Профессор Криминале - Малькольм Брэдбери

Да, державный Криминале; но из какой державы он происходит? Мнилось — отовсюду и ниоткуда. Он знает всех, его все знают; он — профессор Криминале. Но задайтесь вопросами: где его родина? на чьи деньги он кормится? почему так роскошествует? к какой организации приписан? — и ответов вы не сыщете. Расплывчатое кочевое существо: европейский интеллектуал. Возьмем хоть год и место рождения. В зависимости от справочника, к которому вы обратитесь, даты будут различны: 1921, 1926, 1929. Один источник («Словарь новейшей философии») укажет вам, что Криминале выходец из Литвы; другой (журнал «Рампартс») — что из Молдавии. Теперешнее гражданство — то венгерское, то германское, то австрийское, то болгарское, а то и вовсе американское. Есть и другие серьезные разночтения. К примеру, энный выпуск «Современной герменевтики» характеризует его как жесткого марксиста, а «Критический процесс» — как диссидента и ревизиониста, побывавшего в заключении (где именно?). Его труды издавались в городах с полярными идеологиями: в Будапеште, Москве, Штутгарте, Нью-Йорке. Добравшись до «Нового мира» за такой-то месяц такого-то года и обнаружив в нем статью Криминале о соцреализме, вы доберетесь и до «Нью-Йорк тайме» за тот же месяц того же года и обнаружите там статью Криминале о «кулинарной прозе». Словом, чем упорней вы силитесь проникнуть в тайну его личности, тем плотнее туман, эту личность окутывающий.

Звонок в лондонское издательство, печатавшее Криминале по-английски, тоже ничего не дал. На расспросы об их всемирно известном авторе, об их супердоходном клиенте девушка из пресс-бюро (звали ее, естественно, Фиона) отвечала уклончиво. Криминале — темная лошадка вроде Сэлинджера или Пинчона, заявила она и вспомнила дежурную издательскую шутку («Чем Басло Криминале отличается от Господа Бога? — тем, что Господь все время и повсюду пребывает, а Криминале вовремя и отовсюду удирает»), которая меня не рассмешила. Спасибо Роджеру Скрэтону он и на сей раз указал мне верную дорогу. В тексте Скрэтон почти не касался жизненных реалий, но в список использованной литературы включил критическую биографию светоча, написанную — увы, по-немецки — неким профессором Венского университета Отто Кодичилом. По моему наущению Роз повисла на телефоне, и скоро затребованный ею томик с оказией прибыл из Австрии. Телевизионщики, доложу я вам, ни перед чем не останавливаются; при нужде они горы свернут — за ближайшие недели и месяцы я в этом убедился. Если честно, в немецком я слабоват, но кое-что вроде бы понимаю, особенно под влиянием алкоголя или луны. В полупьяном виде даже философию способен читать. Автор привезенной из Вены тощей книженции в бурой бумажной обложке пользовался языком намеренно вычурным, философски насыщенным. В основном речь шла об идеях Криминале — по большей части Кодичил относился к ним с явной антипатией. Однако природная смекалка, немецко-английский словарь и блиц-консультации с Роз, которая в прошлом посещала курсы, но мало чему выучилась, помогли мне соскрести напластования идей и восстановить краткую, связную цепочку дат и топонимов.

По Кодичилу (а он утверждает, что его герой оказывал ему посильную помощь в работе, несмотря на то, что книга обещала быть весьма и весьма нелицеприятной), Криминале родился не в Литве и не в Молдавии. Родился он в 1927 году в Велико-Тырнове. Обложившись атласами и географическими словарями, я выяснил, что это за Велико-Тырново: древняя столица Болгарии, знаменитая своими старым университетом и монастырями, аистами и фресками, крепостью и реликтовыми торговыми палатами в арабском стиле. Город возник близ реки Дунай, на сплетении торговых путей, ведущих с Востока на Запад (и с Запада на Восток, конечно), а сейчас считается крупнейшим научным центром. Любопытна и указанная Кодичилом дата рождения, 1927 год: выходит, Криминале достиг студенческого возраста в самом конце второй мировой. Как раз в это время Георгий Димитров, к чьему мавзолею на центральной площади Софии в мрачную эпоху холодной войны стремились потоки паломников (теперь-то задули ветры перемен, усыпальница, вероятно, вычищена и используется в коммерческих целях — скорей всего, ее приспособили под «Макдональдс»), — Димитров, как говорится, «освободил Болгарию для русских». А значит, в этом краю розового масла и изысканных росписей (но и отравленных зонтиков, впрочем) вольная, пытливая натура не должна была прийтись ко двору. Словом, по мере того как надвигался Сталин, хитрый Криминале, кажется, отодвигался, хоть и неизвестно, куда именно он успел отодвинуться.

