Дневник плохой девчонки - Кристина Гудоните

Представила себе, как они сидят, прижавшись друг к другу, и он целует ее пальцы. По одному. От этой картины у меня заныло под ложечкой.

Решила дождаться, пока она выйдет, чтобы выяснить все до конца, собственными глазами ее увидеть и убедиться, что мне не почудилось. Прошел час, другой, прошло бесконечно много часов, минут и секунд, но мама так и не появилась. Стало прохладно, и я сходила за одеялом. Наконец свет в окне погас. Мама осталась там. Теперь уж точно все кончено… Я натянула одеяло на голову и поплелась домой…

Вот и все.

Доброй тебе ночи, милый дневник!

20 июня

Автобуса не было довольно долго, и, когда я добралась до Ратуши, Лаура уже меня ждала. Пока я ехала, она успела купить продукты по списку и готова была идти к своей бабульке, так что мы решили сначала сделать дело и получить вознаграждение, а потом смело гулять и радоваться жизни.

Мы шли по Пилес и лизали мороженое. Я спросила:

— Лаура, что бы ты делала, если бы узнала, что твоя мама влюбилась?

— Моя мама? Как это — влюбилась? Она же пока не в разводе.

— Ладно, пусть не твоя мама, на самом деле я не имела в виду твоих родителей. Что ты думаешь насчет мам вообще?

— A-а, вообще… Ну, раз они замуж выходят, значит, бывает, что и влюбляются… Хотя… Мне-то откуда знать? Нашла кого спрашивать…

— Не смейся, Лауруте. Можешь себе представить, как кто-то целует пальчики твоей маме?

— Да как-то не очень… Не видела такого.

Лаура уставилась на меня, явно ничего не понимая.

— А как ногти обкусывает? — безжалостно продолжала я.

— Ты спятила?

— Хотя, конечно, не всякая женщина может подарить своему другу такое наслаждение!

Лаура вытаращилась на меня так, будто в первый раз увидела привидение. (Во второй раз, известное дело, на него уже не очень интересно смотреть.)

— Ты совсем сдурела.

— М-м… — промычала я и выразительно повела глазами.

— Что означает это твое «м-м»? Ты что, хочешь сказать, твоей маме кто-то обкусывает ногти?

Я видела, что подруга умирает от любопытства, и потому решила еще немного ее подразнить. Потупилась, глубоко вдохнула, потом медленно выдохнула — и Лаура не вытерпела:

— Так скажешь или нет?

Я продолжала загадочно молчать.

— Послушай, Котринита (мексиканских сериалов насмотрелась!), не зли меня! Начала говорить — договаривай до конца.

Сжалившись над ней, я сказала:

— Ну ладно. Только поклянись, что никому ни слова!

— Само собой!

Дальше разговор шел примерно так:

— Моя мама — шлюха.

— Брось…

— У нее есть любовник.

— Да ты что…

— Он на восемь лет ее моложе.

— Ого.

— Наш сосед.

— Правда?

— Скрипач.

— Черт возьми!

Мы обе умолкли. Лаурино мороженое подтаяло, и она на ходу оставляла за собой ровные белые кружочки, прямо как в сказке про Ионукаса и Гритуте[5]. Если что — нас нетрудно было бы найти по этим следам!

— А ты откуда знаешь? — немного помолчав, спросила Лаура.

— Видела собственными глазами.

— Что видела? Как они… ну… это самое…

Такая уж она, Лаура, — не может, как нормальный человек, произнести слово «трахаются» (родительское влияние!), потому все время и блеет, как овца.

— Можно сказать, видела, — не поднимая глаз, проговорила я.

— Застрелиться!

— Вот именно.

— И как ты теперь будешь жить?

В Лаурином голосе я расслышала жалость, и у меня опять заныло под ложечкой. Дойдя до Кафедральной площади, мы сели на лавочку и стали смотреть, как вокруг катаются на роликах. Лаура вытащила сигарету.

— Собственно, может, и ничего страшного… Ведь у многих женщин есть и мужья, и любовники…

— Моя мама не из таких! — обозлилась я. — Кроме того, никакого мужа у нее нет.

— Это как раз плохо… — покачала головой Лаура.

— Почему?

— Потому что она свободна как ветер, и, значит, этот скрипач запросто может на ней жениться. Ты не думала, что вскоре у тебя появится новый папочка?

— Ну уж нет! Замуж она не выйдет.

— Ты-то почем знаешь?

— Если бы она это сделала, я бы ушла из дома!

Парочка на соседней скамейке с любопытством поглядывала в нашу сторону.

— И куда бы ты делась? — заинтересовалась подруга.

— Не знаю… Куда-нибудь уехала бы. В Америку, например, или еще дальше.

— Ага, размечталась… Он что, такой страшный, этот ее скрипач?

