Бешеный Лис - Красницкий Евгений Сергеевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знает он… – ворчливо прогудел в бороду погостный боярин, отжимая намоченный в огуречном рассоле рукав рубахи. – На меня не донесут, а на кого другого…
– Да ладно тебе! – перебил дед. – Скажи-ка лучше, кто, по твоему разумению, на место Мономаха в Киеве сядет? В Турове разное болтают… По лествичному праву очередь на великое княжение у Ярослава Святославича Черниговского…
– Плюнь, Кирюха. Похерил Мономах лествичное право.
Федор Алексеевич как будто только сейчас заметил Мишку и, покосившись на него, вопросительно глянул на деда. Тот в ответ лишь равнодушно махнул ладонью: пусть, мол, сидит. Погостный боярин еще раз покосился на Корнеева внука, пожал плечами и продолжил:
– Помнишь, как семь лет назад наше войско за Дунай ходило?
– Чего ж тут помнить? – удивился дед. – Я и сам с сотней ходил. Добычи тогда набрали… До Царьграда совсем немного оставалось – и вдруг назад повернули.
– Вот-вот! – подхватил боярин Федор. – А почему повернули? – И, не дожидаясь дедовой реплики, сам же и ответил: – А потому, что император Комнин признал Мономаха равным себе. Царем признал!
– Значит, правда? А я думал: трепотня.
– А ты, Кирюха, не думай! Воинского дела я не знаю, – передразнил Федор деда. – Да, не знаю, зато кое-что другое знаю получше тебя! Так что слушай, Кирюха, и мотай на ус… И ты, Михайла… Усов у тебя пока нет… – Боярин обернулся к Мишке и ухмыльнулся. – Мотай на что найдется.
– Будет тебе, Федька! – Деду приятельская ухмылка явно не понравилась. – Если есть что, так выкладывай, нечего глумиться.
– Есть, Кирюшенька, еще как есть!
Федор Алексеич степенно расправил усы и, забыв, что сидит на лавке, откинулся назад, чуть не упав, но удержался рукой за край столешницы. Дед хихикнул, а его приятель, разом утратив наставническую величавость, заговорил спокойно, даже немного грустно:
– Цареградская империя одряхлела, кругом враги: половцы, турки, арабы, крестоносцы тоже, хоть и христиане. Внутри мятежи, заговоры. Законная династия пресеклась: после Мономахов трон незаконно захватили Диогены, их спихнули другие самозванцы – Комнины. Им, чтобы удержаться на троне, нужны две вещи: признание законными императорами и сильный союзник.
Владимир Мономах, потомок законной цареградской династии, правда по женской линии, сел в Киеве незаконно. Воинской силой и признанием киевского боярства. А тати, Кирюха, ты сам знаешь, имеют обыкновение в шайки сбиваться. Вот незаконные Комнины и сговорились с незаконным Мономахом. Он их признает и помогает, при нужде, воинской силой. Они его тоже признают, но не просто великим князем, а царем.
«Блин! Оказывается, в тысяча восемьсот семьдесят седьмом году мы не в первый раз от самого Константинополя назад повернули! Политика, тудыть ее…»
Кто царю наследует? Старший сын, и больше никто! – продолжал Федор Алексеич. – Все остальные князья становятся изгоями, все лишаются права когда-нибудь, в свою очередь, сесть на великий стол! – Погостный боярин навалился грудью на край стола и выкрикнул прямо в лицо деду: – ВСЕ! Есть царь, и есть его слуги, какого бы звания они ни были, хоть бы и князья! Ну что, Кирюха, согласятся остальные Рюриковичи на такое?
– С-сучий потрох… – прошипел дед. – Кровью умоемся…
– Не сразу, Кирюша, не сразу. На киевский великий стол после Мономаха сядет, как и положено старшему царевичу, Мстислав Владимирович Белгородский. Мономах его специально из Новгорода в Белгород пересадил – к власти приучает. Мстислав уже сейчас в Киеве времени больше проводит, чем в Белгороде. Помешать этому никто не сможет. Я тебе не зря рассказывал, как Мономах своих сыновей по княжествам рассадил. Они спина к спине вокруг Киева встали со всех сторон, кроме Чернигова.
– Но там же как раз Ярослав Святославич, – прервал дед, – его очередь на великое княжение…
– Его очередь, да не его сила! – недослушал возражения Федор. – Он не воин. Когда еще на муромско-рязанском княжении сидел, даже с дикой мордвой управиться не мог. Будет тихо сидеть в Чернигове и радоваться, что обратно в Муром не гонят!