Известно одно (и то благодаря Кодичилу): в послевоенные годы Криминале грыз гранит науки — вперемешку с хлебом изгнания. В Берлине грыз философию (в каком из двух Берлинов, он не уточнял). В Вене грыз педагогику; долго ли, коротко ли — венский биограф счел нужным умолчать. В Москве грыз политологию — похоже, отсюда его пресловутый марксизм. Эстетику же грыз, напротив, в Гарварде — похоже, отсюда его разногласия с марксизмом. Моему дилетантскому взгляду образ жизни Б. К. представлялся переусложненным; а уж в тех, кого Лавиния называла «возлюбленными», я и вовсе заплутал. По-видимому, Криминале был женат не менее трех раз (в Праге, Будапеште и Москве) — а разводился, по-видимому, лишь однажды; пусть для него это была элементарная арифметика, но для меня-то — непостижимая алгебра! Послужной список — принцип тот же: переезды из города в город, из страны в страну, фактические разночтения. Криминале занимал должности (хронологический порядок нарушен): доцента университета им. Лоранда Этвеша (Будапешт); завлита Народного театра (Вроцлав); газетного арт-обозревателя (Лейпциг). Попутно он умудрился ввязаться в свару с Хайдеггером, врасплох атаковать Адорно, тщательно ревизовать Маркса. Каждому из этих сюжетов Кодичил посвятил множество едких страниц, однако читать их было муторно, усваивать — нелегко, тронуть ими суровую душу Лавинии, если таковая душа вообще существует, — попросту невозможно.

Я надеялся, что с момента, когда Криминале начнет набирать известность, картина станет яснее. Вынужден вас огорчить: не стала. Б. К. удостоили членства сразу несколько академий; он выступал на конгрессах, посвященных разнообразнейшим темам — от мира во всем мире до авангардного кино; его кооптировали в оргкомитет международных писательских союзов «прогрессивной ориентации». Именно тогда он принялся колесить по миру, познакомился с Сартром и Симоной де Бовуар, был представлен Кастро и вдове Мао. На него посыпались многоязыкие премии — за достижения в области философии, экономики, художественной литературы. Порой то или иное правительство предлагало ему высокий пост, раз даже портфель министра; он неизменно отказывался. Без сомнения, он предпочитал портфелю письменный стол, и его книги и статьи, кое-где запрещавшиеся, все равно прорывались на свет в самых неожиданных местах. Кодичил, чья биография Криминале издана за четыре года до падения Берлинской стены, пишет, что некоторые рукописи до сих пор-де «дожидаются лучших времен». Запад корил его за излишнюю радикальность, в марксистских логовах шельмовали за вольномыслие, но в итоге репутация Криминале только укреплялась. На лекциях яблоку негде было упасть; посыпались приглашения зарубежных университетов. Он выступал в Болонье, читал курс в Йейле, срывал аншлаги в Бразилии, заработал почетную степень в Токио. Невозбранно критиковал все и всякие политические системы — но и наставлял Вальтера Ульбрихта в вопросах прав человека, а Николае Чаушеску в вопросах архитектуры; эти два эпизода резко диссонируют с его теперешним имиджем.

Так Криминале шел к мировой славе; его имя, его труды проникали в самые дальние уголки планеты. По количеству проданных экземпляров он, говорят, опередил Ленина — в СССР, Конфуция — в Китае, Жаклин Сьюзен — в США. В конце 70-х, когда идеологические контры приутихли и позиции левых сил пошатнулись, Криминале нисколько не утратил влияния — напротив. Повсюду разъезжал, со всеми беседовал. Если человечеству (ну, или какому-нибудь философскому конгрессу) требовался прогрессивный марксист или синтетический материалист-субъективист-деконструктивист, человечество тащилось на поклон к Криминале. Он пересекал границы с такой легкостью, точно границы давно отменены; его книги проникали за железный занавес и обратно, точно занавеса и не было никогда. Он стал искусником академических регламентов, виртуозом пленарных заседаний. Консультантом крупнейших международных организаций — Комкона и ЮНЕСКО, комитета по Сталинским премиям мира и комитета по Нобелевским премиям мира, Всемирного банка и Европейского сообщества. Другом президентов. Отдыхал на море с Горбачевым, посещал оперу с Миттераном, играл в гольф с Рейганом, пил пиво с Хельмутом Колем, поглощал чай и хлебцы с Маргарет Тэтчер. В Станфордском университете на его узкоспециальную лекцию о фракталах Мандельброта нежданно явились три тысячи слушателей. Что ни день, он получал почетную степень или иной знак отличия; фамилию «Криминале» уже употребляли как синоним слова «знаменитость». Вчера фотограф щелкает его в Большом театре рядом с Шеварднадзе, сегодня — на Браун-дерби рядом с Мадонной, а завтра — на палубе дизельной яхты, принадлежащей некоему итальянскому плейбою: аргонавтский кепарик, гологрудая нимфа под мышкой, эгейское небо над головой.