Станешь моей? (СИ) - Чер Алекс

Теперь залив кишит смертельно опасными иглокожими. А плавать можно только прыгая или спускаясь в воду со скалы. Там, со стороны океана, в скале, с которой каждый день ныряю я, даже вырублены ступеньки.

«А вот и врачи!» – опускаю я Еву на каталку. И стою рядом, держа за руку, пока ей вводят противоядие, закрывают лицо нагнетателем воздуха. Или чем? Понятия не имею как тут у них всё называется. Но только когда врач кивает мне, что всё будет в порядке, замечаю Аниту, которую колотит нервная дрожь. Удивила! Я думал она рванула назад от страха. А она действительно побежала за помощью.

– Ты молодец, – глажу я её по курчавой голове, прижимая к себе. – Не волнуйся, с ней всё будет хорошо.

И только теперь, когда девчонка начинает всхлипывать на моём плече, вспоминаю, что я в одних мокрых шортах. Девушки из своих комнат на шум высыпали почти все. А у меня на груди татуировка, которой нет у Эвана. Вернее, она есть, но как бы мастер ни старался, рисунки получились разные. Поэтому Эв никогда не подменяет меня там, где надо совсем раздеваться.

Поэтому и орёт, едва я возвращаюсь в свою комнату.

– Ты вообще в своём уме? – бегает он перед мониторами, тыкая в них пальцами. – Это же Ева, да? Ева? Какого хера ты к ней полез?

– Должен был бросить её на берегу? – лениво натягиваю я домашние штаны, вспоминая её губы. Бесконечную долю секунды я даже смотрел на них, приоткрытые, шелковистые, влажные, прежде чем накрыть своим ртом. А ещё они пахли свежим огурцом.

– Ты же знаешь прекрасно, что берег тоже просматривается с камер. И даже над морем летают дроны. Её и без тебя бы спасли, – брызжет он слюной.

– Эйв, мы завтра поехали бы в аквапарк, и она познакомилась бы со мной там. Что это изменило? – натягиваю я футболку.

– Не поехала бы она завтра ни в какой аквапарк. Я пригласил её на обед.

«Что?!» – замираю я, не просунув голову в горловину.

– Что ты сказал?! – словно из ледяной воды выныриваю из глубин мягкой ткани.

– Девчонка – моя! – падает он в жалобно скрипнувший стул. – И не смей к ней приближаться. Надеюсь, она там в темноте тебя не особо рассмотрела. Но в лазарете чтобы я тебя не видел.

– А когда ты собирался сказать мне, что ты пригласил её на обед? – игнорирую я всё остальное.

– Уже сказал, – щёлкает он мышью и разворачивает ко мне монитор. – И она ответила: «Да». Когда ты был немножко занят, – гаденько улыбается он.

«Да». «Да». «Да», – раз за разом показывает мне экран зацикленное изображение, где мой Котёнок поворачивается в камеру и произносит всего одно слово: «Да».

И сальный, похотливый, омерзительный взгляд Эвана, аж приоткрывшего рот от вожделения, хочется потушить с ноги. Но я только отталкиваю его ногой вместе со стулом.

– Как скажешь, – равнодушно открываю ящик стола, в котором мне якобы что-то срочно понадобилось.

– Ты охренел что ли? – возмущается Эван, врезавшись в стену.

– Что? – демонстративно втыкаю я в уши наушники и включаю плеер, что нахожу в столе. Прицепляю его на штаны. И, развернув стул, за спинку вывожу из комнаты. Вместе с братом. Которого стряхиваю с сиденья за дверью на пол как мусор.

– Дам! – подскакивает он. – Что ты себе…

«Прости, ничего не слышу», – показываю ему жестами и захлопываю у него перед носом дверь.

Да хер ты угадал, урод! Ещё посмотрим кто кого. И тебя ли она выберет.

Глава 9. Ева

– С добрым утром, красавица! – слышу я мужской голос и ещё какой-то звук.

И сначала даже сквозь закрытые веки меня ослепляет солнечный свет. А потом я понимаю, что это был звук раздёргиваемых штор.

– Хотя скажу тебе по секрету: уже обед, – садится он на мою кровать.

– Привет, Адам! – подтягиваясь к изголовью, я судорожно поправляю волосы, одеяло, больничную рубаху, в которую меня нарядили. Тру глаза.

И не могу сказать, что я не рада его видеть, но что-то не так. Что-то катастрофически не так в том, как он меня разбудил, пришёл, сел.