– М-да, пожалуй, что и так… – согласно покачал головой дед. – А другие братья Мстиславу не подгадят?
– Пока нет. Во-первых, им важно киевское княжение за родом Мономашичей удержать. Во-вторых, у Мстислава за спиной Новгород. Он там сызмальства жил, его новгородцы любят и знают. Когда Святополк Изяславич дружка нашего Славку хотел в Новгород посадить, а Мстислава на Волынь, новгородцы бучу подняли и не отпустили Мстислава – поперек воли великого князя пошли! Понимаешь, Кирюха?
– Чего ж тут не понять? – С деда, так же как и с его приятеля, заметно сошел хмель, выглядел он серьезным и сосредоточенным. – Не первый раз киевский великий стол новгородскими мечами берется. Так и Владимир Святой великим князем стал, и Ярослав Мудрый…
– Так и Мстислав станет! Даже и не мечами новгородскими, а только угрозой их, – добавил Федор. – Не первый раз, это ты верно сказал, но в последний!
– В последний?
– Да, Кирюша. Новгород медленно, но верно от Киева отходит. Мстислав в Новгороде своего сына Всеволода вместо себя оставил, а тот, дурень, с новгородцами не ужился. Довел до того, что новгородские бояре к Мономаху с жалобой в Киев приехали. А Мономах с ними сурово поступил – те из бояр, кто крест на верность целовать отказался, в порубах[3] киевских сгнили. Одного только боярина Ставра жена Забава выручить сумела.
– Слыхал я эту сказку! – Дед скептически скривил лицо, отчего его и без того страшный шрам стал выглядеть и совсем уж жутко. – Брехня, не могло такого быть!
– Ну почему же брехня? Могла баба мужиком переодеться? Могла! Могла на скачках выиграть? Могла! Был бы конь резвый…
– Могла, могла… – согласно закивал дед, – а вот победить в поединке ратника из ближней княжьей дружины, да еще не одного, – ни в жизнь!
– Кирюш, бабы разные бывают. А в Новгороде, если не знаешь, суд и бабам поле[4] присуждает. В доспехе и с острым оружием!
– Все равно! – Дед пристукнул кулаком по столу. – У меня в Ратном тоже одна такая есть. Аленой зовут. Здорова – слов нет! Однажды корову из навозной ямы за задние ноги вытащила! Из лука бьет – хоть сейчас в строй ставь! Кулаками машет – лучше не подходи, насмерть уложить может. Однако же в настоящем поединке даже я, на одной ноге, ее одолею. Воин есть воин, а в ближней дружине великого князя слабаков нет.
– Но мужа-то она выручила!
– Да ублажила Мономаха по-бабьи, и весь сказ! Такую лихую бабу любому мужику… Гм… – Дед покосился на Мишку. – Лестно…
– Да, это верно… – Федор мечтательно завел глаза и посветлел лицом, видимо вспомнив что-то приятное. – Лихие бабы, они… – Боярин, так же как только что дед, покосился на Мишку и примолк.
«А сказка-то, если помните, сэр Майкл, до третьего тысячелетия дожила. Про Забаву Путятичну, победившую князя Владимира Красно Солнышко в конных состязаниях, побившую в поединке несколько дружинников зараз и перепившую на пиру самых крутых выпивох. Только вот «Владимир Красно Солнышко» – собирательный образ Владимира Мономаха и его прадеда – Владимира Святославича Святого, крестившего Русь. Эх, такую легенду лорд Корней опошлил!»
– Не сходится у тебя, Федька! – прервал Мишкины размышления дед. – То ты говоришь, что новгородцы за Мстислава горой стоять будут, то – что против сына его взбунтовались и наказание претерпели. Не сходится.
– Невнимательно слушаешь, Кирюха, я сказал: если не мечами новгородскими, то их угрозой. Ярослав Мудрый тоже с новгородцами разругался, но, когда понадобилось, сумел помириться. Мстислав не дурнее прадеда своего, даст Новгороду какие-нибудь льготы, еще чем-то ублажит… Он в Новгороде почти всю жизнь прожил, знает, чем новгородцев удоволить. Поэтому угроза есть, и никто из князей рисковать не решится – судьбу Святополка Окаянного повторять никому не охота.