Что тут ответишь? Гвидас, конечно, не сказать чтобы очень страшный, скорее наоборот, но ведь не это главное. И зачем я вообще завела этот разговор…

— Не страшный, а ненормальный, раз как некрофил какой-нибудь со старухами связывается!

— Ну, это ты загнула! Не такая уж твоя мама старая. И к тому же очень красивая. Помнишь, что сказал Валентинас, когда увидел вас вместе?

— Если бы меня в принципе волновало хоть чье-нибудь мнение, то его мнение в этом списке было бы последним.

Лаура хихикнула и, не обращая внимания на мои слова, продолжала развивать тему:

— Никогда не забуду! Я тогда просто обхохоталась! Помнишь, как он, наш неподражаемый Валентинас, взял да и выдал: «Если бы пришлось выбирать, кого из вас клеить, я бы, дорогуша, выбрал твою мамулечку!» Ха-ха-ха! — заливалась моя лучшая подруга, словно какая-нибудь полоумная идиотка.

Я молчала, но это было затишье перед бурей. Лаура все не унималась:

— Да перестань ты! Видела бы сейчас свое лицо! Ну не злись!

Нет, я радоваться должна!

— Ты же знаешь Валентинаса… — ненаглядная моя Лауруте никак не могла заткнуться. — Он же настоящий бабник! И ни возраст, ни вес для него значения не имеют, лишь бы только…

Все. Мое терпение лопнуло, и я решительно поднялась.

— С меня хватит. Позвони, когда и тебе надоест.

У Лауры вытянулось лицо.

— Котрина, ну перестань! Я же просто пошутила…

— Деликатности у тебя не больше, чем у бульдозера, да и в твоем чувстве юмора я теперь глубоко сомневаюсь.

Повернулась и пошла. Лаура спрыгнула со скамейки и, прихватив тяжелую сумку с продуктами, поплелась за мной следом. Через десять шагов мы уже шли рядом, почти помирившись. Мы никогда надолго не ссоримся… За это я Лауру и люблю.

Когда мы пришли к бабульке, она еще спала, и мы решили ее не будить. Проторчали мы там в этот раз дольше, чем в прошлый, потому что Лауре надо было сварить старушке два яйца и отыскать в шкафу чистую ночную рубашку.

Пока Лаура трудилась, я тихонько бродила по гостиной и читала названия книг.

Их было очень много, особенно про театр и про актеров. Потом я вышла на балкон, посмотрела вниз, на улицу. У самого дома росла высокая береза, балкон тонул в ее густой листве, и, глядя на зеленые ветки, я подумала, что жить здесь, наверное, очень приятно…

Из бабулькиной спальни бесшумно выскользнула Лаура с большим выдвижным ящиком в руках.

— Ты что, мебель собралась переставлять? — спросила я.

Лаура еле слышно хихикнула и прошептала:

— Да нет, просто хотела показать тебе кое-что. Смотри! Ты когда-нибудь видела столько бабла сразу?

И в самом деле, такой кучи денег я сроду не видела! Ящик был доверху набит разными банкнотами: пачки, перехваченные белыми полосками, рассыпанные согни, двадцатки и десятки. Между бумажками виднелись монеты.

— С ума сойти! — еле выговорила я. — А почему она их здесь-то держит?

— Это ее ко-ше-лек, — засмеялась Лаура. — Когда приходит время со мной рассчитаться, она говорит: «Лауруте, возьми себе за работу двадцать литов из моего большого кошелька». Ну как? Красота?

— Спрашиваешь…

— Кстати, сегодня я тоже заработала двадцать литов.

Она взяла из ящика двадцатку и сунула в карман джинсов.

— Не волнуйся, все в порядке, мы так договорились.

Я вытянула из ящика сотню, стала внимательно изучать.

— Слушай, а может, они ненастоящие? Может, бабулька их подделывает?

— А может, ей просто тратить их не на что…

Я запустила в ящик обе руки, поворошила шуршащие бумажки.

— Скажи, дорогая Лауруте, у тебя никогда не появлялось желания взять отсюда больше двадцати литов? Она ведь все равно не заметила бы.

— Конечно, нет, — удивилась Лаура. — Мы ведь договорились об оплате.

Да, христианское воспитание со всякими там «не укради!» наложило неизгладимый отпечаток на Лаурино мировоззрение, и вряд ли здесь можно что-нибудь изменить, подумала я.

Бабулька так и не проснулась, и мы пошли в «Арку». Там, обнявшись как братья, сидели Винце с Гинце. Едва увидев меня. Винце закатил глаза и поинтересовался, как мне, типа, Валентинас в постели. Ну и дурак ты, Винце, разозлилась я, хотя всегда знала, что любой мужчина — куда большее трепло, чем любая женщина. Мы с Лаурой сели за другой столик и заказали чай. Ни пива, ни сидра мне все еще не хотелось — похоже, застряла на стадии очищения.