, я заталкивала боль и горе в себя, стараясь сдержать свой крик отчаяния. Бабушке становилось хуже день ото дня. Она не могла нормально ни сидеть, ни лежать. Спать, очень недолго, получалось в состоянии полусидя. Ее мучил сердечный кашель, который усиливался даже в состоянии абсолютного покоя. Лекарства толком не помогали, как и предсказывал врач. Ухаживать за бабушкой как можно лучше – вот и все, что нам оставалось. Больше помочь нашей Петровне мы ничем не могли. На работе мне пошли навстречу и разрешили присутствовать всего по четыре часа. Даже на полдня мне было страшно оставлять Петровну одну, но другого выхода не было. Находясь с ней рядом, я много работала – по-прежнему составляла отчеты, проверяла документацию и разбиралась с почтой. Я все также отвечала за весь отдел, и новая юная начальница была довольна моей работой. Она всегда выглядела хорошо: ярко накрашенная и модно одетая. Ездила она на БМВ последней модели. Ее зарплату было не сравнить с моей, хотя я уже некоторое время числилась "исполняющей обязанности зам.начальника отдела".
Но думать о работе и дальнейшей карьере я сейчас была не в состоянии.
– Не плачьте обо мне, – говорила бабушка в минуты редкого улучшения своего состояния, – я пожила хорошо, хватит уже. Катерина, береги Леночку, завещание мое тебе. И помни, лежать я должна в могиле со Светочкой и ее сыночками.
Петровна ушла тихо, никого не потревожив. Ленка уехала на занятия, а я задремала незаметно для себя, сидя на стуле возле постели бабушки. Последние две ночи ей было особенно плохо, и мы совсем не спали. Очнулась я, как от толчка. Бросив взгляд на Петровну, я все поняла: она смотрела вверх спокойным взглядом, на губах – легкая улыбка. Ее рука была еще теплой.
Закрыв бабушке глаза, я упала на колени возле ее постели…
– Мамочка, как мы теперь без буленьки будем? – дрожащим голосом спросила Ленка, когда мы вернулись домой после поминок бабушки. – Девять дней прошло, а я все опомниться не могу. Как же плохо без нее!
Ленка долго еще всхлипывала, уткнувшись носом в мои колени. Я молча гладила ее длинные локоны, думая о том, что теперь у меня никого, кроме дочки, не осталось. Это мой ангел, мое счастье, моя гордость и самая большая радость. Я сделаю все, чтобы она была счастливой. Моя собственная жизнь кончена, и теперь я буду жить только ради дочки. Только ради нее одной!
Вопрос Ленка задала риторический, а для меня он вскоре стал самым серьезным, в прямом смысле слова. Как нам жить с дочкой дальше в материальном плане, я представляла плохо. Уже после смерти отца мы оказались стеснены в средствах, но как-то старались держаться, не подавая признаков беспокойства. Мама и я много работали, а Петровна следила за домом в деревне, занимаясь там заготовками на зиму при помощи соседей. Конечно, не за "спасибо ", но все у нас или почти все держалось на бабушке.
Сейчас, оставшись одна, я враз очутилась в вихре бесконечных проблем, которые не давали мне спокойно жить. Помимо оплаты двух квартир и содержания дома в деревне, у меня случились проблемы с автомобилем, и два раза подряд я гоняла ее в сервис, ужасаясь суммам в заказ-нарядах. Квартиранты оказались нечистоплотными и сбежали, не только не заплатив за текущий месяц, но и оставили сломанную микроволновку и сгоревший чайник.
Новых постояльцев я найти не могла и попыталась снизить цену, но ничего не добилась – квартира пустовала по-прежнему. Как всегда, дорожали газ, электричество, бензин, и я чувствовала, что еще немного, и случится катастрофа. Не желая пугать дочку, я молчала, мысленно продолжая искать выход. Мне уже дважды пришлось залезть в НЗ, оставленный нам Петровной с указанием: это строго на черный день. Кажется, у нас наступили черные дни.
Очередной вечер я провела в горестных мыслях в одиночестве – Ленка отпросилась гулять допоздна с подружками. Завтра после работы съезжу на кладбище, решила я.
В трудные, тяжелые минуты я ехала к бабушке и тете Свете, к родителям. Посетив родителей, я устраивалась на скамью у могилы Петровны – даже здесь бабушка оставалась "главной", и просила совета, рассказывая ей и тете о проблемах. И когда позже меня посещали мысли по поводу сложностей в жизни, я свято верила, что это они дают мне подсказку, ведь тетя Света и бабушка стали моими ангелами-хранителями на Земле, я в этом нисколько не сомневалась. На следующий день я отпросилась чуть раньше с работы, придумав, что мне нужно срочно посетить доктора. Юная начальница обеспокоенно посмотрела на меня:
– Конечно, Екатерина Николаевна, идите. Я надеюсь, что отчеты мы сдадим вовремя, я уже готовлю список сотрудников и размер премиальных каждому персонально. Мы с Вами должны утвердить…
Я перестала слушать, что говорила мне девочка-руководитель. Я думала о предстоящей "встрече" со своими любимыми людьми. Идей и мыслей на кладбище у меня появилось немало, но все казалось мне несерьезным либо неправильным. И что делать дальше? Неожиданно я подумала, что возглавлять наш отдел должна была я, а не эта юная девица со своими крепкими связями.
У нее зарплата намного выше, а все делаю и отвечаю за работу, по сути, я. Девчонка, правда, не скупилась на премиальные – я получала намного больше, чем другие сотрудники отдела. Но все это было не то.
Решение денежной проблемы обрело четкие очертания – мне нужно место начальника отдела. Для начала. Хватит мне в "замах" ходить! Я улыбнулась, подумав, что это и есть подсказка от тети и бабушки. Петровна всегда говорила, что мне надо найти кого-нибудь, ведь женщине одной не справиться, это нехорошо и неправильно – женское одиночество. Но сейчас эту мысль я развивала несколько иначе. Пару дней на работе я осматривалась и составляла план действий, но мне требовалась некоторая подготовка. В нашем огромном коллективе я снискала прочную славу "синего чулка"; про меня кто-то пускал дурацкие слухи – раз
