Огонь души (ЛП) - Фанетти Сьюзен

Он презирал это. Они понятия не имели, над чем он смеялся, но были настолько приучены разделять эмоции королевской семьи, что ловили любой знак, который могли получить. Поскольку смеялся именно он, а не его отец, смех никогда не подхватывал весь двор. Через мгновение смешки стихли. По тому, какой была повисшая тишина, Леофрик понял, что когда он повернется к отцу, то встретит хмурый взгляд.

И так и было. Хмурились двое, обоих звали Эдрик.

— Не поделишься ли ты с нами шуткой? — спросил его брат, и Леофрику захотелось пнуть его под столом.

Эдрик был всего на четыре года старше Леофрика, но был послушным сыном, набожным и прилежным. Даже будучи маленьким мальчиком, он никогда не проказничал. И когда это делал Леофрик, именно Эдрик рассказывал обо всем отцу.

Их отец, зная, что на них все время смотрят, не одобрял проявления чувств на публике.

В такие минуты Леофрик скучал по матери. Королева смягчала все жесткие черты их отца. Она была скромной, милой и любящей, и в ее присутствии отец был лучшим человеком на свете. С тех пор как она умерла, король, хороший человек и великий правитель, превратился почти в камень.

— Прости меня, папа, — сказала Дреда. — Я рассказала Леофрику о щенках, которых видела сегодня во дворе, и заставила его рассмеяться.

Леофрик был совершенно ошеломлен. Она солгала ради него. Она интуитивно поняла, что заставило отца нахмуриться и как это исправить.

О, она была бы поистине великой королевой, если бы не забывала об этикете.

На людях они должны были обращаться друг к другу официально. Только между собой они могли использовать имена и неформальные обращения. Но единственной трещиной в камне, которым стал их отец, была Дреда. Его хмурый взгляд исчез, он улыбнулся. Как и Эдрик.

— Отличная история, мой свет. Но давай впредь воздержимся от подобных историй до конца трапезы, хорошо?

Она присела в своем кресле в подобии реверанса.

— Да, папа. Пожалуйста, прости меня.

— Конечно, прощаю.

Все вернулись к еде, и гул в комнате снова возобновился. Через мгновение Леофрик снова почувствовал, как кто-то тянет его за рукав, и наклонился.

— Отведешь меня к отцу Франциску после обеда? — прошептала Дреда.

— Зачем?

— Я сказала неправду. Что, если я умру ночью? Мне нужно исповедаться.

Маленькая девочка, которая хотела быть пиратом, крала крестьянскую одежду, ускользала от своей гувернантки и нарушала правила, боялась лжи, которую сказала, чтобы защитить брата. Он мог бы снова рассмеяться, если бы не искреннее беспокойство на ее лице.

Его захлестнула волна любви к сестре. Она была достаточно храброй, чтобы солгать, хоть грех этого так пугал ее.

— Ты не умрешь сегодня ночью, я обещаю. Ты проживешь долгую и прекрасную жизнь, полную приключений, это я тоже обещаю. И Бог не против лжи, сказанной, чтобы защитить другого человека. Это доброта, а Бог не наказывает доброту. Тебе не в чем исповедаться. Поверь мне.

Только если Дреда сама не захочет провести день в молитвах.

— Правда?

Он прижал руку к сердцу.

— Я торжественно клянусь.

— Тогда ладно, — она вздохнула и вернулась к своим баклажанам. — Жаль, что щенков на самом деле не было.

3

Четыре корабля — четыре великолепных красавца-скейда (прим. большой военный корабль викингов. Название означает «рассекающий воду»), построенных в год рождения Магни, еще для первого набега на запад и с тех пор каждое лето возвращавшихся домой с богатой добычей, были загружены и готовы к отплытию. На берегу воины завершали последние тренировки, готовясь этим утром отплыть в море.

Звуки стали и железа, ударяющихся о деревянные щиты, наполняли воздух, но эта тренировка была больше игрой, чем чем-то серьезным, заметила Астрид. Предвкушение отплытия, праздника, который должен был предшествовать ему, и набега, который должен был последовать за ним, поднимало настроение. Даже те, кто остался ждать в Гетланде, были полны радости и надежды. За три лета ни один налетчик не отправился в Валгаллу (прим. имеется в виду, не погиб в бою), и люди начали чувствовать себя неуязвимыми. Даже новички не боялись плыть в этот поход.

