Сладкое лето - Мэрилин Герр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, от этого больно. Я понимаю, что вы чувствуете, Эбби, хотя вы и не живете продажей своих картин. Но я же вижу, что вы вкладываете в них сердце и душу. И если пока еще ваши работы не оценены по достоинству, то мы-то с вами знаем им цену.
Коснувшись рукой подбородка Эбби, он улыбнулся. Его присутствие помогало ей восстановить уверенность в себе.
– Спасибо, что поддержали, Кайл. Нужно не забыть заказать вам ленту героя. Может быть, позавтракаете?
– Нет, спасибо. Этель накормила меня вафлями.
– Тогда давайте грузиться. Помните, что сами вызвались, – сказала она, показав на гостиную, полную вещей.
После бесконечных мотаний от машины к дому Эбби перечитала свой список.
– Рамы на деревянных гвоздях, скобки, пакет с деревянными крючками, дрель и гвоздодер, ящик с мелками и пастелью, два складных стула, завтрак.
Она перечитала названия всех картин.
– Проверьте как следует, леди, – сказал Кайл.
На плечи Эбби был накинут свитер с орнаментом. Кайлу нравилось, как трикотаж облегает изгибы ее фигуры…
Грудь его напряглась. Как и другие части тела. «Осторожно, – предупредил он себя. – Ты приехал сюда на уик-энд, чтобы слегка развлечься. Никаких эмоциональных затрат».
Он всегда считал, что женщин надо вести в кровать, а не к алтарю. Но Эбби Мартин рушила его цинизм. Очаровательная, яркая, она проникала в его мысли, как призрак, для которого не существует барьеров. Когда он летел в Феникс и смотрел в окно самолета на пушистые облака, то не мог отогнать от себя мысли о ее шелковой коже, о мягких розовых губах… Каковы они на вкус? Опасные мысли, независимо от того, где они возникают: высоко в небе или на земле. Особенно на земле, ведь там он может действовать, повинуясь импульсу.
Что еще тревожнее, Кайл чувствовал желание защищать ее от любых невзгод. Что это на него нашло? Черт побери, так она его и к алтарю отведет, если он не будет осторожным.
Кайл слушал, как подпрыгивает в машине груз, когда они пробирались по проселочной дороге.
– Как вы думаете, Рембрандт начинал так?
– Нет, не так. У Рембрандта не было машины, чтобы перевозить свои картины.
У здания художественной выставки высокая важная дама провела их к месту стоянки.
– Только на время, пока вы разгрузите машину, – сказала она Кайлу.
Эбби отвели на выставке двадцать футов площади. Кайл повесил две большие рамы и закрепил их металлическими скобками.
– Лучшего дня для открытия не придумаешь, – сказал он, глядя на безоблачное небо.
Эбби вставила металлические крючки в рамы.
– Поверьте, я вам очень благодарна. То, что мы сейчас делаем, трудно считать веселым занятием.
Он протянул два рисунка, чтобы Эбби повесила их.
– А что вы считаете веселым занятием?
Заметив в его глазах веселые искорки, она покраснела.
– Во всяком случае, не это. Нам надо повесить все эти картины раньше, чем появятся покупатели. Дайте мне еще два рисунка, пожалуйста.
– Пожалуйста, мадам.
«Продолжай шутить, – приказал он себе, – и не смотри на эти ее изгибы. Они опаснее, чем сельская дорога с ухабами». Рисунок ее мягких губ, соблазнительная шея – там, где она переходит в плечи, – круглые груди, тонкая талия…
– Еще пару, пожалуйста!
Что ж, подготовка к художественному шоу отвлечет его внимание от сексуальных очертаний Эбби Мартин. Это ему очень нужно.
– Ну вот и все. Как вы думаете, Кайл, мы хорошо их разместили?
– По-моему, прекрасно. Восемьдесят процентов успеха – это маркетинг. Я пока тут произведу кое-какую разведку и потом доложу вам.
Она взяла его за руку:
– Спасибо большое за помощь. Насколько же все легче при помощи пары сильных рук.
Кайл поиграл мускулами.
– Обычно я беру за это деньги. Для вас, леди, бесплатно.
Она знала, что он валяет дурака. Но слава Богу, что ему незаметно, как часто бьется ее сердце. Эбби так хотелось погладить эти сильные бицепсы. Каждый из них. Стереть поцелуями усмешку с его лица и сделать так, чтобы он возбудился так же, как она сама.
Но Кайл здесь всего лишь на неделю. Беззаботную, ничем не обременительную неделю, напомнила она себе и поклялась держать свои эмоции в узде.
– А вот идет ваш первый покупатель, Эбби. Постарайтесь выглядеть чуточку сумасшедшей. От художника этого ждут.
Она засмеялась.
Он вернулся через полчаса, жуя соленый кренделек.
– Поздравляю. Вы здесь лучше всех.
– Уверены, что говорите это без предвзятости?
– Может быть, чуть-чуть. Принес вам свежих крендельков.
– Вы не забыли? Дорога к моему сердцу вымощена крендельками.
– Ну как дела?
– Продала один набросок пастелью. Стоил меньше, чем мой входной билет. Она осторожно сняла с кренделька крупицы соли.
– Надеюсь, вас это не обескуражило? – В его глазах была забота и поддержка.
– Пока еще рано. Но вообще-то есть немножко, – улыбнулась она.
– Помните, моя красавица, что у вас хорошие работы. Вам просто надо дождаться своего покупателя. Вот и все. – Он с радостью скупил бы сам все ее работы, но понимал, что таким образом не поддержит ее угасающую уверенность в себе.
– Вы принесли с собой камеру, – напомнила она, откусывая кусочек.
– Да, подумал, может, сниму пару старых зданий. Или изучу лицо Ланкастера. Кто знает? Может, книгу выпущу. Или статью для журнала.
– Прекрасная мысль. Но о Ланкастере уже сто раз писали.
Он усмехнулся:
– Ну не я же.
Он отправился вниз по Норт-Куин-стрит. Она смотрела ему вслед. На его загорелой шее висели 35-миллиметровая камера и несколько странных объективов. С плеча свисал кожаный кофр с запасными пленками.
Но внимание Эбби было сосредоточено отнюдь не на камерах.
Он вышел на солнце, и его темные волосы засверкали медью. На нем были зеленая футболка и шорты. Мужчина, на сто процентов мужчина, подумала Эбби. Гордый, сильный, состоящий из сплошных мускулов. Но не ее тип. К тому же она для него всего лишь недельное развлечение. Эбби подавила вздох.
Кайл с удовольствием разминал ноги. Он отправился как следует посмотреть Ланкастер – город узких улочек, старинных церквей, отменной еды. Через два часа он вернулся на выставку.
Эбби чувствовала себя удовлетворенной. Она продала два пейзажа среднего размера. Но на портреты покупателя пока не нашлось. Ее предупреждали более опытные художники: «Хочешь продавать свои работы в Ланкастере? Рисуй старые здания и природу – акварелью. Лицо? Маслом? Забудь об этом, особенно если это не чьи-то родственники».
Эбби рисовала портреты, потому что ей это нравилось. Эти лица говорили о горе, радости, экстазе, усталости, страхе. Говорили о перенесенном, отвечали душевным порывам Эбби.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});