Никто не любит посетителей в больницах. И ладно, когда приходят родные. Но когда это парень, которому я должна понравиться, свинство с его стороны заявляться вот так. Когда я ненакрашенная, заспанная, лохматая, с нечищеными зубами, с помятым лицом. А он – в костюме с иголочки, источает свежесть и какой-то мужественный аромат, с которым он слегка перестарался.

– И раз это обещанный мне обед, то вот он я. А вот и всё остальное, – щелкает он пальцами.

И по его щелчку в палату вносят столики с едой. Вазу с цветами. Шары с лентами. Накрахмаленные салфетки. Ведёрко с шампанским. И что-то благоухающее, хотя возможно эти новые запахи доносятся из открытого настежь окна, а может, от тарелок с едой, с которых снимают блестящие металлические колпаки.

«То есть то, что я чуть не умерла меня никак не оправдывает? Я обещала обед. Я должна любой ценой выполнить своё обещание? Вот урод! И что вообще происходит?»

– С Днём Рождения? – с недоумением читаю я на повешенной на стене растяжке. И ещё больше удивляюсь, когда рядом со мной на стул сажают большого белого плюшевого медведя с красным бантом, видимо, в качестве подарка.

А потом вся эта ватага официантов, поваров и слуг в мгновенье ока исчезает по ещё одному его недовольному щелчку. И мы остаёмся одни.

– Да, не каждому удаётся выжить, получив порцию яда токсопнеустеса. Так что можно с уверенностью сказать, что ты сегодня заново родилась, – сам разливает он шампанское и подаёт мне бокал. – С днём рождения, Ева!

– Спасибо, конечно, – кривлюсь я, неожиданно снова став именинницей. Я и раз в год этот день с трудом выдерживаю, а тут второй. – Но врач сказал, что это был маленький токсопнеустес, и моей жизни ничего не угрожало.

– Но это же не значит, что мы не можем отпраздновать, – одаривает он стену улыбкой, расхаживая по комнате.

И словно не замечая моих недовольных ужимок, красуется, рисуется и любуется исключительно собой. Чем обескураживает меня ещё больше.

Даже не тем, что в этого напыщенного павлина все влюбляются без памяти, а тем, что это он вынес меня с пляжа на руках. Не отдавал распоряжения, не звонил «911», а просто взял и спас. А потом…

Но он не даёт мне даже додумать, не то что сказать.

– Ева, – усмехается он, сделав глоток. – Ты не находишь это символичным?

– Адам и Ева? – провожаю я его глазами до окна.

– Хм, какой волшебный вид. Определённо, это крыло надо переделать под что-нибудь другое. И полуденное солнце не жарит. Ты ешь, ешь, не стесняйся, – поворачивается он ко мне. А потом присаживается на подоконник. Весь такой дорогой, элегантный и пренебрежительно-вальяжный, что я его совсем-совсем не узнаю.

На первой встрече он был как облизывающийся кот, следящий за птичками в клетке. Такой весь соблазнительно-приторный, любезно-деликатный. Но наглый, хитрый, коварный.

На пляже с мокрыми волосами, липнувшими ко лбу – искренним, взволнованным, испуганным соседским мальчишкой, который хотел только одного: чтобы я жила. Он нёс меня на руках и подбадривал, заставляя верить, что всё будет хорошо.

На цыпочках придя ко мне с утра, он был нежным. До дрожи волнующим. Хотя всего лишь убрал мои волосы со лба. Поцеловал как маленькую. Даже не поцеловал – тронул губами лоб, словно проверил температуру. Закусив губу, походил по палате, пока я следила за ним из-под прикрытых век. Но он заметил, улыбнулся, укрыл меня одеялом до самого подбородка, погладил пальцем по щеке и, не сказав ни слова, ушёл.

А сейчас это был словно четвёртый человек. У которого есть власть, деньги, слуги. И со всем этим он особо не церемонится.

«Кто ты, Адам?» – растерянно качаю я головой, разглядывая его.

И тут же поспешно опускаю глаза в тарелку, чтобы это не показалось ему подозрительным.

– Очень вкусно, – пробую я куриный бульон. И решив, что, если начну жеманничать, всё унесут и останусь до вечера голодной, просто ем.

– Я рад. Ты обедай, а я пока расскажу тебе одну историю, – отхлёбывает он шампанское и закидывает ногу на ногу.