Астрид по-прежнему была обеспокоена, но она высказала свое мнение, и Леиф его услышал. Их приготовления стали более серьезными с тех пор, как она поговорила с ним на берегу, и в этом была его заслуга. Он говорил о чести и о Валгалле, и воины тренировались с большим усердием.

Но сегодня, когда солнце ярко сияло над сверкающей голубой водой, а скейды сверкали на пирсах, звон мечей, топоров и щитов превратился в хор торжества.

Вместо того чтобы поучаствовать в развлечении, Астрид бродила по берегу, наблюдая за своими Девами-защитницами, убеждая себя, что те, кто собирался пойти в море, был готов настолько, насколько она могла надеяться. С каждым последующим налетом на борту кораблей появлялось все больше женщин, и этот год не был исключением. Астрид была в какой-то степени ответственна за них всех — она определенно чувствовала это.

Молодые — да и опытные воины тоже, были изумлены, обнаружив, что с ними идет Око Бога. Бренна была не старше Астрид, но ее почитали выше всех живых и почти всех мертвых Дев-защитниц. Однако прошло уже много лет с тех пор, как она ходила в поход, и у Астрид были сомнения.

Она держала их, по большей части, при себе — и была этому рада, потому что Бренна была почти такой же подтянутой и подвижной, какой Астрид ее помнила. Наблюдая за ней сейчас, когда она тренировалась в паре с Вали, Астрид улыбнулась. Они сражались заточенными мечом и топором, но в их движениях, даже во взглядах было что-то любовное. Астрид спросила себя, сохранила ли Око Бога форму и в постельных сражениях со своим мужем.

Ольга подошла и встала рядом с Астрид. Сначала она просто наблюдала за тренировкой и ничего не говорила, ее глаза были обращены к мужу.

Леиф тренировался в паре с Яаном. Оба они были обнажены по пояс, как и большинство других мужчин, и Астрид старалась не смотреть на бывшего любовника. Яан был не только женат на огненноволосой целительнице Карлсы Фриде, но и вот-вот должен был стать отцом.

Эта новость привела Астрид в ярость, хотя и не по тем причинам, которые можно было бы предположить. Она не хотела ни мужа, ни ребенка, но ей очень нравился Яан, и не только из-за его тела. Он, казалось, не терпел слабостей. Ей было досадно, что теперь он, как и все остальные, был привязан к гнезду

Но он явно был доволен, и она решила, что тоже будет радоваться за него.

Ольга засмеялась.

— Ты еще не ступила на чужую землю, Астрид. Есть ли необходимость выглядеть так свирепо?

Она и не подозревала, что выглядит как-то особенно, но ее спокойное лицо не отличалось особой нежностью. Вместо того чтобы ответить на вопрос Ольги, она просто сказала:

— Мы должны быть готовы.

— Надеюсь, что мы готовы, поскольку вы отплываете уже с рассветом. Леиф сказал, что ты была чем-то озабочена? Это так?

Это было непохоже на Ольгу — вмешиваться в обсуждение подобных вопросов. Она не принадлежала к их народу и никогда до конца не понимала и не ценила их воинственные обычаи. Так что Ольга благоразумно полагалась на мужа и сосредоточивала свое внимание на вещах, которые она действительно понимала и ценила: на людях.

Астрид подозревала, что она спрашивает не о готовности к походу. Она спрашивала, вернется ли к ней ее муж, отец Магни — мальчика, который играл с друзьями во дворе перед залом, размахивая палкой и изображая воина.

— Леиф вернется, Ольга. За него я не беспокоюсь. Он силен, и Вали и он будут сражаться бок о бок с самыми сильными из нас.

Уголок рта Ольги приподнялся в благодарной улыбке.

— Но ты все еще обеспокоена. За остальных.

— Беспокойство — это не так уж плохо. Это путь к бдительности и осторожности. Это будет Великий набег. Возможно, самый великий.

Улыбка исчезла с лица Ольги, когда она обернулась и увидела, как ее муж опрокинул Яана на землю, а затем протянул руку, чтобы помочь своему другу подняться.